Гроза Византии - Александр Красницкий

— Я никогда не знала и не видела ее.

— Только это одно и может тебя оправдать!

Однако Изоку пришлось очутиться среди своих гораздо раньше, чем он предполагал.

Он уже надумал бегство и готовился привести в исполнение свой план, который ему казался вполне легким и доступным. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, пройти до входа в него из Черного моря, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.

Пылкий юноша не думал даже, что он почти не знает языка страны, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.

Но за Изока был сам случай.

Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и еще несколько высших сановников.

Беседа, как всегда, была самая серьезная и велась исключительно об одном.

Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действенным в подобных случаях — откупиться от наступавшего врага…

— Лучше потерять часть, чем все! — говорил он.

Волей-неволей пришлось согласиться с этим и завести сношения с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.

Вообще все, что казалось потруднее, всегда возлагалось на него, и Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений.

На этот раз затруднение, действительно, казалось непреодолимым.

Кого послать?

Кто, в самом деле, решился бы теперь, явно рискуя своей жизнью, пойти к рассвирепевшим, жаждущим крови варварам. За это время Василий прекрасно ознакомился с нравами Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.

Да и сами варяги не поверили бы каким бы то ни было послам, после того, что случилось в Киеве. Вряд ли это можно было предположить.

Вдруг Василия озарила неожиданная мысль.

Он нашел, кого послать к приближавшимся варягам…

Приняв по возможности спокойный вид, он прошел к себе и приказал немедленно призвать к себе Изока.

— Что прикажешь, господин? — явился к нему юноша.

— Изок, знаешь ли ты, что грозит Византии? Отвечай мне прямо, -спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.

— Знаю! — был ответ.

— Это твои идут на нас войной…

— Да! Я слышал, что киевские князья ведут на Византию свои дружины, и они разорят Византию.

— Ты отвечаешь с прямотой, достойной мужчины и славянина, — сказал Василий. — Но подумай сам, что они найдут здесь?

— Как что? Добыча будет богатая…

— И тебе не жаль этого славного города, не жаль беззащитных старцев, женщин и детей, которые погибнут под мечами твоих соплеменников?… Тебе не жаль меня, дважды уже спасавшего тебя и твою сестру?…

— Зачем ты это говоришь, господин?… Сердце славян горит местью…

— За что? Разве византийцы пленили и продали в рабство твоего деда? Вспомни, это сделали именно те норманны, с которыми идут твои земляки на нас войной…

— Ты прав, господин…

— Благодарю тебя… Так вот, если ты хочешь отплатить мне за добро, за мою ласку, исполни мою просьбу!

— Я слушаю тебя.

— Отправься к твоим землякам, уговори их уйти от Константинополя, взяв выкуп.

Глаза юноши засверкали радостью.

— Исполню твое желание, господин.

— Еще раз благодарю тебя, но дай мне клятву, что, во всяком случае, ты вернешься…

— Клянусь честью славянина! — пылко воскликнул Изок.

21. ЧЕСТЬ СЛАВЯНИНА

И кровопролитие, и дым пожаров, и опасность морского пути в утлых суденышках не могли заглушить смертельной тоски Аскольда.

Он как бешеный кидался во все схватки с врагами, не думая об опасности, искал пыла битв и не находил себе ни на минуту успокоения. Наконец князь стал думать, что только тогда придет этот желанный покой, когда он выполнит свою клятву и разорит дотла Византию…

Этот желанный миг казался ему все более и более близким. Еще два перехода — и он будет у входа в это проклятое гнездо, из-за которого так ужасно погибла его милая…

Хотя бы скорее кончились эти переходы! Право, скучны эти мелкие схватки с трусливым народом, бегущим при первой встрече со врагом, при первом военном клике славян.

В успехе своего предприятия Аскольд нисколько не сомневался. Поход был несомненно очень удачен.

Не дойдя всего один дневной переход до Константинополя, варяги остановились, по приказу князя, на ночлег. Их передовые струги шли безостановочно вперед, но главные силы дружины князья берегли на случай серьезного сопротивления.

Берег, едва только струги были зачалены, засветился бесчисленными огнями костров. Повсюду слышался шум, веселый смех, песни, крики. По всем направлениям были разосланы отряды, чтобы оберегать покой отдыхающей дружины.

Для князей был разбит отдельный шатер, но Дир предпочитал проводить время на открытом воздухе с дружиною, Аскольд же оставался в шатре со своими неотвязными думами и тоской.

«Близок, близок час мести за тебя, моя ненаглядная, — размышлял он. -Чувствуешь ли ты, что я исполняю свою клятву, чувствуешь ли что это проклятое гнездо, принесшее тебе смерть, скоро-скоро будет разорено… Камня на камне не оставлю я в нем… Все они погибнут за тебя одну!» Сильный шум и крики, донесшиеся до слуха князя, прервали его думы. Он встрепенулся, поднялся на ноги и по норманнской привычке, сохранившейся в нем, положил руку на рукоятку меча, готовый обнажить его при первой надобности.

Вдруг входная пола шатра поднялась, и Аскольд увидал сияющее радостью лицо Дира.

— Друг, брат, поверишь ли, кого я веду к тебе? — кричал Дир. -Смотри, смотри, кто это? Вот был бы обрадован Всеслав, если бы он был с нами…

Аскольд вгляделся в приведенного Диром человека, и в первый раз со дня ужасной кончины Зои на лице его появилась улыбка.

— Изок! — воскликнул он.

— Я, князь! — кинулся к нему юноша. — Как я счастлив, что вижу тебя здоровым и невредимым… Я слышал, отца нет?

— Да, он остался в Киеве… Но мы теперь вернемся к нему, как только кончим здесь свое дело…

Лицо Изока омрачилось при этих словах, но ни Аскольд, ни Дир не заметили этого.

Они поспешили усадить юношу, не помнившего себя от радости. Изок забрасывал их вопросами о Киеве, об отце, рассказывал сам, как он попал в плен, как здесь нашел сестру.

— Мы знаем это! — воскликнул Дир.

— Откуда? — удивился юноша.

— Сестра твоего отца — ты знаешь ее — это Зоя — рассказала нам все -и про тебя, и про славного Улеба, и про твою сестру.

— Зоя! Госпожа Зоя! Разве она — сестра отца нашего, Всеслава?

— Да!

— Вот как! Я этого не знал! Ну, слава Перуну. Где же она? Что с ней? Здорова ли она?