Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды - Александр Архангельский

Странно было бы отрицать самоочевидный факт: спецслужбы важны, нужны и будут всегда, пока существует дееспособное государство. Но они – службы, а не хозяева, и не могут и не должны получать неограниченные полномочия, на которые претендует любая каста, любая закрытая корпорация. Не только потому, что от этого становится нехорошо стране, но и потому, что они в таком случае перестают заниматься главным делом и перебираются на торгашескую территорию. Если Тарас Бульба не будет иметь противников, которые способны его сдержать, он неизбежно станет Янкелем. Чекисты, говоря языком Черкесова, потому и ввязываются в дело «Трех китов», что поставлены выше общества, имеют власть за пределами своих служебных полномочий, они ощущают себя не служащими, а управляющими.

Именно то, в чем Черкесов видит главное преимущество корпорации, и заключает в себе источник ее саморазрушения; не имея особых полномочий, невозможно разменивать политические преференции на торговые успехи. Были бы они горизонтально встроены в модель государственного управления, контролировались бы законом, журналистами и обществом, сдерживались бы извне и слегка придавливались бы сверху – не рисковали бы политической онкологией. А так – размножаются, как клетки, не имеющие препятствий; результат, боюсь, известен заранее.

Но поскольку медийная модель отстроена таким образом, что ничего она контролировать уже не может, то, как ни странно, некоторый шанс дают нам именно скандалы внутри корпорации. Письма Черкесова, в частности. Они служат болезненной компенсацией за полную закрытость силовой составляющей государства; они мешают корпорации достраиваться, пожирая мир вокруг себя – и самопожираясь изнутри. Пока милые бранятся, им неудобно следить за страной. И страна, быть может, успеет снять себя с крюка, как снимают наркомана с иглы.

Слова Черкесова, призванные напугать нас до смерти, на самом деле льют бальзам на сердце: «Крюк истлеет, окончательно разрушится от внутренней ржавчины».

Это как в старом анекдоте, появившемся во время перестройки. Приходит русский человек в кафе. Зовет официанта, просит: принесите кофе и газету «Правда». Официант вежливо отвечает: газета «Правда» больше не выходит. Через некоторое время посетитель опять подзывает кельнера и говорит: кофе и газету «Правда». Официант еще вежливее: газета «Правда» больше не выходит. Через пятнадцать минут история повторяется. Официант не выдерживает и раздражается: я же вам русским языком сказал: газета «Правда» больше не выходит! Клиент расплывается в счастливой улыбке и протягивает чаевые: говори, милый, говори! Звучит как музыка.

Соль, спички и мыло

На неделе между 15 и 21 октября. – Власти Грузии объявили о раскрытии заговора, который по заказу Москвы готовили бывший министр обороны Ираклий Окруашвили и олигарх-березовец Бадри Патаркацишвили. – В Тегеране прошла встреча глав прикаспийских государств с участием России. – Российская сборная по футболу обыграла англичан. – Путин не просто возглавил список «Единой России», но возглавил его единолично; тройки нет, есть туз. – Рост цен на продовольствие (хлеб, молоко) никак не удается остановить.

Вчера вечером идти по Москве было страшно и весело. Толпы пьяненьких юношей фланировали по центру, шутковали с милицией; милиция охотно откликалась. По бульварному кольцу гарцевали машины; из окон торчали российские флаги. Победа! Невероятная, неожиданная победа. Сделали. Самих англичан. Хиддинк – настоящий патриот.

В правительственной ложе стадиона в это время обнимались премьер Зубков и человек, похожий на первого вице-премьера Сергея Иванова. Главного начальника на трибунах не было. И это, с политической точки зрения, правильно. Шансов на выигрыш было немного; закладываться на чудеса неверно, ассоциироваться с поражением нельзя, а победа все равно оказалась общей. В той системе управления, которая отстроена у нас (и в большинстве стран Каспийского региона, в пул которых мы окончательно вошли в Иране), личная популярность вождя – основной капитал. Им нельзя рисковать, ведя игру на повышение. Эта игра в любую секунду может окончиться коррекцией, а то и черным понедельником. А всеобщий эквивалент успеха не имеет права обесцениться. По крайней мере, в одночасье.

Этот капитал и так пришлось в пожарном порядке заложить в опекунский совет; выяснилось, что партия власти медленно теряет выборные позиции, а впереди неизбежный рост цен на хлеб, подсолнечное масло, молочные продукты и, возможно, сахар. Только личный, безусловный и всеобщий авторитет президента мог возместить потери: ничего не оставалось, как закрыть партийную амбразуру, взять роль локомотива на себя. Со всеми очевидными плюсами. Мгновенным ростом партийного рейтинга, почти гарантированной победой с результатом, близким к конституционному, и полной поддержкой финансовых рынков, для которых преемственность власти – залог дальнейшего движения вверх. Но также с некоторыми минусами. Пока неявными, однако сулящими серьезные риски в будущем.

