Дальние родственники - Зиновий Юрьев

"Хватит! - крикнула миссис Прайс. - Остановите безумца!"

"Однако же!" - рявкнул красномордый.

"Боже, боже, боже", - стонала пожилая леди с высокой седой прической, а сухонький старичок начал громко икать.

"Хьюм! - скомандовал лорд Литтон. - Можете заниматься самосожжением где угодно, но только не у меня в доме".

"Слушаю, - сказал Хьюм и опустил руки. На лице не было ни следа ожогов, разве что оно чуть раскраснелось, то ли от угольков, то ли от реакции присутствовавших. - Уверяю, леди и джентльмены, я вовсе не страдал и не истязал свою плоть. И чтобы вы поверили, я прошу кого-нибудь взять из моих рук вот этот красненький уголек", - медиум протянул ладонь, на которой лежал уголек. По поверхности его муарово пробегали искорки.

"Э, нет, Хьюм, - засмеялся лорд Литтон, - меня вы на это не подобьете, ха-ха-ха..."

"Он же горячий", - отшатнулась мисс Прайс.

Почему-то все взоры в эту секунду обратились ко мне. Гости лорда Литтона, очевидно, считали, что на роль огнепоклонника больше всего подходит русский варвар. Пусть граф, но явно варварский граф.

"Не бойтесь, господин Харин", - мягко сказал Хьюм. Слово "господин" он произнес по-русски, и была в этом "гаспэтине" какая-то поддержка, какая-то общая тайна, как будто хотел он сказать: не бойся, уж мы-то, избранные, друг другу вреда не причиним.

Знал я, видел, что бояться нечего, что только что на моих глазах прижимал он целую пригоршню жгучих угольев к лицу, и все-таки стиснул я губы, заставляя себя протянуть руку. Знать-то знал, но древний инстинкт дергал за мускулы: ты с ума сошел, что ли, ведь обожжет...

Хьюм улыбнулся, заговорщицки подмигнул мне и перекатил уголек на мою ладонь. Я напрягся, как перед болезненным уколом. Но укола не последовало. Глаза мои видели на ладони начавший тускнеть красный уголек, а болевые центры молчали, потому что никто не вопил им: больно!

"Я понимаю, - сказал Хьюм, - что у кого-нибудь из вас может создаться впечатление, что уголек вовсе и не горячий. Сейчас мы проделаем эксперимент. Есть у кого-нибудь листок бумаги?"

"Возьмите", - старая обезьянка протянула в сморщенной лапке газету. Мне показалось, что была это "Таймс".

"Благодарю вас, сэр. - Хьюм аккуратно оторвал лист, отделил от него половину и повернулся ко мне. - Бросьте сюда уголек, сэр".

"С удовольствием", - прокаркал я. Хоть уголек и не жег меня, но все мое естество жаждало побыстрее освободиться от него. Я бросил уголек на газету. Листок на моих глазах начал коричневеть вокруг него, темнеть, корежиться и вдруг вспыхнул веселым огоньком. Послышались аплодисменты.

Мы возвращались вместе с Хьюмом после сеанса. Он опять предложил пройтись, и я согласился. Дождя не было, но воздух был насыщен влагой, и холодный ветер заставлял меня поеживаться. Я вспоминал ужин после сеанса и снисходительное добродушие хозяина по отношению к Хьюму. Нет, он не оскорблял его, но он и не давал забыть, кто есть кто. Часом раньше бледный молодой человек мог бросить вызов силе тяжести и жару огня, но вызов титулу и состоянию бросить он не мог... Хьюм словно ответил моим мыслям:

"Порой мне кажется, мистер Харин, что я глубоко несчастный человек..."

"Почему?"

"Потому что я не беру денег".

"Не понимаю".

"Как вам объяснить... Вы, наверное, слышали, что я пользуюсь определенным успехом, меня приглашают в лучшие дома, я имел честь быть принятым папой римским, Наполеоном Третьим, вашим царем Александром Вторым. Я знаю, что почти все аристократы тем не менее относятся ко мне, как к фокуснику. Пусть к необыкновенному, но к фокуснику. И не дают мне забыть о моем происхождении. А я все тщусь и тщусь доказать им, и скорее всего себе, что я ровня им. Именно тщусь. Умом я понимаю, что никогда ничего никому не докажу, но какая-то дьявольская гордыня разъедает мою душу, как уксус. И только со своей Сашей я счастлив. Мне ничего не нужно доказывать ей..."

"Но деньги..."

"Да, деньги. Если бы я хоть раз получил гонорар, все эти аристократы вздохнули бы с облегчением. Все бы стало на свои места. Мне бы вручали после сеанса конверт и выпроваживали через ход для слуг. Все было бы неизмеримо проще. А так... Я ведь знаю, что веду себя глупо, что я тщеславен, но ничего не могу с собой поделать... Надеюсь, вы простите меня за это излияние..."

"О чем вы говорите, мистер Хьюм".

"Не знаю, почему я так откровенен с вами... Может, потому, что у меня ощущение... - Хьюм вздохнул, - как бы выразиться... что вы все равно знаете меня... Ваши предсказания... И потом мне почему-то кажется, что мы больше не увидимся..."

"Я скоро возвращаюсь домой", - сказал я.

"Я открою вам маленький секрет. Скорее всего меня так тянет к себе высшее общество, потому что мой отец был аристократом. Моя бедная матушка несколько раз намекала мне, что я незаконнорожденный сын графа Хьюма. Не знаю, может быть... Но он ни разу не сделал даже попытки повидаться со мной... Сначала я испытывал почти ненависть к матушке, а теперь мне кажется, что она сама страдает еще больше меня..."

Удивительно все-таки устроена человеческая психика. Вот человек, наделенный какими-то редчайшими способностями, которые и через сто лет будут казаться такими невероятными, что большинство, в том числе и люди ученые, предпочтут скорее отмахнуться от них, чем пытаться объяснить. Человек, имя которого будет известно и в двадцать втором веке, ибо только в будущем его чудеса перестанут быть чудесами и впишутся в новые парадигмы науки. А он страдает из-за какого-то дрянного графчика, соблазнившего в далекой деревушке шотландскую доверчивую крестьяночку, и бесплатно развлекает надутых идиотов, лишь бы быть поближе к так называемому высшему обществу...

Наверное, Хьюм не лгал, когда утверждал, что не может объяснить, как он творит чудеса. Впрочем, творит ли? Не мог этот заурядный человечек бросать по своей воле вызов законам природы и здравому смыслу. Просто, просто... скажем, в силу каких-то случайных обстоятельств он оказался тем проводником, сквозь который в наш привычный мир попадали силы неизвестного нам свойства.

Я мысленно усмехнулся. Я переворошил охапку слов, которые ровным счетом ничего не объясняют, и почувствовал удовлетворение.

"А духи, - спросил я, - когда вы их вызываете, вы тоже не знаете, как это происходит?"

Хьюм помолчал, и мне показалось, что вопрос был ему неприятен.

"Духи, - вздохнул он наконец, - я не люблю духов".

"Но они..."

"Не знаю, не знаю... Я знаю, что, когда по комнате летают столы и рояли, когда я взлетаю в воздух и люди, которые держат меня за руки, подымаются вместе со мной и вынуждены отпустить меня, чтобы не оторвать мне руки, когда я спокойно прикасаюсь к огню, все это пусть и невероятно, но реально. Самые заядлые скептики не могут отрицать того, что видят, что могут пощупать и потрогать. Самое большое, что они могут сделать - это не интересоваться мною. Вы слышали имя Натаниэля Готорна?"

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});