Убитая пирамида - Кристиан Жак

– Что вы здесь делаете?

– Мне было доставлено послание, извещавшее о том, что Бераниру грозит опасность.

– Покажите.

– Я бросил его рядом с моим домом.

– Мы это проверим.

– А почему вдруг такая подозрительность?

– Потому что я обвиняю вас в убийстве.

***

Монтумес разбудил старшего судью портика посреди ночи. Тот, ворча, открыл дверь и был поражен, увидев Пазаира между двумя стражниками.

– Перед тем как обнародовать факты, – заявил Монтумес, – я решил посоветоваться с вами.

– Вы арестовали судью Пазаира?

– Он совершил убийство.

– И кого же он убил?

– Беранира.

– Это нелепо, – вмешался Пазаир. – Он был моим учителем, я глубоко почитал его.

– Почему вы так уверены в своем обвинении, Монтумес?

– Он был застигнут на месте преступления. Пазаир вонзил перламутровую иглу Бераниру в шею; крови почти не было. Когда я со своими людьми вошел в дом, я сразу понял, что он только что совершил злодеяние.

– Неправда, – возразил Пазаир. – Я только что обнаружил тело.

– Вы вызвали врача осмотреть тело?

– Да, я пригласил Небамона.

Как ни тяжело было на душе у Пазаира, он не мог не вмешаться в разговор.

– Ваше присутствие в этом месте в такой час, да еще с отрядом – довольно странно, согласитесь. Как вы его объясните, Монтумес?

– Ночное патрулирование. Время от времени я присоединяюсь к своим подчиненным. Это самый лучший способ узнать, с какими трудностями им приходится сталкиваться, и их устранить. Нам посчастливилось застать преступника на месте преступления.

– Кто вас послал, Монтумес, кто подстроил эту ловушку?

Двое стражников схватили Пазаира за руки. Старший судья портика отвел верховного стража в сторону.

– Скажите, Монтумес: вы действительно оказались там случайно?

– Не совсем. Днем ко мне в контору принесли анонимное послание. Когда стемнело, я стал следить за домом Беранира. Я видел, как Пазаир вошел внутрь и почти сразу же поспешил туда, но было уже поздно.

– Его вина не вызывает сомнений?

– Я не видел, как он втыкал иглу в тело жертвы, но разве это не очевидно?

– Нюанс, однако, немаловажный. После скандала с Ашером такой драматический поворот… Да еще с судьей, находящимся под моей протекцией!

– Пусть правосудие делает свое дело, я свой долг выполнил.

– Остается один неясный момент – мотив.

– Это не так важно.

– Еще как важно!

Старший судья портика явно был в замешательстве.

– Спрячьте Пазаира куда-нибудь подальше. Официально будет объявлено, что он отправился со специальным заданием в Азию по делу Ашера. Места небезопасные, там он легко может стать жертвой несчастного случая, подвернуться под руку какому-нибудь разбойнику.

– Монтумес, вы не осмелитесь…

– Мы с вами давно знакомы, судья. Мы руководствуемся исключительно государственными интересами. Вам же совсем ни к чему, чтобы я расследовал вопрос о том, кто был автором анонимного послания. Этот судья весьма обременителен, а Мемфис любит покой.

Пазаир прервал их диалог.

– Вам не следовало покушаться на судью. Я вернусь и доберусь до истины. Именем фараона клянусь, я вернусь!

Старший судья царского портика закрыл глаза и заткнул уши.

***

Сходя с ума от волнения, Нефрет кинулась расспрашивать жителей квартала. Кое-кто слышал крик Северного Ветра, но никто понятия не имел, куда мог запропаститься судья. Дали знать Сути, но и он ничего не смог выяснить. Дом Беранира был заперт. Совершенно растерявшейся Нефрет ничего не оставалось, как обратиться с старшему судье царского портика.

– Господин судья, сегодня исчез Пазаир.

Казалось, новость поразила судью.

– Что значит исчез? Успокойтесь: он выполняет секретную миссию в рамках своего расследования.

– Где он?

– Если бы даже я знал, все равно не имел бы права вам об этом сказать. Но он меня в тонкости не посвящал, и куда он мог направиться, мне неведомо.

– Он мне ничего не сказал!

– И правильно сделал. В противном случае он был бы достоин осуждения.

– Он ушел ночью, не сказав ни слова!

– Наверное, хотел избавить вас от тягот прощания.

– Послезавтра мы должны были переехать в дом Беранира. Я хотела с ним поговорить, но, кажется, он уже на пути в Карнак.

Верховный судья помрачнел.

– Бедное дитя… Так вы ничего не знаете? Беранир скончался нынче ночью. Его бывшие коллеги собираются устроить великолепные похороны.

