Америkа (с примечаниями редактора) - Кирилл Еськов

Да и по части дальней дистанции у того, как немедля выяснилось, всё было в полном порядке - он понял это, сходу пропустив метательную звездочку-сюрикен, а пропустил он ее потому, что сюрикены те пришли сразу стайкой на троих (люди так метать не могут!..), и уклониться от всех разом не смог помочь даже колобок, и хорошо хоть удар пришелся вскользь - полутора дюймами выше правой брови, боли особой не было, кожу вот только рассекло чуть не до темечка, так, что кровища ливанула как из крантика, залепляя правый - правый, с-сука, прицельный !! - глаз, и даже утереть ее не было ни четверти, ни осьмушки мига, а черный тем часом с шахматной беспощадностью сманеврировал вправо, состворившись с парнишкой у стены, чем вышиб последний его козырь, и тогда он, поняв, что для него-то всё кончено, заорал что есть мочи: "Тикай, парень, тикай!!! Задняя дверь!" Ну и кто бы мог рассчитывать, что очнувшийся от того вопля парнишка, вместо чтоб кинуться наутек, запустит своим дурацким чайником в загривок черного? - но вот ведь...

Знающие люди утверждают, будто люди-тени в момент выполнения задания делаются нечувствительны к боли; ну, коли так - это, наверное, был какой-то неправильный, левый человек-тень, ибо на кипяток за шиворотом он среагировал вполне себе общечеловечески. Суть в том, что движения его, хоть и ненадолго, но сделались - предсказуемыми; Расторопшину же осталось лишь заключить отрезок той исчисляемой траектории в треугольник из трех одновременно выпущенных пуль - хрена ли тут уже экономить, последний-распоследний шанс... - и полюбоваться, как черного опрокидывает навзничь, отбросив перед тем вправо-назад на добрую сажень: уж хоть тут-то европейская цивилизация девятнадцатого века, в лице 45-го калибра, себя не посрамила!

Впрочем, вскочил обратно на ноги черный довольно резво (хотя и без прежнего изящества в движениях: всё-таки попало ему довольно крепко), а послать в ответ сюрикен умудрился перед тем еще лежа - едва-едва не застав ротмистра врасплох: тот как раз принялся перезаряжать револьвер и, понятное дело, потерял на миг из поля зрения поверженного вроде бы врага. Соблазн добить тень-подранка врукопашную был велик, но осторожность взяла верх: ну его к богу в рай, нарвешься еще на какую-нибудь отравленную колючку... Так что когда оприходованный им внизу съемный барабан "калашникова" встал, наконец, со щелчком на место, черный как раз выскальзывал за вторую дверь; дьявол! - теперь ведь придется скрадывать его в лабиринте темных переходов, открывающих бездну возможностей для засады...

Делать, однако, было нечего, и, бросив парнишке через плечо: "Револьвер прибери - где-то на полу должен быть", он устремился в погоню. Погоня та, впрочем, оказалась весьма непродолжительной и безрезультатной: внизу прощально стукнула входная дверь, а цепочка кровяных капель на полу вела его к той двери наикратчайшим путем, безо всяких хитростей и подвохов. Облегченно задвинув засов, он обследовал следы крови на косяке и заключил, что левое плечо тени, похоже, разворочено так, что мало никому не покажется. И вряд ли тот, с таким ранением, сможет сколь-нибудь продолжительное время караулить снаружи - ему бы сейчас дай бог доползти до своей норы; да и пусть его уползает! - я, вообще-то, не подряжался ловить восточных суперубийц заместо генерала Чувырлина с его конторой... Кстати, о ранах: неплохо бы мне уже заняться и собственной тож, да и вообще раскинуть мозгами насчет дальнейшего - пока коллеги не вернулись к исполнению служебных обязанностей.

...В столовой наверху мало что поменялось. Парнишка застыл на коленях подле умирающей собаки и беззвучно плакал. Годков ему, пожалуй, тринадцать-четырнадцать, худенький-большеглазый - северный типаж... симпатичный, кстати, парнишка, и смелый... ёлкин пень!! - да это уж не девчонка ли?!

Впрочем, вся эта чепуха тут же откочевала куда-то на дальнюю периферию его сознания, ибо парнишка (девчонка?..) уже наводил (наводила?..) на вошедшего извлеченный из-за пазухи револьвер; советы старших, стало быть, мимо ушей не пропускает, а оружие держит вполне грамотно - двумя руками, да и курок, что характерно, вполне себе взведен...

Медлить тут - с его-то расхристанным видом и залитой кровью разбойничьей рожей - было опасно, и он, плавно-плавно выпустив свой "калашников" из опущенной (по счастью) руки на пол, поднял открытые ладони на уровень плеч:

- Павел Андреевич Расторопшин, к вашим услугам. Генерального штаба ротмистр, военная разведка. С кем имею честь?

Ствол опустился.

- Саша... Александр Лукашевич, ваше благородие. Из крестьян Витебской губернии.

"Кто ж тебя, крестьянского сына, так с оружием обращаться выучил, а? Понятно, что ловчие со всякими лесовиками - народ особый, не чета деревенским "грибам с глазами", но ты даже и для тех слишком уж востёр, да и речь больно правильная..." - подумал он, а вслух сказал внушительно:

- Благодарю за четкие и грамотные действия при отражении внезапного нападения противника. Ну и от себя лично: спасибо, брат! Жизнь ты мне спас, вообще-то - своим чайничком.

Парнишка зарделся, что твой маков цвет. Ч-черт... или все-таки... Александр, Александра... Ладно, это всё потом.

- А скажи-ка мне, Саша: крови не боишься?

- В каком смысле?

- Да в самом что ни на есть прямом: с перевязкой мне пособишь? Не замутит?

- Все в порядке, Павел Андреевич. Что надо делать?

23

- Звать-то ее как? - поинтересовался Расторопшин, едва не ляпнув "звали": вроде и крови-то натекло немного, а... Что ж ты там лишнего унюхала-углядела, бедолага?

- Флора.

- О! Барин-то твой, знать, был ботаник...

- Он не барин мне: наши отродясь в крепости не были! А служим графам лет двести уж, почитай.

- Достойно, ничего не скажешь... Так, а ну-ка подержи, во-от так! ага... вот оно - выходное отверстие! ...Ну, что тебе сказать, Саша: не живут с такими ранениями.

- Но он же к ней даже и не подходил! И не стрелял...

- Именно что стрелял. Это такая дальневосточная штуковина, вроде маленького арбалета. Прячется в широком рукаве, кидает на полтора десятка метров стальную спицу; прицельность, конечно, похуже, чем у пистолета, но зато бесшумно. Прошла навылет...

- Когда... сколько ей осталось?

- Раз не померла сразу - часы. А сколько точно - иди знай, - пожал плечами ротмистр.

- Так я останусь тогда. Ну, не могу я ее бросить, вот так. Я ведь за нее отвечаю, и вообще... А вы уходИте, Павел Андреевич, правда - вам же и спокойней.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});