Топи и выси моего сердца. Дневник - Дарья Александровна Дугина

не понимаю, почему так ломают слезы. В чем подлинная причина боли и кто ее причиняет? Можно думать, что заклятия или проклятья… Больше всего на то и похоже. И надеяться, что протерпеть, протерпеть до Пасхи. В Пасху все темное, весь плитник слезет с груди, откроет грудную клетку, в которой пусто, ибо птицы сгнили, и поможет воскресить моих мертвых, коих так было много.

Продержаться молитвой. Страшно, как метание подступает и не убежать даже в сны, ибо начинаешь спать, и слезы начинают топить подушку, а дальше начинаешь задыхаться. И снова эти закаты, и ветер, и знание, что в Петрограде текут реки вспять, и что там все другое.

Посмотришь туда

там – дочь.

Посмотришь в сердце – там ночь.

Посмотришь ввысь – глагольная форма «мочь».

Под ноги себе и птицам – там обесточь.

Внутри себя – сосредоточь.

На себе – уволочь.

Тебя – невмочь.

Тебя – только волочь?

Я – бестолочь.

Умереть меня уполномочь.

Внутри боль —

так пахнет смоль.

На рукавицах истлел король.

Их, кажется, съела моль.

Закрыть эту главу дозволь.

Уйти из мысли изволь.

По краю ночи вдоль

вырезаю слово «самоконтроль».

За. Что. Это.

▪ ▪ ▪

Со мной сегодня познакомились в супермаркете.

▪ ▪ ▪

Ой, дебаты скучные какие…

21 / 04

Как-то так в эти дебаты погрузилась, что забыла, что все плохо. И стало плохо, но не так плохо, как было. Завтра, вроде, новый день.

Духи с кожей, оказывается, пахнут кожаной сумкой фотографа, который достает фотоаппарат, чтобы сфотографировать священника, который пишет про любовь. И там есть строки: «Твои руки никогда не прикоснутся к моему лицу».

▪ ▪ ▪

Злой день.

Нахамила председателю ТСЖ. Он тоже нахамил. Не люблю, когда хамят и взаимохамят.

▪ ▪ ▪

Хочу больше интервью. Еще и еще.

Этот день не прекращается,

постоянно продолжается,

многократно повторяется…[408]

22 / 04

Отпустить.

Оставлю все Посту, а сама в Пасху пройду.

▪ ▪ ▪

Наверное, уехал город в другой город. Снились демоны и погоня за ними. В одном городе… Это – Страстная пятница и самая сложная неделя года.

Завтра встать, совершить утро, дать ему сбыться… День: работа, работа и работа. А вечером… А вечером к Пасхе. А в Пасху к Воскресению!

▪ ▪ ▪

Сегодня небо было как цвет кожи. Дым такой неестественный и неорганичный. Не знаю, зачем он проявился в тонких. Пальцах. Ведь это единственное, что тонкое. Сломы. Пальцы. Изогнутые ногти. Я все больше впадаю в Уводь Серебряного века. И все дальше отдаляюсь от того, кто совсем мне чужд. Хотя пересекаемся постоянно.

▪ ▪ ▪

Я не умею быть светом. Я не умею быть тьмой. Я именно та, кто посередине. В подвале разлагается на маленькие осколки гниющей плоти.

Я покупаю конфеты. Выхожу во двор на внутреннюю сторону, с которой видно башню. В дом прилет. Осколки вспарывают ноги и плечо. Падаю. Никого нет. Дождь сечет окраины города.

Муки счастья для меня невыносимы.

23 / 04

Поэтизация и романтизация лени. Вот все, что можно мне сказать в отношении отношения к моему и другому городу – длинному маршруту машинному.

Цель – делать все честно – жить, ходить, смотреть на воду, читать, выполнять список.

▪ ▪ ▪

Провальное выступление у Соловьев-Лайф.

Мое «Фигаро».

Кто никогда не говорил себе на следующий день после очередного разочарования в любви: «Это последний день», «Я все прекращаю», «Мужчины (или женщины) и я, все кончено», веря в это с трудом, как железо? Однако большинство из них оставляют цветок в ружье новым эмоциям. Но другие, травмированные, навсегда закрывают дверь своей сентиментальной жизни. «Я прожил первые две истории безоговорочно. Я дал все. Любовь была свободным падением в бесконечность, но реальность настигла меня: между моим представлением о любви и повседневной жизнью какая пропасть! Наконец-то у меня появилось ощущение удара о бетонную стену. Я опустошен от всего, что должен был отдать», – без пафоса признается Джорджио, 42 года.

▪ ▪ ▪

Выгнать бы из сердца зависть.

▪ ▪ ▪

Суббота вечер. Я 45 минут жду слова на африканском эфире. 45 минут!!! Африканском!!! Про Госси[409]. Без шапочки. 51 минута. Не могу уехать в Церковь из-за того, что сижу и слушаю критику ЭКОВАСа[410] со стороны экспертов из Африки. Устала и хочу скорее поехать в Церковь. Но это, видимо, последнее испытание.

00:23

Я с Амина Фофаной[411] в эфире.

Вот это уже успех, на самом деле. Это – лицо антифранцузского сопротивления в Мали. Час. Фофаны бывают разные. Добрый киииит! Добрый кииит.

То неловкое чувство, когда ты пропустила пасхальный крестный ход из-за того, что говорила про Госси в эфире 2-часовом африканского ТВ.

24 / 04

Такое странное. Кажется, что все, что он делает, оно такое хорошее и сильное. Не отпустило. Только работа. Во мглу. Только работа, только работа. Раз, раз, раз – шажочек за шажочком. Один, второй, третий…

▪ ▪ ▪

Политическая депрессия.

25 / 04

00:02

Главное, что окно открыто. А когда его закрывают, становится сложно дышать. Но потом проходит (знаю).

▪ ▪ ▪

Билеты военных облиты кровью, и кровь русская, даже если измазан билет желтым и синим цветом. Синий можно оставить. В Москве весна. Кажется, можно дышать или быть, или жить, или умирать от усталости.

26 / 04

Я, короче, устала. Но даже в дождь солнце воссияло над Москвой.

Очень хочется проехать Шую, Иваново, русские города и Череповец, и вообще – весна веснится. Потихоньку угасает воспоминание о далеких ошибках. Здорово быть человеком, кто умеет запускать такое восприятие сразу после ссор.

Но ссоры – это всегда то, что можно склеить. А смерть это, то что уже никак не обратить вспять. Кроме Пасхи. Но оно столь сакральное…

Начинает отпускать и становиться ненавязчивым. И уже понимаю о невозвратном. К лучшему. Пойму все позже.

Занудный блог продолжается.

Сегодня я вышла на сайкле на самую высокую скорость, которая была, и продержала на ней тридцать секунд темп. Не задохнулась. Увидела хорошие показатели пульса. Практически не устала после этого. Первый раз за последнее время