Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— Не задалбывай, макака!

— Иди давай, Эрг! У меня нога проваливается.

— Назад! Все назад!

— Нельзя назад! Там зыбучие пески везде!

— Дербелен!

π В три приема Эрг был уже в воздухе. Мы видели, как он поднялся вверх на шесть метров над зоной. Рывком запустил свой механический арбалет. Очертил в воздухе периметр по трапеции. Полет прерывистый, слишком нервный. Он перестал с нами говорить. Неистовый дождь ручьями стекал по его крылу. Я, как и все остальные, застыл на месте, изо всех сил стал пристально вглядываться и поверхность воды вокруг нас. Дважды порывом ветра прорвало белый туман. Открылся проем. Сначала на востоке, со стороны верховья. Затем на северо-востоке, справа от меня. Аллювий, который служил нам дорогой, дальше уходил под воду. Снова… Справа вроде ничего: вода волнуется, штормит, насколько взгляд мой мог ухватить простор. На краю просматриваемого места вроде только что были заросли камыша. Но моросящий туман снова затянул просвет по самой кромке воды. Я повернулся к Караколю, с его насквозь промокшего арлекинского кафтана текла вода. Он отказался надеть что-то поверх, сказал, что дождь его забавляет. Он, вероятно, ждал моего вопроса, потому что улыбнулся мне в ответ, хотя я еще ничего не успел спросить:

— Ты чувствуешь что-то странное?

— Странное? Я бы так не сказал. Скорее, что-то курьезное или просто-напросто неожиданное, может, какую-то импровизацию, хотя чуток необычную, почти

504

что несуразную и в высшей степени своеобразную, даже эксцентрическую, если хорошо подумать, я даже думаю, экстравагантную до чертиков…

— Караколь!

— Да, ваше высочество!

— Это что-то опасное или нет?

— Есть… ну как бы две опасности… Но лучше отгадай: и не друт, и не враг, но на всех наводит страх…

— Что это? Ты можешь его локализовать?

Трубадур сдвинул назад свою кожаную шляпу, и с нее, как из желоба, потекла вода. Лицо его на миг посуровело.

— Вокруг нас кто-то есть.

— Вокруг? Вокруг нас?

— Да.

— Сколько их?

— Пьетро, я не знаю, что это, честно. Но Эрг прав. Местный ветер расстраивается. На нас что-то движется…

— Хрон? — спросила Ороси, стоявшая позади меня.

— Хаос… Я что-то такое уже чувствовал… Хаос в движении…

Эрг резко опустился вниз откуда-то с потолка тумана, на один из редких скалистых участков насыпи.

— Ты что-то видел, Эрг? Караколь говорит…

— Тсссссс!

— Караколь думает, что…

— Тихо всем!

∂ Пьетро сделал мне знак слушать внимательно, знал, что из всех нас у меня был самый проницательный слух. Через несколько секунд мне удалось абстрагироваться от звука засасывания наших ботинок в глину, и я отбросил, как накидку, шелест тростниковых зарослей поблизости. Быстро снял оглушавший меня капюшон, и с непокрытой

503

головой, напряженными перепонками мое сознание постаралось преодолеть первый перегруженный шумами звуковой план, капли дождя отскакивали от воды, как от горячей сковороды… шум стал рассеиваться. Моя кожа была как натянутый барабан, который ждет, что его вот-вот заденут… И вдруг из какой-то точки в пространстве, из точки, единственной реальностью которой был исходящий из нее звук, сквозь толщу дождя прорвался рев. Он шел на нас, приближался, становился четче…

— Разойтись с насыпи! Все в сторону! — рявкнул Голгот.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я один не двинулся с места. Я и Эрг. Он стоял в защитной стойке с натянутым над головой змеем, по винту и по бумерангу в каждой руке. Вода тут же покрыла звук нырнувших в нее тел, и я снова мог сконцентрироваться.

— В воду, Силамфр! — повторил Голгот.

Но я не ответил.

С верховья завибрировал звук мощного дыхания, глубокого, как гул стентора. Послышался яростный вдох, затем мутный неясный, проревербировавший в воздухе выдох. В кромешном тумане Эрг запустил бум в направлении звука. Бум погрузился в густую пелену и не вернулся. Вместо него вернулся детский ветрячок из ивовых прутьев, который, как мертвый листик, плавно опустился нашему бойцу прямо на ладонь. Эрг замер в полном ошеломлении, как будто сейчас повалится прямо в болотную грязь. Он мигом спустил свое крыло и без малейших предосторожностей бросился со всех ног прямиком к опасности.

