Северное сияние - Филип Пулман

Внутри послышался какой-то шорох, и на пороге возникла детская фигурка. Мальчик по-прежнему прижимал к груди сушеную рыбку. Даже там, в сарае, когда при тусклом свете фонаря Лира впервые увидела скорчившееся возле сушильных полок тельце, Тони не казался ей таким жалким и потерянным, как сейчас, на фоне бескрайней снежно-белой равнины, озаренной почти догоревшими сполохами северного сияния. И нельзя сказать, чтобы он был плохо одет — на нем была толстая стеганая куртка с капюшоном и меховые унты, — но все явно не по росту, словно бы с чужого плеча.

Старик, который принес Лире фонарь, опасливо попятился и что-то залопотал на своем языке.

— Он говорит, что за рыбу надо заплатить, — бесстрастно перевел Йорек.

“А вот сейчас как скажу медведю, чтобы разорвал тебя на части, выжига проклятый”, — мелькнуло у Лиры в голове, но она сдержалась.

— Скажи, что мы забираем мальчика с собой. Он больше не будет их тревожить. Я думаю, это стоит дороже, чем рыба.

Йорек перевел. Старик что-то недовольно буркнул, но возражать не посмел. Лира поставила фонарь на снег и осторожно взяла безжизненную руку мальчика в свою, чтобы подвести его к медведю. Тони безучастно пошел за ней, не выказывая ни страха, ни хотя бы удивления при виде гигантского зверя, который стоял так близко. Девочка помогла ему влезть Йореку на спину, но и тут все, что он сказал, было:

— Шмыга… Я не знаю, где моя Шмыга.

— У нас ее нет, Тони, но я… я клянусь тебе, мы отомстим. Они за это заплатят. Йорек, тебе будет не очень тяжело, если я тоже сяду?

— Мой панцирь весит куда больше, чем двое детей, — отрезал медведь.

Лира кое-как вскарабкалась ему на спину и примостилась за Тони. Взяв его руки в свои, она заставила мальчика держаться за длинный густой мех. Пантелеймон притаился у нее в капюшоне, такой теплый, такой родной. Она чувствовала переполнявшую его жалость. Она знала, как ему хочется дотянуться и приласкать несчастного обездоленного малыша, обхватить его лапками, лизнуть в нос, в щеки, потыкаться мордочкой ему в лицо, как сделал бы его собственный альм. Но ведь нельзя. Чужой альм — это табу.

Они ехали по деревне. На лицах местных жителей ясно читался ужас при виде девочки верхом на могучем белом медведе, но вместе с этим и нескрываемое облегчение, ведь невиданные гости увозили с собой леденящий душу обрубок, то, что осталось от мальчика.

В Лириной душе отвращение и страх боролись со жгучей жалостью, и жалость взяла верх. Девочка осторожно протянула вперед руки и притянула к себе тощее, почти бесплотное тельце. Дорога назад была куда тяжелее: казалось, ночь стала еще морознее и чернее. Но для Лиры время бежало быстрее, чем раньше. Йорек без устали мчался вперед, девочка почти автоматически раскачивалась с ним в такт, словно бы слившись с медведем в единое целое. Застывшая фигурка перед ней не сопротивлялась движению Лириных рук, но и никак не отзывалась на них. Мальчик сидел абсолютно неподвижно, не шевелясь, так что Лире стоило немалых сил удержать его на спине Йорека.

Время от времени несчастный начинал что-то говорить.

— Что? — кричала Лира сквозь ледяной ветер. — Что ты сказал?

— А как же она узнает, где я?

— Узнает. Она тебя обязательно найдет. И мы… Мы ее тоже найдем. Держись крепче, Тони, мы уже почти приехали.

Йорек рвался вперед и вперед. Только нагнав цаган, Лира поняла, как же измотало ее это путешествие. Отряд Джона Фаа решил сделать привал, чтобы дать возможность ездовым собакам передохнуть. Завидев приближающегося медведя, все они: и старый Джон, и Фардер Корам, и Ли Скорсби бросились к девочке с распростертыми объятиями и внезапно замерли. Радостные возгласы застыли у них на губах. На спине у Йорека, прямо перед Лирой, они увидели еще одну фигурку. Девочка никак не могла разнять затекших рук, она продолжала прижимать к себе щуплое тельце. Тогда Джону Фаа пришлось помочь ей. Он бережно разжал Лирины пальцы и опустил ее на землю.

— Силы небесные, — только и смог вымолвить старый цаган. — Ты кого же к нам привела, девочка?

— Это Тони. — Лира еле-еле шевелила окоченевшими губами. — Мертвяки… Они отсекли его альма. Они со всеми так делают.

Мужчины в ужасе попятились. И тут внезапно заговорил медведь:

— Стыдитесь! Пусть даже храбрость вам изменяет, но как же можно вот так, на глазах у всех труса праздновать? Да еще перед лицом этой девочки! Вы понимаете, что ей пришлось пережить?

Лира слишком устала, чтобы удивляться такому заступничеству. Но гневный окрик Йорека возымел свое действие.

— Твоя правда, Йорек Бьернисон, — покаянно проронил Джон Фаа. Мгновение спустя он уже властно распоряжался: — Подбросьте-ка дров в огонь, да согрейте супа для девочки. Для них обоих. Фардер Корам, как там у тебя, места хватит?

— Хватит, Джон, хватит. Неси ее к моим саням, мы ее мигом согреем.

— И мальчонку бы тоже надо, — раздался чей-то неуверенный голос. — Пусть хоть поест да отогреется, раз уж…

Лира понимала, что нужно обязательно рассказать Джону Фаа про ведуний, но язык у нее заплетался от усталости, да и все вокруг были ужасно заняты. Несколько минут она осоловевшими глазами смотрела на дым от костров, на суетливо снующих туда-сюда людей, на желтые круги фонарей, а потом словно провалилась куда-то. Девочка очнулась оттого, что горностай-Пантелеймон легонько покусывал ее за ухо. Прямо над собой она увидела знакомую медвежью морду.

— Ведуньи, Лира. Ты что, забыла? — шептал ей в ухо Пан. — Это я позвал Йорека.

— А, — слабо отозвалась девочка. — Йорек, миленький, спасибо тебе, что ты меня отвез и назад тоже привез. Только еще про ведуний скажи сам Джону Фаа, а то я забуду.

Сквозь сон Лира услыхала, как медведь что-то утвердительно бурчит, но что именно, она уж не разобрала, потому что крепко спала.

Когда она проснулась, уже почти рассвело, если только это можно было назвать рассветом. Правда, светлее здесь в эту пору и не бывает. Край неба на юго-востоке словно бы побледнел, и в воздухе висела серая пелена, сквозь которую неуклюжими тенями двигались цагане. Они грузили нарты, закрепляли постромки на собаках. Дел было много.

Лира смотрела на всю эту суету, лежа под грудой шуб в санях Фардера Корама. Над ними соорудили навес, так что получилась эдакая кибитка на полозьях. Пантелеймон уже давно проснулся и раздумывал, кем бы ему обернуться: песцом или горностаем, примеряя то одно, то другое обличье по очереди. Рядом с нартами, прямо на снегу, уронив голову на лапы, богатырским сном спал Йорек Бьернисон. Старый Фардер Корам был уже на ногах, так что стоило ему заметить возню Пантелеймона, как он торопливо захромал к своим саням. Ему не терпелось поговорить с девочкой. Увидев его, Лира села, протирая сонные глаза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});