Магия и пули - Анатолий Федорович Дроздов

в этом он не уступает прирожденному станичнику.

– Теперь ты! – потребовал, указав на чарки.

– Раз нельзя руками… – улыбнулся Федор.

– Мать честная! – вдруг воскликнул «клюквенный».

Чарка плавно, чуть подрагивая, всплыла над клинком и переместилась к подбородку Федора. Он склонился и накрыл ее открытым ртом. Резко запрокинул голову назад. Водка проскользнула в горло мягко, как кисель. Опустошенная чарка поплыла назад и заняла место на клинке.

– Будем пить вторую, или этого достаточно? – поинтересовался Федор.

В ответ кубанцы заревели от восторга. Один Борис скривился, правда, промолчал. Федор вспомнил: с даром у него неважно. Среди Романовых числится по категории: «третий сорт – не брак».

Кавалер ордена Святой Анны подошел ближе и представился:

– Командир 5-ой сотни 3-го Хоперского полка подъесаул Шкуро. О «Черной сотне» что-нибудь слыхали? Моя и есть. Пожалуйте к нам, господин капитан, Осененного не хватает. Соглашайтесь, лучшего жеребца дам!

– Тронут вашим предложением, подъесаул, и о «Черной сотне» знаю, – ответил Федор. – Для меня – это честь. Но к великому сожалению, верхом не езжу. А обузой быть не привык.

В отличие от великого князя, Шкуро носил черкеску с газырями поверх атласного бешмета и шашку, словно с ними и родился. Лицо лукавое, обветренное, глаз смотрит с прищуром, оценивая. И признание Федора в неумении скакать на лошади эту оценку понизило.

– Стало быть, не ослышался, – хмыкнул сотник. – Вам взаправду дорога в пластуны. Вот только как сделать их «летучими»? Они не скачут и не летают, а ползают. Оттого и название.

– Государь повелел – исполним, – улыбнулся Федор. – Коль нужно научить летать, полетят как милые. С криком: «За царя и Отечество!».

Шкуро, по праву героя дня взявший на себя инициативу, попросил Бориса:

– Отдай его хоперским, атаман! Как раз им пополнение прибыло. Четыре товарищества в пластунском батальоне ладим.

– Бери! – скривился атаман. – Но помни: с Осененными одни лишь неприятности.

Оформив документы, Федор вышел из здания штаба и увидел курившего у крыльца Шкуро.

– Нам по пути, – сказал тот, отшвырнув окурок. – Коль выторговал вас у Бори, то в полк и заведу. Меня Андрей Григорьевич зовут. А вас?

– Федор я, Иванович, – ответил «Мышкин». Изменив фамилию, в Генштабе имя-отчество ему оставили. Он протянул руку казаку. – Со мной техник-оружейник Степан.

– А комендантов грузовик для тебя… вам определили.

– Андрей Григорьевич! Я вижу у кубанцев «вы» и отчества, да и титулование не в чести. Называй меня просто Федор.

– Это дело. Слушай! У меня «Бенц» есть. С одного из первых рейдов у австрийца взял, хозяин да водитель не успели узнать, что мертвые уже. Садись ко мне, побалакаем. А грузовик пусть за нами катит.

С тем и отправились в Янов, местечко к западу от Львова. Верстах в трех-четырех от Янова начинались уже австрийские позиции.

Тарахтел мотор, стучали клапана. Федор до зуда в руках хотелось открыть двигатель да малость подрегулировать. Кубанцы, судя по всему, к технике не особо способны. Водитель в черкеске и шапке-кубанке выглядел скорее наездником, нежели умельцем, способным за полночи перебрать движок под открытым небом.

Андрей между тем разговорился. Видно, словоохотливость проистекала от выпитого, хоть пьяным он не выглядел. Наоборот – опрятным русским офицером.

– А казачья форма ему идет, – согласился Друг. – Наверное, как и форма группенфюрера СС. Не рассказывал? СС – специальные германские войска, самые сволочные или совершенно скотские, как хочешь эти две буквы расшифровывай. Но то случилось в моем мире и под действием обстоятельств. Надеюсь, здесь к врагу не переметнется.

Не зная о смутных прогнозах относительно собственной личности, Шкуро разглагольствовал о пластунах.

– Раньше они и вправду превосходными были. Ползали далеко, быстро и тише муравья. Схватить часового да привести к нашим живым – их любимое занятие. Следы читали. Бывало, могли одними ножами да шашками за ночь целую батарею турецкую покрошить и к заутрене вернутся назад. Но времена меняются. Для акций за передним краем супостата скорость нужна. Вот как у «Черной сотни». Копыта обмотали тряпьем, скрытно подобрались, налетели – и бывайте здоровы. Так что… хочешь сам тебя верховому делу научу? Недели за две? Вру – за три. И будешь с нами!

– Нет у меня ни трех, ни даже двух недель, Андрей. Немцы под Вильно. Не потому, что армия там худая или командующие не те. Сиверс и Брусилов – справные генералы. Враг много сильнее. Не обижайся, но австрийцы с рядом немцами, что что дети.

– Ты откуда знаешь? – Шкуро все ж обиделся. – Сам на немца-то ходил?

– Было. Умер немец, вместе с ним – и эскадрон вражеских гусар. Только не могу все рассказать. Даже пластунам, много видевшим…

– Ну, про «много видевших» ты загнул! – хохотнул Шкуро. – Пластунский батальон в боевом охранении находится да на караульной службе. Только два товарищества, казаков по тридцать в каждом, что-то могут. Их командир да урядники пороха понюхали. Остальные только из станиц. Наш командир полка с фронта роты не снимает: воевать-то кто будет?

От Андрея Федор многое узнал про казачьи нравы. Про вольницу у всадников и еще более свободных обычаях пластунов. Хотел узнать про подготовку «пеших конников», но тут Шкуро был не сведущ. При определенном уважении к пластунам проскальзывало у подъесаула легкое высокомерие. Набирали тех из бедных казаков, не сумевших наскрести двести рублей на коня и амуницию. Босота…

– Вот бы в армии моей юности удивились бы, скажи кто призывнику: приезжай в часть на собственном танке, – съязвил Друг.

Скоротав дорогу за разговорами, офицеры добрались до Янова. Федор представился полковнику Голощапову, Василию Ивановичу, вызвав внутри себя еще одно ехидное замечание: если Василий Иванович, да с шашкой и на лихом коне, почему не Чапаев?

Полковник спокойно отнесся к идее отправить боевого Осененного за линию фронта, пока не услышал главное: группа должна истреблять имперских магов.

– Известно ли вам, капитан, сколь малое число пластунов возвращается из походов к врагу? – скривился Голощапов.

– Известно, господин полковник. Но у меня предписание от государя императора.

– Его императорское величество вправе требовать от казака идти на смерть. Но вы… Сами-то, небось, прикроетесь магическими штучками и уцелеете. А души загубленных