Ленин. Жизнь и смерть - Роберт Пейн

Ленин питал к Эссен особую симпатию. Он постоянно упоминал ее имя в своих письмах, а иногда посылал с поручениями на важные переговоры. Однажды он направил ее в Париж. Там она должна была встретиться с Луначарским, Богдановым и Ольминским, чтобы обсудить план издания новой газеты. Естественно, она попросила Ленина назвать достопримечательности, которые ей следовало бы посмотреть в Париже, и он, что было совершенно в его духе, посоветовал ей прежде всего отправиться на кладбище Пер-Лашез к «Стене коммунаров», после чего побывать в Музее Французской революции и в Музее восковых фигур Гравена. Бывая в Париже, Ленин всегда посещал «Стену коммунаров». Он считал, что знамя Парижской Коммуны должно стать знаменем мировой республики, — эту знаменательную фразу он написал в своем черновике к какому-то выступлению, но потом вычеркнул. Тем не менее это свидетельствует о том, с каким глубоким уважением он относился к памяти коммунаров.

Разумеется, Зверь была в восторге от предложенного ей списка парижских диковин и спросила, что еще есть достойного внимания в Париже.

«— Обязательно сходите в Зоологический сад, у вас будет такое ощущение, точно вы совершили кругосветное путешествие. — И, заметив, что я жду еще чего-то, добавил: — Ну, насчет музеев, выставок и всего прочего обратитесь к Жоржу (Плеханов. — О. Н.), он все это здорово знает и даст вам нужные указания».

В горах Швейцарии Зверь сопровождала их около недели, а затем вернулась в Женеву. Крупская и Ленин продолжили путешествие вдвоем. «Мы всегда выбирали самые дикие тропинки, забирались в самую глушь, подальше от людей, — рассказывала Крупская. — Пробродяжничали месяц; сегодня не знали, где будем завтра; вечером, страшно усталые, бросались в постель и моментально засыпали».

Иногда Ленин вдруг вспоминал, что он все еще вождь политической партии, и хотя в этой партии едва ли набралось бы с сотню членов, начинал из какой-нибудь тихой швейцарской деревушки бомбардировать письмами своих сторонников в России. Он заверял их в том, что растет новая, молодая партия. Конечно же, это ему пока мерещилось. Во время путешествия Ленин взялся за перевод книги Д. А. Гобсона «Империализм». Это тяжелое, топорное исследование пришлось Ленину по вкусу. «Империализм, — пишет Гобсон, — есть врожденный грех всех развитых стран, и по закону природы его ждет неминуемое наказание». Книга Гобсона читалась как перевод с русского, и Ленину, по-видимому, не составляло труда ее перевести. Но рукопись была затеряна, и потому книга вышла в России в другом переводе. Крупская тоже что-то переводила. Ленин безропотно таскал в своем рюкзаке за спиной ее толстенный франко-русский словарь.

Ленин с Крупской нагрузились книгами, но читать им было некогда. Перед ними стояла совсем другая задача: за время путешествия Ленин должен был восстановить свое здоровье и психическое равновесие. Он нуждался в отдыхе: у него был расстроен сон, его донимала крапивница, мучили длительные приступы депрессии. Бывали дни, когда он совсем не мог работать, но как только силы возвращались к нему, работал без перерыва все двадцать четыре часа в сутки. Его выход из редакции «Искры» едва не стоил ему жизни. Не доверяя врачам, Ленин рассчитывал на то, что длительное пребывание на свежем воздухе и хорошая прогулка по горным деревушкам излечат от всех болезней не только его тело, но и душу. К августу он действительно поправился. «Гуляю, купаюсь и бездельничаю, — писал он матери. — Прекрасно вообще отдохнул этим летом!»

В пути они питались сыром и яйцами, запивая все это вином или колодезной водой. Чаще всего они ночевали в деревенских домах, потому что у них мало было денег, и кроме того, Крупская по какой-то необъяснимой причине не любила гостиницы и их постояльцев. Но однажды они набрели на маленькую гостиницу, хозяева которой были членами местной социал-демократической партии, и решили в ней остановиться на ночь. Там им подсказали, чтобы они не вздумали есть с туристами, а поужинали бы с кучерами и прислугой. «Вдвое дешевле и сытнее, — сказал им местный работяга. — Мы всегда питаемся с прислугой». Крупская, вспоминая этот эпизод, сентенциозно замечает: «Там много говорят о демократии, но сесть за один стол с прислугой не у себя дома, а в шикарном отеле — это выше сил всякого выбивающегося в люди мещанина».

В сентябре они вернулись в Женеву бронзовые от загара и отдохнувшие. Им предстояло буквально начинать все сначала, по крохам собирая то, что еще как-то уцелело. Ленин принялся строить планы издания новой газеты «Вперед». Чтобы заработать немного на жизнь, он читал лекции. Они оставили свой домик в Сешероне и переехали в квартиру поближе к центру города. В редакцию его новой газеты согласились войти Богданов, Ольминский, Луначарский и Воровский, — ему таки удалось их «обаять». «Новая, растущая партия» и в самом деле начинала обретать зримые очертания. Ленин подсчитал, что для издания газеты «Вперед» ему понадобится две тысячи рублей. Во все концы Европы и России полетели письма с просьбой посодействовать средствами в фонд нового партийного издания. «Усердно прошу…» — писал Ленин, но чаще всего его просьбы пропускали мимо ушей. Поэтому, когда, наконец, вышел первый номер, финансовое положение редакции было на грани банкротства. Им пришлось наделать долгов, чтобы расплатиться с типографией.

Оказалось все же, что лучшего момента для выхода новой подпольной газеты, распространяемой в России, нельзя было и придумать. Шла Русско-японская война, и все слои русского общества единодушно роптали против царского режима, не способного править страной и разбить японцев. Еще наглее стали действовать террористы. В июне 1904 года в Финляндии был убит генерал-губернатор; через месяц, в июле, средь бела дня в Петербурге убили министра внутренних дел Вячеслава Плеве. Он ехал в карете по улице и был застрелен революционером Егором Созоновым, совершившим этот террористический акт «из высших идейных соображений». Новым министром внутренних дел был назначен князь Святополк-Мирский, либерал, исполненный искреннего желания наладить отношения между царем и обществом. Правда, как это сделать, он понятия не имел.

В ноябре должен был состояться съезд представителей от всех земств; он был запрещен правительством, но устроители его не подчинились приказу властей, и съезд состоялся. Полицейские следили за собравшимися со стороны, брали на заметку, строчили подробные донесения, но никого из делегатов не арестовали, несмотря на то, что на съезде звучали призывы покончить с самодержавием и выдвигались требования свобод, с точки зрения правящей династии немыслимых, — ни один из предшественников Николая II их не позволил бы. Котел народного негодования бурлил, готовый вот-вот взорваться. Вторую половину 1904 года символически называли «весной», а затем последовало мятежное, жаркое «лето».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});