41

Зеленая обезьянка больше не резвилась, пес отказывался от пищи, в больших глазах осла стояли слезы. У Нефрет, сраженной смертью Беранира и исчезновением мужа, не было сил что-либо предпринять.

Ей на помощь пришли Сути и Кем. Оба бегали из казармы в казарму, из конторы в контору, от чиновника к чиновнику, чтобы хоть что-нибудь разузнать о порученной Пазаиру секретной миссии. Но двери перед ними закрывались, а уста хранили молчание.

Теперь, оставшись одна, Нефрет осознала, как сильно она любила Пазаира. Долгое время она сдерживала свои чувства, боясь поступить легкомысленно. Настойчивость молодого человека день ото дня разжигала их все сильнее. Теперь все ее существо было слито с Пазаиром, друг без друга они были обречены угаснуть. Вдали от него ее жизнь теряла всякий смысл.

***

Вместе с Сути Нефрет отнесла лотосы в заупокойную часовню Беранира. Учитель не ушел в небытие, теперь он будет одним из мудрецов, соединившихся с воскресшим солнцем. В нем его душа почерпнет энергию, необходимую для постоянного преодоления пути из потустороннего мира в гробницу, и будет продолжать источать свет.

От волнения Сути был не в силах молиться. Он вышел на свет, подобрал камень и швырнул его вдаль.

Нефрет положила руку ему на плечо.

– Он вернется, я уверена.

– Уже раз десять я пытался прижать этого проклятого судью царского портика к стенке! Он ускользает, как змея. «Секретное расследование» – только и знает, что повторять эти два слова. Теперь он отказывается меня принять.

– Что ты задумал?

– Хочу отправиться в Азию и найти Пазаира.

– Не имея ни малейших зацепок?

– У меня остались друзья среди военных.

– Они тебе помогли?

Сути опустил глаза.

– Никто ничего не знает: Пазаир как сквозь землю провалился! Представляешь его отчаяние, когда он узнает о смерти учителя?

Нефрет стало холодно.

С тяжелым сердцем они покинули кладбище

***

Павиан жадно грыз куриную ногу. Обессиленный Кем вылез из чана с теплой водой и надел чистую набедренную повязку.

Нефрет принесла ему мяса и овощей.

– Я не голоден.

– Сколько времени вы не спали?

– Дня три, а может, и больше.

– Ничего нового?

– Ничего. Я лез из кожи вон, но все, к кому я обращался, словно онемели. Я уверен только в одном: Пазаира нет в Мемфисе.

– Значит, он отправился в Азию…

– Не сказав об этом вам?

***

С крыши большого храма Птаха Рамсес Великий смотрел на город – порой беспокойный, но всегда веселый. За белой стеной простирались зеленые поля, окаймленные пустыней, где обитали мертвые. После десятичасового ритуала властитель захотел побыть один, вкусить живительную вечернюю прохладу.

Ни во дворце, ни при дворе, ни в провинциях ничего не изменилось. Казалось, угроза прошла стороной, словно ее унесло течением реки. Но Рамсес помнил пророчества старого мудреца Ипувера, предвещавшие, что свершатся кровавые преступления, что будет осквернена великая пирамида и что секреты власти попадут в руки горстки безумцев, готовых разрушить тысячелетнюю цивилизацию ради достижения своих честолюбивых целей.

В детстве, читая знаменитый текст под строгим присмотром наставника, он возмущался столь мрачным взглядом на вещи. Если ему доведется царствовать, он никогда такого не допустит! В своем тщеславии и легкомыслии он упустил из виду, что никто, будь то даже сам фараон, не властен искоренить зло в людских сердцах.

Ныне, более одинокий, чем путник, заблудившийся в пустыне, – хотя сотни придворных воскуряли ему фимиам, – он должен был побороть беспросветный мрак, готовый вот-вот закрыть солнце. Рамсес мыслил достаточно здраво, чтобы не тешить себя иллюзиями; борьба была заранее проиграна, поскольку он не знал врага в лицо и был вынужден бездействовать.

Пленник в собственной стране, жертва, обреченная на самое страшное поражение, дух, затронутый неизлечимым недугом, – он, самый обожаемый царь Египта, чувствовал, как его тянет ко дну, словно он ступил в мутные воды зловонного болота. Теперь, чтобы сохранить достоинство, оставалось только принять свою судьбу, не издав ни одного трусливого стона.

***

Когда заговорщики встретились, на их лицах играли довольные улыбки. Они вместе воздали должное избранной стратегии, которой сопутствовала удача. Разве победителям не пристало везение? Если и случалось им порой критиковать друг друга или досадовать по поводу чьего-нибудь неосторожного поступка, теперь эти замечания были ни к чему, ибо наступал период торжества, предваряющий рождение нового Египта. Пролитая кровь забыта, последние сомнения улетучились.