Озарение Нострадамуса - Александр Казанцев

— Там Бирюков нос задирает.

— Задирать-то задирает, а Любку к себе привадить не сумел. Тоже мне «Первый»!

— Он и на выборах в Верховный Совет мне проиграл.

— А вот в Верховном Совете тебе надо четкую линию выбрать с расчетом на будущее…

Ромов, прислушиваясь к советам жены, примкнул к межрегиональной группе академика Сахарова и Ельцина и твердо решил держаться в их фарватере.

Дома он признавался жене в мучивших его сомнениях:

— Там все громче кричат о демократии, о правах человека, о переходе к рыночной экономике, то есть, попросту говоря к капитализму?

— Это ведь в свое время не испугало Ленина, который после разрухи военного коммунизма смело поставил страну на рельсы НЭПа.

— Да, конечно, частная инициатива нэпманов помогла в то время стране выйти из последствий разрухи и Гражданской войны.

— Так и будет теперь. Не упускай своего, Вася.

И Ромов старался не упустить, голосуя за рынок и объясняя себе это как временную отступку, от которой страна отвернется, когда выздоровеет.

Но это было еще не все.

Выбранный в ЦК партии Ельцин, уже ставший президентом России, отказался от членства в ЦК, положив на стол свой партийный билет.

Такого даже Калерия Сергеевна не ожидала:

— Это сигнал, Вася. И прежде всего нам с тобой.

И снова Ромов по совету жены, следуя примеру своих лидеров, вышел из партии, немало удивив этим секретаря парторганизации аппарата ЦК.

— Вы что, Ромов, в своем уме? Как вы можете беспартийным остаться на своем посту в промышленном отделе ЦК?

— И не останусь, — бодро ответил Василий Николаевич и с облегчением покинул здание на Старой площади, которое еще несколько месяцев назад по своей воле не оставил бы никто.

А теперь другие перспективы манили Ромова. Но на первых порах он вполне довольствовался назначением — руководить книгоиздательским делом, в котором, правда, смыслил не больше, чем в атомной энергетике, но… «Не Боги горшки обжигают», — думал он, берясь за это новое для него дело.

Тогда-то и пришлось ему снова встретиться с писателем Званцевым, пришедшим к новому руководителю с просьбой поддержать его намерение издать свое собрание сочинений.

Ромов встретил писателя радушно, усадил в кресло, напомнил об их последней встрече и, ознакомившись с просьбой Званцева, сказал:

— Дорогой мой, Александр Павлович! Как и в прошлый раз, мне приходится убеждать вас, что у страны нет сейчас свободных средств, чтобы вкладывать их в столь дорогие книгоиздания. Кроме того, теперь вопрос об издании книг решает спрос и предложение. Уверены ли вы, что эти книги заинтересуют массового покупателя, тем более по тем ценам, которые смогут покрыть затраты на их издание? Сейчас читатели интересуются больше так называемой «бульварной литературой», молодежь привлекают яркие обложки с иностранными названиями и, пардон, неодетыми дамами, секс, развлекательные произведения. А ваша фантастика слишком серьезна. Я ведь прочитал подаренную вами книгу. Интересные мысли, но требующие раздумья, а читателям теперь нужно отвлечься от все возрастающих трудностей жизни. Теперь спросу надо служить. Вот так.

Ромов сполна отплатил настырному писателю за прошлое свидание, которое оставило у него неприятный осадок.

К тому же такое дело, как книгоиздательство, он для себя считал слишком мелким, впереди маячили иные, более высокие, должности, тем более что многие бывшие партийные деятели, его знакомые, уже занимали важнейшие посты.

Люба все-таки приехала в Москву и нашла способ встретиться с Василием Николаевичем. Обманув секретаршу, что у нее личное поручение от руководства области она предстала перед Ромовым.

Он поднял на нее глаза и снял очки, отодвинув бумаги.

— Однако… Поблекли, должно быть, мы оба, — произнес он. — Боюсь, что в общество «Долой стыд" нас уже не примут. Подумать только! Сколько мы не виделись?

Любу от этих слов бросило в жар. Она с ненавистью посмотрела на Ромова и выпалила:

— А я не к вам, господин Ромов. Я с Бирюковым приехала. Он теперь председатель правления банка, а я — его референт.

И она, хлопнув дверью, прошла мимо удивленной секретарши через приемную и исчезла.