Что за риски? Во-первых – и совсем не в-главных, лидер потерял позицию «над схваткой»; если потом начнутся неудачи, провалы и сбои (без чего невозможна ежедневная политическая жизнь), трудно будет отделить его харизму от шлейфа негативных народных эмоций. Как это блестяще удавалось сделать и после «Курска», и после Беслана, и после монетизации льгот. Между тем, харизма эта до сих пор служила главным равновесом, источником всеобщего баланса, была связующим звеном стабилизации.

Во-вторых (и это важнее), в результате рокировочки у элит появится соблазн рассматривать голосование 2 декабря как референдум; если «Единой России» и впрямь удастся получить конституционное большинство, это будет означать, что вопрос о взломе основного закона решен. Если не де-юре, то де-факто. И неважно, какая конкретная схема будет выбрана для производства реального взлома; он произойдет. Что мгновенно перенаправит в зону риска еще один невероятный козырь нынешнего президента: его безусловную легитимность в глазах мирового сообщества. Собственно, это и есть две части основного капитала: неоспоримый авторитет – для своего народа, безупречная легитимность – для западных лидеров.

Но есть и третье. Это самое существенное. Не было вариантов, при которых Путин в марте 2008-го терял статус ключевой фигуры. Нравится это кому-то или нет. Тут нечего обсуждать; это медицинский факт. Однако ж имелась развилка. Попробовать создать российский аналог китайского Дэн Сяопина, исполнить роль морального вождя, правящего, но не управляющего, наделенного неформальными полномочиями, которые важнее формальных. Или повторить судьбу большинства соседей. По Каспийскому союзу. И не только. То есть не выпускать рычаги управления, сохранять власть как таковую, неважно, в каких юридических формах. Называйте это третьим сроком, бессрочным правлением, деспотией (в старом, не кромешном смысле), десакрализованной монархией; подберите какие угодно умные слова и ученые определения, суть не поменяется. Режим персональной власти, сохраняемой до тех пор, пока руки способны держать штурвал.

В чем, собственно, риск? Тут придется снова рассуждать бюрократически. Во-первых, во-вторых, в-третьих. И даже, что интереснее, в-четвертых.

Во-первых, ясно, что мировая история ускорилась. Если действовать в ее пределах, то долгосрочные модели работать не будут. Россия на обочину уйти не может, а режим персональной власти предполагает малоподвижность политической системы. Возникнут диспропорции; пока личная популярность зашкаливает за все мыслимые пределы, ею можно склеивать внутренние трещины, удерживать их от разрастания. Но популярность – товар опасный, сегодня торгуется с премией, завтра никто не берет и с дисконтом. И что тогда? Опыт соседей показывает: приходится использовать мягкую силу. Потом не очень мягкую. А затем и жесткую. См. пример Назарбаева, чтобы не брать – Лукашенко.

Во-вторых, единоличное и долговременное лидерство предполагает наличие цели, а цель нуждается в подпитке большими идеями. Цель временного управляющего – удвоение ВВП к окончанию последнего срока; годится. Но для того, чтобы исполнить роль единоличного отца нации, надо предложить идеологию, способную объединить страну. Имеется ли такая идеология, которая сегодня может связать всю Россию, напитать ее простыми, общедоступными смыслами? Кроме всеобщего национализма, которого власть по здравомыслию своему опасается, и правильно делает?

В-третьих, уже сейчас вертикальная система дает очевидные сбои; на седьмом году неуклонных успехов, когда миллиардеры множатся как грибы, мы не в состоянии решить простую рыночную проблему регулирования сельхозрынка. Цены – на хлеб и молоко – растут, пока их в приказном порядке не подмораживают. И снова устами Зубкова несем ахинею про масонский заговор производителей, который надо карать по всей строгости закона. Сговор, несомненно, есть; но как ему не быть, если созданы условия для сговора? Созданы не производителями, а неработающей моделью управления, в которой только один человек может упреждать кризисы, раздавая божественные команды. А все остальные ждут, пока скомандуют. Или не скомандуют. Потому что на всех одного не хватит. Если так пойдет, и мыло пропадет с прилавков; придется отправить на мыло футбольных судей. Если вдруг кому-то проиграем в следующих играх.