Клуб избранных - Александр Овчаренко

– Ты теперь, землячок, под ноги смотри хорошенько, а то неровен час, споткнёшься! – злобно процедил партнёр и плюнул Лёшке на лакированные туфли.

Однако на этом неприятности не кончились. По приезду в Медведково схлопотал Лёшка от Жорки хорошего «леща». Хотел Карась сгоряча ещё добавить, но Лёшка увернулся.

– Понимаете, сэр! – как ни в чём не бывало продолжил беседу Жорка. – В нашем бизнесе многое строится исключительно на доверии к партнёру, поэтому «кидать» партнёра, а также хамить ему и бить морду категорически воспрещается. А ты, гнида лагерная, что творишь? Ты знаешь, сколько я бился, пока этот канал сбыта наладил? Ты знаешь, какие в этом бизнесе «бабки» крутятся, какие люди за всем этим стоят? Ты кем себя вообразил? Забыл, кто ты есть на самом деле? Запомни, Цыганок! Какой бы модный клифт[68] ты на себя не нацепил, ты есть и остаёшься «мокрушник» беглый! Ты, падла, на воле ходишь, потому что я этого хочу. Ещё один «прокол» и тогда лучше сам вздёрнись: тебе умирать легче, а мне хлопот меньше!

После этого разговора Лёшку три недели никто не беспокоил. Он даже стал подумывать о поездке на северный берег Чёрного моря, но неожиданно позвонил Жорка и приказал срочно выезжать в Москву. На вокзале, в туалете, передал Жорка ему тюбик из-под крема для бритья.

– Это всё? – удивился Цыганков. – Жорка, ты что, смеёшься? Из-за этой малости я должен через всю страну целую неделю на поезде ишачить?

– Рот закрой! – осадил его Жорка. – Ничего с тобой не будет, прокатишься с комфортом туда и обратно. Это тебе не стволы на лесосеке валить! От этой малости будущее нашего бизнеса зависит. Проба это.

– Чего? – не понял Лёшка.

– Проба говорю. Золотишко с нового прииска. По этой пробе наши химики определят количество примесей в золоте, после чего «большие дяди» решат: иметь с нами дело или нет! Так что вези смело! Оплата по обычному тарифу. Если всё сладится, дам тебе месяц отпуска.

Лёшка на руке тюбик взвесил, и показалось ему, что тюбик подозрительно лёгкий.

– Золотой песочек, поди, потяжелей, будет, – подумал он и потряс тюбик над ухом.

– Осторожней! – зашипел Карась. – Спрячь, не отсвечивай!

Лёшка тюбик в карман пальто спрятал, и о своих сомнениях забыл. Мысли о предстоящем отпуске завладели им. За всю жизнь не было у Лёшки отпуска, даже после того, как из зоны откинулся, не было. Хотел с Карасём попрощаться, но подевался куда-то партнёр, ушёл по-английски, не попрощавшись.

Впервые уезжал Алексей с тяжёлым предчувствием. Страха не было, но был на душе какой-то неприятный осадок, вроде как после «палёной» водки: вроде бы и хмель в голове, и досада в сердце, что опять обманули. В купе ему попался разговорчивый попутчик – владелец крупной фирмы по добыче рыбы и других морепродуктов, которые он, выловив возле родных берегов, продавал в первом японском порту. Денег у фирмача было немеряно, но от самого Владивостока он ехал в купе один, поэтому искренне обрадовался появлению попутчика.

– Ну, теперь другое дело! – радостно гудел фирмач, доставая из саквояжа коньяк и рыбные закуски. – Теперь и выпить и поговорить есть с кем.

Они выпили за знакомство, потом ещё и ещё, но разговор не клеился.

– Ты кто по жизни? – поинтересовался фирмач.

– Я? Я лесом торгую. – вспомнил «легенду» Цыганков.

– А чего грустный такой?

– Да так, с бизнесом кое-какие «непонятки»[69]!

– Так разрули[70]! – посоветовал фирмач, наливая Лёшке полстакана марочного коньяка. – Или тебе впервой?

– Да нет, не впервой! – вздохнул Леха. – Вот вернусь из Москвы и займусь этим. Если, конечно, вернусь!

– Удачи! – пожелал попутчик и одним махом вылил содержимое стакана себе в глотку.

В Москву они прибыли под вечер, когда солнце зацепилось розовым краем за столичный горизонт. Перед выходом из вагона Цыганков переложил тюбик с золотой пробой в задний карман брюк.

– Хоть и не совсем удобно, зато не вытащат! – решил Лёшка, надевая на нос очки в тонкой золотой оправе. Выйдя из вагона, он не спеша осмотрелся и неторопливо пошёл в сторону вокзала. Откуда-то из толпы вынырнул и прилепился к нему малолетний «отморозок».

