Кровь и туман (СИ) - Усович Анастасия "nastiel"

— Что? — я не могу сдержаться — вскакиваю. — О чём ты?

— Они планируют покинуть Дубров, пока королева не совершила очередную попытку добраться до меня. Родители возвращаются в город завтра, и завтра же мы уезжаем.

В горле застревает отчаянное «нет». Я, вмиг обессилев, оседаю обратно на стул.

— Другого выхода нет? — спрашиваю осторожно.

— Не знаю, — Лия, до этого всё время стоявшая ко мне спиной, поворачивается вполоборота. — Родители могут обеспечить мне какую-никакую, но защиту. Полагаю, именно этим они и занимались последние восемнадцать лет. Если бы не они, королева давно бы до меня добралась.

— То есть, всё дело только в этом? В защите?

— Ну да.

— Тогда у меня есть идея, — уверенно сообщаю я. — Только ты сразу не руби с плеча.

Лия подходит обратно к столу. Упирается ладонями в его край, наклоняется ближе.

— Я слушаю.

— Ты можешь стать добровольцем, — на выдохе произношу я. — Штаб обеспечивает неприкосновенность любым своим служащим, независимо от звания. Страж ты или доброволец — если ты принадлежишь штабу, ты автоматически получаешь право на защиту.

— Ты с ума сошла? — восклицает Лия. На её губах играет недобрая улыбка. — Мои родители убьют меня, если я стану добровольцем!

— Но это отличный шанс для тебя остаться в Дуброве!

— А смысл? Меня всё равно ничего здесь не держит. Ни друзей, ни парня, — Лия запускает пальцы в волосы и легко их ерошит. — Может, Дубров — просто не моё место?

Я понимаю, что Лия имеет на это полное право: собрать вещи и уехать восвояси, но никак не могу заставить себя уважительно отнестись к подобному решению.

Если Лия уедет, она оставит не город, а меня. Жаль, что сама Лия об этом даже не подозревает.

— Помнишь, ты говорила, что моё общество кажется тебе правильным? — спрашиваю я.

Лия кивает, но с сомнением ведёт бровью. Мне кажется, что она жалеет об откровении, которое себе позволила.

— Это твоё ощущение не беспочвенно. Я… мы уже были с тобой друзьями. Лучшими подругами, вообще-то. Почти как сёстры. — Я встаю. Лия, несмотря на то, что нас разделяет целый стол, едва заметно подаётся назад. — Да, точно. Сёстры.

— Я тебя не понимаю, — тихо, почти шёпотом произносит она.

Если я сейчас обо всём расскажу Лие, Бен, вероятно, убьёт меня.

Но если промолчу и позволю Лие уехать, Бену, боюсь, уже не будет нужды марать об меня руки, потому что этим я займусь сама.

— Мы можем переместиться куда-нибудь, где будет удобнее? — спрашиваю я. — Я задолжала тебе одну очень долгую историю.

* * *

Я возвращаюсь в штаб не потому, что мне больше некуда идти, но потому, что именно там я надеюсь остаться наедине со своими мыслями и хорошенько обдумать всё, что произошло.

Взгляд Лии, которым она одарила меня, стоило только закончить историю, наверняка будет сниться мне ночами ещё долгое время, если, конечно, мне вообще когда-нибудь удастся уснуть.

— Это было ошеломляюще разгромно, — сообщает Рис, идущий рядом.

Его мнения никто не спрашивал, и всё же он делится им, потому как на самом деле это моё мнение.

И оно верное. Случилось фиаско. Полный и безоговорочный провал.

— Честно скажи: ты сама чего вообще ожидала? — продолжает наседать Рис.

Каждый раз, когда я пытаюсь игнорировать его, его голос становится всё громче.

— Ваня и Даня отреагировали спокойно.

— Они тебя с рождения знают. А тут девчонка — без году неделя как вообще начала с тобой общаться.

— Я думала, она поймёт, что…

— Что ты сумасшедшая? Ну, так она и поступила.

— Нет, — я устало качаю головой. Споры самой с собой выматывают не хуже любой битвы. — Что она не должна никуда уезжать.

— Ты странная, Слава Романова. — Краем глаза замечаю, как Рис тает в воздухе, оставляя за собой прозрачную волну.

Я странная. И это мне заявляет моё же собственное подсознание в лице серийного убийцы.