— Осторожно, черт возьми!

Он не проделал еще и десяти прыжков, как дыхание сделалось еще свирепее и пуще захрипело. Оно буквально разорвало туман перед собой, расчистило поверхность озера на добрую сотню метров вокруг нас, вернув

502

контурам их точность, а воде прозрачность и цвет. На краю насыпи, продвигаясь будто всасывая перед собой последние резервуары пара, показался человек ростом и походкой как мальчишка лет десяти. Я понял, кто был перед нами, только когда Ороси, выскакивая из воды, принялась кричать:

— Тэ Джеркка! Тэ! Это же учитель Эрга!

— Кто?

Ω Барнак! Тэ Джеркащ, самый крутой из всех крутых перцев, единственный мастер Кер Дербана, который у меня всегда был в уважении. Что он тут забыл, в этой водяной дыре, чего притащил сюда свои легкие глотателя шквалов? Он состарился не на одну морщину, а на сто пятьдесят одну. Маэстро, все равно он выглядел таким же живчиком, как раньше. Сухой, как ствол на полном ветру. У него все лицо в спираль закрутило вокруг шнобеля, зато зрачки подвижные, как всегда, и взгляд, как будто через него ветер хлещет напролом… Тэ Джеркка, вот бандит! Я когда выиграл Страссу, когда они все были вынуждены посвятить меня в Трассеры, никто не пришел мне руку пожать, меня все проигнорили. Ни один хрыч. Кроме него. Так и воняло ордонаторскими соплями повсюду, пялились на меня, чуть от злобы не полопались. Никто мне не мог простить, что я на старт один приперся. Так это в испытании проблема, а не во мне. Я был тем, кто нужен, как я мог согласиться, чтоб какой-то сморчок, который только и умеет, что семенить на своих двоих, меня обошел? Перехватить механическую трассировщицу, какой в этом был смысл? Что в этом было общего с тем, что ждало нас на самом деле, с дикой трассой? И Тэ Джеркка это понимал. Он всегда это знал. Он ко мне подошел, когда я спустился с эстрады. Один подошел. Второго такого не нашлось.

501

Скрутил мне щеку, тот еще шутник, и бросил: «Ты, дальше всех остальных. Ты пойдешь. Ты понял, что никаких правил. Одна вещь больше всех других — ярость. У тебя нет другого, ничего большего, это все, что у тебя есть — ярость. Сделай ее себе женой и иди». Я благодаря нему допер, что Ордан никогда не хотел, чтобы я первым пришел. Он этого не говорил, ему было нельзя. Но я сам понял. Линия Голготов у них в Аберлаасе уже из ушей дымила. Школа прямой трассировки, термические потоки в рельефе, встречный ветер, эксплуатируемый на всю катушку до привязи, под ротором, под кучевыми, этого не было в догме, этому нас не учили. Это все была идея первого Голгота.

) Тэ Джеркка поприветствовал каждого из нас по имени и по званию. Он сразу сообщил, что у него очень мало времени, и попросил встать вокруг него. Мы окружили его, стоя почти по пояс в воде. Ему не пришлось требовать внимания и тишины. Если его появление само по себе выходило за рамки доступного, то голос и облик были и вовсе неописуемы. Перед нами, вне всякого сомнения, был человек, поскольку у него были глаза, рот, нос, две руки, две ноги, но он скорее походил на внешнюю границу человеческого существа, на его возможный порог, а может, уже и сразу дверь, едва ли вообразимую, которая вела наш вид к чему-то другому, чему-то более… более живому. Глядя на него, складывалось впечатление, каким бы абсурдным оно ни было, что у него внутри крутилась воронка, что она закручивала все его кости и мускулы, засасывала в неотвратимую центрифугу весь его костяк, сгибала позвоночник, извивала руки и ноги, тянула за шейные позвонки и за затылок… И потом это лицо, лицо со взглядом бури, с ускользающими зрачками, этот невероятной подвижности взгляд, лицо, черты которого,