Калерия Сергеевна не отставала от мужа, свои партбилеты они успели сдать раньше, чем Коммунистическая партия Советского Союза была запрещена. Скоро перестал существовать и сам Советский Союз, распавшийся в непроходимой глуши Беловежской Пущи на недружелюбные части.

Но Ромов не заблудился в чащобе. Он уверенно шел угаданной дорогой, находился на руководящем посту и метил в новых условиях все выше и выше.

Превращение убежденного ленинца в «демократа от капитализма» завершилось.

Странная, удивительная метаморфоза произошла в стране. Ученым, философам еще предстоит разобраться: почему при смене режимов власть не перешла к новым людям, как, скажем в древних Афинах, когда демократов сменили олигархи; или во время Великой Французской революции, когда феодализм уступил место «адвокатам» народа; или в России, наконец, когда последовательно у руля стояли бояре, затем помещики-дворяне, вытесненные богатеющими купцами и промышленниками, которых сменила новая революционная элита, исповедующая от имени рабочих и крестьян идеи социализма, идущего к коммунизму.

И точно в срок, указанный четыреста лет назад Нострадамусом, через 73 года и 7 месяцев после Октябрьской революции тоталитарный строй «коммунизма», который никогда коммунизмом не был, а лишь прикрывался этой светлой идеей, был сменен новой демократией, взявшей равнение на капиталистические рыночные отношения, на всеобщее стремление только к личной ВЫГОДЕ, практически любой ценой, что неизбежно порождает беспринципность, коррупцию, преступность, способных раковой опухолью пронзить все переделанное общество. И этой ВЫГОДЕ стали старательно служить ромовы и бирюковы, сменив, свою присягу Красному знамени верностью знамени трехцветному.

Этот хамелеонный феномен предстоит разгадать, убедившись, что демократия, как «власть народа», на деле оказывается олигархией «знатных людей» (по Далю, видных, вельмож известных), в прошлом руководивших страной, правда на иных принципах. Когда этот феномен существует, народ остается «не у дел», не только не правя страной, но даже не стремясь к этому, голосуя не бюллетенями, а ногами, уносящими от выборных участков. И выборы, вопреки здравому смыслу и всем традициям, признаются состоявшимися, когда лишь один избиратель из четырех (!) явился на них, а выбранными считаются те, за кого проголосовал хотя бы один человек из восьми (!). Такой практикой совершается величайший социальный ОБМАН!

Но Историю обмануть нельзя, как невозможно и бесконечно обманывать народ, якобы живущий в демократическом обществе, в котором по-прежнему правят, став хамелеонами, Ромов с женой, Бирюков и та же Любка с бюллетенем в руках, когда семеро против…

Новелла вторая. Иван грозный

Ослабнет власть в борьбе и спорах,Поднимет голову разбой.И в русло жизнь войдет не скоро,Когда все заняты собой.

Нострадамус. Центурии, I, 57. Перевод Наза Веца

Иван Ромов, сын первого секретаря обкома партии, переведенного в Москву для работы в ЦК, уже не гонял ночью, как прежде, только с новыми приятелями, на своем любимом мотоцикле без глушителя, будя грохотом спящих москвичей. Из резкого юнца он превратился в пышущего здоровьем широкоплечего молодого человека с открытым, всегда готовым к улыбке, лицом. Не пренебрегая помощью отца, он поступил в институт международных отношений, но по примеру своей рассудительной матери заглядывал в будущее прозорливо и не очень-то ценил теперь карьеру дипломата. Однако иностранными языками овладевал старательно и учился на радость своим родителям довольно прилежно. В модном увлечении карате он увидел для себя нечто полезное и потребовал (не попросил!) у отца денег на обучение в секции опытного каратиста.

Василий Николаевич, услышав о намерениях сына, вспомнил свой недавний разговор с одним «назойливым» писателем, который после нашумевшей аварии на атомной станции добивался рассмотрения своего «нелепого» предложения строить их под землей. Василий Николаевич с присущей ему неделикатностью в делах, иронично спросил:

— Вы что? Борец по натуре? Карате? Дзюдо?

— В юности увлекался классической борьбой.

— Почему такая старомодность?

— Классическая или, как тогда говорили, французская борьба учит кодексу борцовской чести, запрещающему приемы, наносящие вред противнику. А теперь в моде опасные и болевые приемы.

— Но ведь карате, «борьба без оружия», придумана для защиты безоружных людей, борющихся против вооруженных угнетателей, — возразил присутствующий при этом разговоре руководитель сектора атомной энергетики Фирсов.