Я останавливаюсь на тротуаре, прям посередине, как шла. Оглядываюсь по сторонам. Улицы наполнены любителями воскресных прогулок. Они: в парах, группами и поодиночке, — бредут по своим делам и не обращают на меня никакого внимания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я провожаю некоторых из них взглядом, и вдруг ловлю себя на том, что упираю кулак в своё солнечное сплетение в попытке заглушить боль где-то в груди. Я почти уверена, что это не сердечный приступ, но делу это не помогает: ни успокоиться, ни переключиться, ни расслабиться.

Я никогда не жаловалась на здоровье, и сейчас проблема тоже не в нём, а в том, что мне нужна помощь. И в этот раз — профессионала.

Я знаю, кому звонить, и у меня даже есть его номер телефона, как я помню. Впервые за всё время руки не подводят меня, отзываясь лёгкой нервной дрожью, когда я достаю мобильный и нахожу в записной книжке нужный номер.

По призванию он миротворец, но по второму высшему образованию он психолог, и я надеюсь, у него всё ещё есть право проводить терапию, несмотря на долгое отсутствие практики в данной сфере.

Так или иначе, была — не была.

— Привет, ребёнок! — весело приветствует меня Валентин после второго гудка.

Близнецы Филоновы на отца семейства внешне совсем не похожи, но в мелочах характера — буквально копия. Разве что у Вани в этом коктейле больше преобладает мамин жёсткий нрав.

— Здравствуйте, — говорю я.

И голос сразу выдаёт меня. Поэтому Валентин спрашивает:

— Всё хорошо?

Некоторое время назад, на занятиях, Валентин стал первым из взрослых, кто поинтересовался за моё состояние. Тогда я решила, что дело во мне, мол, перестала старательно притворяться, но, как оказалось, наоборот — всё дело в самом Валентине. Возможно в том, что он — психолог, а, быть может, просто очень чуткая натура, но, так или иначе, мужчина всегда умудрялся улавливать любые изменения в настроении не только моём, но и других окружающих.

Я видела это несколько раз, когда была у Филоновых в гостях. Так ему удавалось успокоить жену и предотвратить конфронтацию с ней ещё до начала самой конфронтации.

— На самом деле, нет, — честно признаюсь я. — Дядя Валя, мне бы с вами поговорить.

— Конечно. Когда ты хочешь?

— Сегодня. И, желательно, прямо сейчас.

— Ладно, — задумчиво произносит Валентин. — Ты подойдёшь к нам?

— Давайте лучше в штабе.

— Хорошо. Я буду там через пятнадцать минут.

— Я буду через пять, — отвечаю я. — Подожду вас в гостиной.

— Договорились.

Я отключаю вызов, убираю телефон обратно в карман и поднимаю глаза на здание перед собой, от которого меня отделяет четырёхполосная проезжая часть. Штаб должен был со временем стать для меня вторым домом, каковым является для других стражей. Но я — уникальный случай. У меня всё ещё и первого дома толком нет. Возможно, именно поэтому каждый раз, когда случается что-то, что на некоторое время выбивает меня из колеи, вокруг себя я хочу видеть именно эти стены.

Я сижу в гостиной в полном одиночестве. Никогда бы не подумала, что в штабе всегда так шумно, однако сейчас, в воскресный день, тишина звенящая. Конечно, помещения не пустуют: кое-где можно найти одиноких стражей, занятых своими делами, или кого-то из дежурных, но по сравнению с общим количеством снующих по этажам в будни, эта пустота пугает своими размерами.

Я думала взять одну из забытых на журнальном столике книг и полистать, но не смогла заставить себя привстать с дивана и протянуть руку. Сил хватило только на то, чтобы уставиться в одну точку и ждать.

По крайней мере, боль в груди отступила.

— О, вот ты где, — говорит Валентин, появляясь в дверном проёме, словно мы не договаривались встретиться здесь, а он сам меня нашёл. — Привет.

Я поворачиваю голову в его сторону и отвечаю короткой улыбкой.

— Здравствуйте.

Он говорил, что подойдёт в штаб через пятнадцать минут, но сейчас я не могу с точностью сказать, что они не прошли для меня за одну секунду. В какой-то момент я, видимо, выпала из реальности, словно погрузилась под воду с головой, и только приход Валентина сумел вытащить меня обратно на поверхность.