Шрифт:
Интервал:
Закладка:
75000 долларов
Только начинались выезды за рубеж. Первая поездка в Соединенные Штаты. Я помню, прихожу домой с билетами, со страховкой — все было в диковинку. Сыну Илье тогда было, наверное, пять лет, может быть, даже и меньше — четыре года, только начинал считать. Наверное, четыре. Перебирает бумаги, говорит: «Папа, это что?» Я отвечаю: «Это страховка». «А зачем она?» «Понимаешь, если самолет разобьется, то вам за папу и за людей, которые в этом самолете будут, заплатят 75000 долларов». Он задумался и говорит: «Это получается, 25000 мамочке, 25000 Дашечке, 25000 мне?» Я отвечаю: «Это уж как поделите. Но папа в клочья». «Нет, папу, конечно, люблю, папа — это очень здорово. Но 25000 долларов — это вещь». Вот так начиналось рыночное воспитание детей. К счастью, мои дети эти вещи не впитали, все осталось на уровне детской хохмы. Хотя 25000 долларов на дороге не валяются, я это скажу и сейчас.
Андрей Красильников
Во время написания этой книги, точнее, уже ближе к концу, пришла страшная весть, страшная новость — погиб мой друг Андрей Красильников, главный врач Архангельского областного онкологического диспансера, человек с очень интересной судьбой, фанатично преданный нашей профессии. Кстати, автор блестящей книжки примерно такого же плана. Может быть, идея этой книжки зародилась после прочтения книги, которую написал Андрей. Там есть достаточно яркие зарисовки из врачебной жизни, из жизни провинциального врача, врача-онколога. Но, тем не менее, случилось так, что незадолго до Нового года Андрей Красильников был на охоте и был убит случайным выстрелом. Причем не просто случайным выстрелом, что обидно и страшно само по себе, но выстрелом своего родного брата, который был и есть главный врач Архангельской больницы скорой медицинской помощи. Ужас жизни часто, к сожалению, превышает самые жуткие шекспировские сюжеты. Андрей Красильников был великолепным другом, классным специалистом, заводным, интересным человеком, вечная ему память. Спасибо тебе, Андрей, за нашу дружбу.
Блошиный рынок
Очень люблю посещать блошиные рынки, особенно в старых европейских городах, где встречаешь кучу вещей. Понятно, что не антикварных, но на которых лежит след жизни, некая аура от людей, которые этими вещами пользовались. Однажды, будучи в Антверпене, буквально бегом пробегая через блошиный рынок, я увидел (и не жалею, что купил) два барельефа на мраморе. Такие классические пасторальные сюжеты. Достаточно замызганные и не в очень хорошем состоянии чистоты. Я, не глядя, купил за какие-то смешные деньги. Дома, когда стал разбираться, нашел на заднике у того, и у другого штамп «Санкт-Петербург, 1848 год». Трудно представить, сколько людей прошло за эти 1,5 века мимо этих барельефов, сколько они видели, сколько они слышали, может быть, какие приключения сопровождали их перемещение по миру. Я рад, что приобрел эти вещи, сейчас они отреставрированы и живут уже в Челябинске.
«Борис Годунов»
В 1985 году, когда я учился в Москве, в одной из курсантских компаний от москвичей, которые были близки к богеме, поступило предложение «а не хочешь ли ты сняться в кино на «Мосфильме»?» Естественно, от такого предложения отказываться нельзя. К тому же гонорар по тому времени был достаточно нехилый: 10 рублей за съемочный день. И снимался ни много ни мало «Борис Годунов» в Кремле, и снимался Сергеем Бондарчуком. В назначенный день утром я появился на проходной «Мосфильма», был направлен к гримерке. Мне определили роль купца, приклеили бороду, немножко подгримировали, выдали одежду (кафтан, малахай). В таком виде меня и еще группу таких же людей из массовки первого ряда погрузили в автобус «Икарус» с прицепом, который назывался в народе «колбаса», и повезли через полгорода в Кремль. Ивановская площадь была освобождена от ларьков. То, что нельзя было убрать, было завешано хоругвями. Прямо из храма был проложен помост, по которому на рельсах передвигалась камера, и начались съемки. Снималась сцена коронации Бориса Годунова. Идет царский ход. Мы стоим вокруг. Вдруг съемка прерывается по команде помощника режиссера. В камере появился инверсионный след самолета. Все сели отдыхать, курить, ждать, пока след развеется. И хоть день был довольно ветреный, минут 20 на это ушло. В это время сидел Бондарчук в шапке Мономаха рядом с камерой и курил Marlboro. Представляете, 1985 год, Marlboro было достаточно круто по тем временам. Потом был второй, третий дубли. При этом разбрасывались такие латунные кружки с отпечатанным известным Георгием Победоносцем — макет копейки тех времен. После третьего или четвертого дублей разбрасывания монет, которые с успехом все мы прятали по карманам как сувенир, раздается окрик помощника режиссера: «Граждане купцы, стрельцы, бояре, хватит деньги казенные пиздить. На следующий дубль не хватит». Но на следующий дубль хватило. И так прошли два съемочных дня с громадными впечатлениями, с интересными фотографиями. Интересно, что фильм этот, видимо, в условиях перестройки не пошел большим экраном, но есть ссылки в Интернете, можно посмотреть фильм и себя, кстати, я тоже несколько секунд вижу. Хотя в титрах, увы, нет.
Но эта ситуация спустя много-много лет сыграла еще одну хохму. Где-то уже в годах 2011–2012 появился в Челябинске некий театральный режиссер, достаточно провинциальный и примитивный, но со столичными амбициями, с потугами поставить «Жизни за царя» в Челябинском оперном театре. И во время одной из кухонных бесед у моей жены Натальи он поглядел на меня проницательным взором мэтра и изрек: «Я вижу тебя. Не хотел ли ты в роли миманса выступить в сцене «Народ безмолвствует» в «Борисе Годунове»? Вижу, у тебя и вид, и стать — все подходит». Я ему говорю: «Ты знаешь, я готов, тем более что я готов вернуться на большую сцену. И фактура мне знакома». Гений режиссуры был несколько ошарашен: «Как?!» «Видишь ли, я снимался в «Борисе Годунове» у Бондарчука». «У какого?» Я говорю: «Конечно, не у лысого. У настоящего, у Сергея». Произвело впечатление. Потом мы с ним разошлись по разным мотивам. И сама идея постановки «Жизни за царя» в челябинском театре с приглашением одного из отпрысков Дома Романовых, имеющего к нему достаточно сомнительное отношение, все это мне абсолютно не импонировало. Но свой
- Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920) - Екатерина Евтухова - Биографии и Мемуары / Науки: разное
- Такой, какой я есть…3 - Андрей Владимирович Важенин - Биографии и Мемуары / Публицистика / Путешествия и география
- Дневник моих встреч - Юрий Анненков - Биографии и Мемуары
- Без выбора: Автобиографическое повествование - Леонид Бородин - Публицистика
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007 - Наталья Казьмина - Биографии и Мемуары
- Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя - Биографии и Мемуары / История / Контркультура / Музыка, музыканты
- НА КАКОМ-ТО ДАЛЁКОМ ПЛЯЖЕ (Жизнь и эпоха Брайана Ино) - Дэвид Шеппард - Биографии и Мемуары
- Всё тот же сон - Вячеслав Кабанов - Биографии и Мемуары
- На линейном крейсере Гебен - Георг Кооп - Биографии и Мемуары