Седьмая Луна. Декамерон 2 - Андрей Коробов

больше.

— Ты мразь, — обращался он тихо к патологоанатому. — Ты не заслуживаешь жить.

Он убьёт его. Просто обязан сделать это, раз до сих пор никто так и не сумел остановить его, пресечь Зло, в нём воплощённое.

Но это потом. Всё потом. Перво-наперво Альдред был должен освободиться от пут. А затем — упрочить свои шансы на возмездие и побег с островной тюрьмы.

По полу зашлёпали взмокшие ноги Флэя. Он кряхтел и надрывался, подталкивая себя к ещё горевшему очагу. Только огонь мог помочь ему, но какой ценой? Жар стал понемногу пронизывать всё тело ренегата.

Ещё молодой. Пока что гибкий. Альдред вытянул за себя руки, выставив их прямо под пламя. Начал мерно опускать. Кожу пекло невыносимо — сначала красная, постепенно она начала запекаться, пузыриться. Влага в ней зашипела, о чем свидетельствовала боль. Кровь кипела. Но чего не сделаешь ради выживания. Огонь лизал верёвки, нарушая целостность её сплетений.

Дезертир терпел, как мог. Но все равно то рыдал, то ухал, то гнусавил, то исходил соплями, то стонал. Сам поверить не мог, что пошёл на такой шаг. Это было попросту невыносимо. Непередаваемые мучения, в сравнение с которыми мало что шло. Боль под стать этой Альдред ещё попросту не знал. Но понимал, почему приговорённые к аутодафе орали так надрывно.

Из последних сил он расставлял руки в стороны, помогая пламени. В какой-то момент путы разошлись и попадали вразнобой. Флэй оттолкнулся от земли ногами, рухнул всем телом на холодный пол. Застонал, отчаянно пытался зачерпнуть ещё воздуха.

Руки не переставали болеть. По крайней мере, он ещё был в состоянии пошевелить ими. Правда, кожу стянуло, что мешало двигать, как прежде. Не теряя времени, Альдред поднялся, кряхтя. Стал красться к тому месту, где очкарик раскуривал дурман.

Обожжённые пальцы нащупали стол. Заскользили по нему, пока не обнаружили набор курильщика. Это не то. Всё бесполезно. Кожей Флэй почувствовал бумагу. Конверт. С письмом. Тоже бессмыслица. Но тут указательный нащупал некий острый предмет. Ренегат взвизгнул от боли, как девчонка: ещё не хватало порезаться.

Беглец одёрнул руку, а после нащупал находку в темноте. Судя по очертаниям, это был нож. Всего-навсего никчёмный перочинный ножик. Но и им при должной сноровке легко угробить человека.

Стиснув зубы, Альдред приложил усилие и таки вытянул его из деревянного обшарпанного стола. При обратном движении руки предатель чуть было не рухнул на пол опять, запутавшись в ногах. Обошлось. Ренегат перевёл дух, потихоньку уверяясь в том, что для него ещё не всё потеряно.

Эта мысль грела ему душу. Сгорбленный, как безобразный обитатель Недр, он прокрался к двери, тихонько отворил её и выскользнул из тёмной комнаты. На свет.

Глаз правый зажмурен — и только левый указывал путь, рисуя в голове пространство. Дезертир очутился посреди коридора, попав под прямой обстрел солнечных лучей. Близился закат.

Пятки у него жгло, стопы намекали, что пора уносить ноги. Ренегат был бы только рад, но ему не давал покоя один факт: его вещи куда-то запропастились. Для начала их не помешало бы найти. Хотя бы просто билет в будущее — сытое и безоблачное.

Альдред приоткрыл дверь в неназванное помещение снова, пустив солнце внутрь, но нет. Всё-таки пожитков там не оказалось.

Вдоль коридора тянулась вереница дверей, и Флэй сновал между ними, крутясь, как белка в колесе. Многие из них оказались на замке. А в некоторых его телодвижения даже подняли переполох: внутри Учёный запер гулей, попросту бросив умирать. Ему поддалась только парочка дверей. За ними располагались кабинеты, некогда принадлежавшие управлению «Железного Савана».

Как раз в первом из них Альдред и обнаружил свою сумку. Мигом подбежал и открыл её, стал рыться внутри.

Очкарик потрошил не только людей, оказывается. По крайней мере, бумаги оставались на месте. Видать, их он попросту не нащупал: затерялись в складках подкладки. Про обмундирование и стилет Флэю стоило забыть совсем, как ни прискорбно: маньяк запрятал их где-то ещё, и впопыхах не разобраться было, где.

— И на том спасибо, мразь, — проворчал ренегат, взваливая сумку на плечо.

За время напрасного путешествия по Саргузам дезертир успел свыкнуться с переносимыми тяжестями и тяготами. Сейчас же он носил будто воздух. Отыскав, что хотел, Альдред выпорхнул из кабинета и побежал по коридору в сторону лестницы.

Едва он спустился по ней на этаж пониже, перед ним открылся «Железный Саван» во всей красе. Тюрьма являла собой пятиуровневый паноптикон, чьи масштабы поистине будоражили рассудок.

Флэй подошёл к краю и наклонил голову за железные перила. Сразу стало не по себе. Ведь с такой высоты долго падать, ещё и расшибёшься легко в лепёшку при приземлении. Хотя это пустяки в сравнении с тем, что творилось на первом уровне здания. В полумраке ренегат различал сотни белёсых огоньков, что были обращены… на него. Это были упыри. Гули тянули руки к нему, верещали и клекотали, учуяв добычу.

Иными словами, путь вниз был отрезан. По мосту беглецу удрать в Город не выйдет. Следовало найти иной путь. Альдред не питал иллюзий, это не заключённые, числившиеся в «Железном Саване». Людоеды пришли сюда по затопляемым мостам. Буквально только что. Шум породили механизмы. А ведь кто-то их запустил…

«Сдаётся мне, я не единственный пациент у патологоанатома. От поветрия ублюдок только выиграл. Никому нет дела до пропажи горожан, когда по Саргузам нарезают круги орды заражённых. И раз уж в тюрьму чума тоже явилась, Учёный разгулялся не на шутку», — рассуждал Альдред про себя.

Мыслил предатель в правильном ключе. И Руджеро Форленца спешил подтвердить его догадки.

В противоположном крыле пятого уровня показался неизвестный. Он бежал, что было мочи, с верхнего этажа. Мычал и ревел, будто раздражённый бык. Нечленораздельно. Будто ему отрубили язык. Ничего удивительного, хоть и мерзко: всё-таки Учёный и не такое проворачивал с жертвами.

Это был мужчина средних лет. В одних штанах, с перевязанными конечностями, прямо как ренегат. Рукой вцепился в бок. Туда его ранил очкарик. Бедолага истекал кровью и успел весь в ней перемазаться. При попадании в поле зрения Альдреда он чуть замедлился, сгорбился и начал ковылять прочь, куда глаза глядят.

Беглец имел неосторожность посмотреть на лицо своего брата по несчастью. Увы, его попросту не было больше. Учёный срезал с него кожу по самый кадык, явив безобразие человеческой плоти Равновесному Миру. Веки — и те выдрал, так что глаза раскраснелись от воспаления капилляров, ловили пыль и бешено метались из стороны в сторону. Бедняга уже не жилец.

Альдред закашлялся. Одновременно с тем ему захотелось срыгнуть