Лань в чаще, кн. 1: Оружие скальда - Елизавета Дворецкая

– Так вот у кого он научился нападать на людей ночью! – фыркнула Ингитора. Против воли она слушала: в ней тоже пробудилось вдруг любопытство к юности человека, о котором она так много думала.

– Конечно, они выставляли дозор, но у Атли было намного больше людей, – продолжал Оддбранд, помнивший, что торговцу не пристало спорить с невестой конунгова сына. – К нему ведь стекались всякие беглые рабы и объявленные вне закона. Потом, когда Атли уже не стало на свете, остатки его ватаги ушли к Бергвиду. Но об этом потом…

– Долог путь к подвигам Торварда конунга! – пробормотала Ингитора.

Вальборг бросила на нее сердитый взгляд.

– Что ты хочешь сказать нам, йомфру? – с невозмутимой учтивостью спросил Оддбранд.

Был Торвард удал —Все славы искал,Да пока добредет,Станет старше на год! —

насмешливо ответила Ингитора. Полустрофа получилась так себе, но отвечала своей цели: девушки засмеялись, засмеялась кюна Аста. Вальборг нахмурилась.

– А ты, йомфру, верно, уже слышала эту сагу! – с почтительным удовольствием заметил Анвуд. – Да, об этом тогда поговаривали. Правда, тебе в то время было лет семь, да? Ведь как раз через год Торвард ярл повесил Атли Собачьего на дубу над морем, кверх ногами, а половину его ватаги, кто уцелел после сражения и кого удалось захватить, продал в Винденэсе. Так что сейчас ты сказала скорее хвалебный стих, чем какой-нибудь другой. Он поблагодарил бы тебя, если бы узнал.

Вот теперь засмеялась йомфру Вальборг, и это был смех человека, наконец-то свершившего свою месть, а до того год не смеявшегося.

– Понимай как знаешь! – небрежно ответила Ингитора. – Дела его, видно, так плохи, что и такую сомнительную похвалу он должен ценить!

На самом деле она разозлилась и на свою оплошность, и на Анвуда, который так ловко ее поймал. Ничего хуже, чем складывать хвалебные стихи про Торварда, она сейчас и придумать не могла бы! Эгвальду она этим оказала очень плохую услугу. Привычка говорить стихами может далеко ее завести!

– Ну, а что же вышло в тот первый раз? – спросила кюна Аста.

– У Атли было в начале битвы вдвое больше людей, – снова стал рассказывать Анвуд. – Но почти половину хирдманов Торварда ярла они убили еще спящими, застрелили из темноты. Торвард ярл храбро сражался, но его ударили по голове веслом. Очнулся он уже связанным. Все, кто оставался в живых из его дружины, тоже стали пленниками. А те даже не знали, кто попал к ним. Атли не был так честен, чтобы перед битвой назвать свое имя и спросить о том же противника.

– Вот-вот, как и сам Торвард конунг, когда напал на моего отца! – бормотала Ингитора, но понимала, что все в девичьей захвачены рассказом и сочувствуют юному Торварду гораздо больше, чем ее отцу, к несчастью которого давно привыкли.

– Всех их связали и оставили лежать на корабле. Сами разбойники сидели на берегу возле костра. Торвард ярл, конечно, не хотел попасть на рабский рынок. Он заметил неподалеку от себя обломок меча, застрявший в скамье. Торвард ярл сумел до него дотянуться, но мог ухватить его только зубами. Когда он уже достаточно раскачал обломок в дереве, тот сорвался и распорол ему щеку. Но все же он его вытащил и, держа его в зубах, перерезал ремни на руках одного из своих хирдманов, а тот освободил его, и так все прочие стали свободны. Ночью они вплавь добрались до соседнего мыса, а там раздобыли большую лодку. Да, там с Торвардом ярлом еще был Гранкель, сын его воспитателя. Он был одет богаче всех, и Атли посчитал его вождем. Ему на ногу надели железное кольцо и приковали к мачте железной цепью. Разомкнуть кольцо или цепь никак не удавалось. И тогда Гранкель сам отрубил себе ступню. Он говорил потом, что лучше умереть свободным, чем жить на цепи. С тех пор Торвард ярл стал одеваться ярко и богато – чтобы больше никто не принял за него другого.

– А Гранкель умер? – сочувственно спросила кюна Аста.

– Нет, ему крепко перетянули ногу ремнем, чтобы он не истек кровью, и вынесли. Он выжил. Он и сейчас живет в Аскегорде. Он стал скальдом. Он сложил первую хвалебную песнь о Торварде ярле и этом его поступке.

Ингитора впервые посмотрела на рассказчика с любопытством: она хотела бы знать эту песнь. Но даже если Анвуд ее знает, то здесь хвалебным песням об их враге звучать никак нельзя! Однако ее подводила живость собственного воображения и всегдашняя готовность жить чужой жизнью: и вот уже перед ней мелькает юное смуглое лицо, с кровоточащей раной на щеке от угла рта до заднего края челюсти; на груди и на плече кровь, но темные глаза горят упрямой решимостью, а крепкие белые зубы готовы грызть даже сталь, лишь бы сбросить оковы! Наверное, у Греттира в пятнадцать лет тоже было такое лицо! Да, будь Торвард сын Торбранда иным, после подобных испытаний тела и духа у него могла бы навсегда пропасть охота ходить в походы!

Все слушательницы очарованно внимали, даже на лице невозмутимой йомфру Вальборг отражалось волнение. Эта маленькая повесть так не походила на обычные рассказы о подвигах, вызывала такое сочувствие, проникала так близко к сердцу, что сам ее пятнадцатилетний герой стал казаться каким-то родным человеком, и не укладывалось в голове, что он – тот самый злодей, на которого Эгвальд ярл вот только сегодня отправился с войском на боевых кораблях.

– Гранкель потерял ногу, но стал скальдом? – спросила Стейннрид. Взгляд ее упал на Ингитору. – Так значит, чтобы стать скальдом, нужно сначала что-то потерять?

Ингитора тихо вздрогнула в своем углу.

– Да, выходит, что так, – негромко подтвердил Оддбранд. – Ты верно рассудила, йомфру. Боги ничего не дают даром. Ни силу, ни удачу – их постоянно требуется испытывать и подтверждать делом. А у того, кто пробовал брагу карлов, [28] вкус к пиву земных пиров навек потерян.

Ингитора не повернула головы, хотя она еще больше могла бы сказать в подтверждение.

* * *

Ужин в усадьбе Аскегорд окончился, столы убрали. Кетиль Орешник и Гранкель Безногий играли в тавлеи, расположившись на ступеньках высокого сиденья конунга, с другой стороны женщины чесали шерсть и вполголоса болтали. Гостей почти не было, даже Халльмунд в этот вечер сидел у себя дома, в Пологом Холме. Из знати имелся только Эйнар Дерзкий, ненавидевший собственную усадьбу, где его высокородная и строгая мать неусыпно следила, чтобы сын и наследник Асвальда ярла вел себя «прилично».

– Регне, да куда же ты провалился! – нетерпеливо поприветствовал Эйнар вошедшего наконец приятеля. – Вот она, твоя горбушка недоеденная, я ее сберег для тебя! Я дрался, как дракон, ее защищая! На нее тут покушался Ормкель, этот обжора!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});