– Слышь, фраерок! Отстегни червончик на детский панадол, – заступив дорогу, стал наезжать на Лёшку молодой беспредельщик. Цыганков попытался его обойти, не связываться, но паренёк, явно нарываясь на неприятности, вновь преградил ему дорогу. – Отстегни, не жмись. Я же вижу, что ты весь «упакованный»! Отслюнявь[71], с тебя не убудет!

Лёшка остановился, снял очки и, протирая стёкла ослепительно белым платком, негромко обратился к надежде организованной преступности:

– Видите ли, молодой человек, принимая во внимание обстоятельства нашей нечаянной встречи и Ваши непомерные амбиции, я, конечно, должен был дать Вам в рыло, однако…». Далее последовала отборная лагерная «феня»[72] часть которой малолетка не понял, но, посмотрев на Лёшку с уважением, мгновенно отстал и растворился в толпе приезжих.

Если бы Цыганков был внимательней, то заметил бы, как малолетний преступник, проходя мимо лениво покурившего милицейского наряда, еле заметно кивнул головой. После этого со стражей порядка сонливость как ветром сдуло. Мгновенно подобравшись и напустив на лица официально-нейтральное выражение, патрульные, торопливо расталкивая спешащих на поезд пассажиров, целенаправленно устремились наперерез Цыганкову. Зашли они грамотно: один преградил Цыганкову дорогу спереди, второй остался за спиной, отсекая путь к отступлению.

– Сержант Литвинов, – представился старший патруля. – Предъявите, пожалуйста, документы.

– А что, собственно, происходит, товарищи? – вежливо поинтересовался Алексей, осторожно поправляя двумя пальцами очки.

– Ничего особенного… товарищ. Обычная проверка документов.

Цыганков медленно достал из внутреннего кармана пиджака паспорт на имя Коробейникова Петра Ефимовича и передал сержанту.

– Надолго в Москву? – как вскользь поинтересовался стоящий за спиной милиционер.

– На пару дней, – ответил Лёшка, слегка повернув голову влево.

– В гости приехали?

– Нет, по делам бизнеса. – продолжал беседовать Алексей с патрульным милиционером, догадываясь, что тот специально отвлекает его внимание, пока старший патруля сверяет фотографию в паспорте с Лёшкиной физиономией.

– Дай ориентировку, – распорядился сержант и протянул к патрульному свободную руку. Цыганков слышал, как милиционер зашелестел бумагой и передал сержанту развёрнутый лист с жирным чёрным шрифтом и нечёткой фотографией. Хоть и быстро передавали милиционеры ориентировку из рук в руки, но Лёшка успел прочитать заголовок «Внимание, розыск!» и разглядеть собственную фотографию.

Не так уж часто фотографировали его, чтобы он не смог запомнить, где и по какому случаю это было. Лёшка точно помнил, что за всю его беспутную жизнь фотографировали его три раза: на выпускной, на паспорт, да в оперчасти следственного изолятора. Фотографию, которая красовалась на ориентировке, сделал Шрэк на свой мобильный телефон в машине, во время их первой встречи. Это была последняя, четвёртая фотография.

Фотография была нечёткая, к тому же сфотографирован он был вполоборота, что затрудняло опознание.

– Не похож! Не он, – вполголоса сказал стоящий за спиной милиционер.

– Да, нет, кажется, он! – торжествующим голосом произнёс сержант Литвинов. – Ведь так, гражданин… Коробейников?

– Так! – утвердительно ответил Цыганков и коротко, без замаха врезал сержанту в челюсть. Хоть и сошли у Лёшки с ладоней мозоли, но сила в руках осталась. Сержантское тело было в полёте, когда Лёшка резко присел, ощутив, как вскользь по затылку прошлась резиновая палка. Возьми милиционер чуть пониже, и Лёшка до конца бы дней своих лечился в психоневрологическом диспансере, пытаясь вспомнить собственное имя. Однако спецсредство, именуемое «РП-89»[73], только чиркнуло Лёшке по волосам. В этот момент раздался чмокающий звук – это сержант Литвинов приземлился затылком на асфальтовое покрытие перрона. Отбросив ставшим ненужным кожаный саквояж, Алексей юлой крутнулся вокруг собственной оси, выбросив вперёд правую ногу в щегольской лакированной туфле, и сделал подсечку стоящему у него за спиной «менту». Патрульный милиционер упал на спину. Хоть и смягчили падение надетые на грудь бронежилет и куртка, но дыхание у него сбилось. Это дало Лёшке пару минут форы.

«В толпе стрелять не решатся! Надо делать ноги!» – мелькнула мысль. – Но куда? Справа состав стоит вплотную к перрону, под вагон не сиганёшь, через вагон тоже – там двери в тамбуре только на приём пассажиров открыты. Слева перрон чист.

Метнулся Лёшка к краю платформы, а там – вот незадача – поезд подходит! Поезд хоть скорость и сбавил, но не рекомендуется ему поперёк становиться. А патруль милицейский очухался, за автоматы взялся! Вот уже и затвором лязгнули.