Миры Харлана Эллисона. Том 3. Контракты души - Харлан Эллисон

Это был настоящий кошмар: рухнувший в озеро самолет, мгновенная гибель остальных пассажиров, невероятное спасение… Он с ужасом вспомнил тошноту и лихорадку в воде, кишащей какими-то тварями, как уже наполовину утонувший забрался в узкую, обгорелую щель и погрузился во тьму безмыслия. Хлюпающие о края его убежища волны убаюкивали сознание. Он наконец достиг долгожданной эйфории, отсутствия ощущений, о чем мечтали поклонники пейота, умевшие видеть в вечернем ветре джунглей тайную игру светотени.

(Но если он помнил все это, даже в бреду, почему эти мысли мелькали на фоне посторонних мыслей другого, маленького человека с холодной кирпичной улицы?)

Он шел дальше.

Что там говорили о нем индиос? О Гарри Тиме Нормане Могарте?

Он слышал эту историю на дюжине диалектов.

Что только сумасшедший пойдет в Место без названия. В первый раз у него едва хватило дыхания дослушать до конца столь неправдоподобную историю. Кто, кроме Нормана Могарта, разглядел бы параллель между образами священного змея в легендах, пришедших из Ригведы[9] и Гэндзи-Моногатари?[10] Кто еще? Даже двадцать сносок в ХейкиМоногатари — все сходится до последней точки.

Норман шел вперед. Кожу источили свирепствующие в этих краях три разновидности грибка; он знал, что глаза его скоро должны стать цвета молока иламы, а уши через несколько дней перестанут различать шелест листьев, но к тому времени он найдет, что искал, если это, конечно, существует. Надо только дойти до места, где цвета Йоатля потекут как краска, а потом семь раз пройти по семь метров, и там, зажатый в трещине живого камня…

Он остановился, от жара и боли по щекам текли черные слезы. Разумеется, его донимал не гриф. Никакой гриф его внутренностей не терзал. Так ему сказали. Это западная версия, искаженная история о принесшем огонь. Он, Хупоклапиол, принес не огонь, а ложь, не опаленную истину, а великое откровение неправды, и за это его селезенку вырывает из дрожащего тела Йоатль, птица с сумасшедшими глазами, и перья ее переливаются кровавой краской над Его загорелым, бессмертным телом.

И вот он нашел окровавленную цветную птицу, а значит и все остальное правда.

Погруженный в собственное безумие ("Как глубоко я увяз в огненном бреду", — .поражался Норман, осознавая, что лишь один из шести образов соответствует реальному миру, остальные же результат лихорадки, боли, а может быть, той, другой, жизни, которой он, кажется, жил), Могарт вдруг услышал слабый звук… безумный звук, донесшийся сквозь зелень.

Глаза его загорелись, он отчаянно бросился сквозь сплетение ползучих растений, выскочил на обрыв и взглянул вниз, стараясь рассмотреть, откуда шел звук. Тупой, гудящий звук живой смерти. Внизу, рассекая равнину, катился коричневый поток, извилистая лента опустошения, кишащего голода и буйства. Вот они, марабунты! Боевые муравьи, передвижной ад, рот, не знающий наполнения, муравьиная армия, сметающая на своем пути все и так же неожиданно исчезающая в джунглях — до следующего раза.

Норман наблюдал за ними издалека, с холодком ощущая, как медленно возвращается рассудок. Ибо нельзя взглянуть в лицо такой разрушительной силе и сохранить собственное безумие, от такой невообразимой массы смерти не уйти даже в двери иллюзии.

Он долго смотрел в долину, следя за миллионноногой змеей, пожирающей на своем пути все. Затем, содрогнувшись от сознания собственной ничтожности и бессилия перед силами природы, Норман отвернулся и шагнул под сулящую защиту листву джунглей. Марабунты шли параллельно ему, но они были далеко и не представляли непосредственной угрозы. Они просто напоминали (невероятный звук все еще слышался), как он одинок и как бессилен, всегонавсего человек, вто время как в долине находились настоящие боги.

Если бы не желто-голубые галлюцинации, он бы никогда не нашел входа в Место без названия.

Жар усилился, грибки, поразившие руки и ноги, казалось, вступили с ним в состязание, стараясь овладеть его телом, прежде чем он найдет свою цель. Больше всего он боялся, что они заползут в глаза.

Потом начались галлюцинации: каждый лист, каждая пылинка, солнце и камни — все стало излучать круги света. Весь мир заполнился миллионами желтых и голубых кругов, сквозь которые он брел, теряя сознание. Затем он вышел к гряде невысоких холмов и уставился на их очертания, надеясь разглядеть проход в желто-голубой радуге.

Проход зарос листвой, и, если бы не излучение кругов света, он никогда бы его не разглядел. Фактически это было единственное чистое место, как просветление в бреду. Он вырубил листву мачете, потом откатил в сторону несколько камней. Впереди было темно.

Норман Могарт сделал шаг, потом еще. Постоял, прислушался. Тишина. Он вдохнул и сделал еще шаг. Со страхом двинулся вперед, повесил мачете на пояс, закинул винтовку за спину. Протянул руки. Нащупал стены прохода. Вперед. Глубже и глубже внутрь горы. Вперед. Где-то далеко мелькнул свет. А он продолжал стремиться вперед, с удивлением отметив, что круги перед глазами пропали. Дошел до выхода. Шагнул наружу. И увидел Его.

Могарт находился на площадке, широкой лентой охватывающей гору изнутри. Внизу, очень далеко внизу, различалась горловина давно погасшего вулкана. Возле вулкана, на широкой площадке прямо напротив него сидел прикованный к скале Прометей.

Норман Могарт зашагал по кромке, глядя попеременно то на цель своего путешествия — невероятную фигуру, склонившуюся над каменными обломками, то себе под ноги.

Приблизившись, Норман осознал, что перед ним человек. Такой, каких никогда не было на Земле. Кожа Прометея имела темно-коричневый, почти каштановый оттенок. Закрытые глаза представляли собой вертикальные разрезы. Вокруг рта, напоминавшего бесформенный провал во всю нижнюю часть лица, шевелились небольшие мясистые отростки, отдаленно напоминающие усы сома. Отростки слегка подрагивали, следуя неведомому ритму.

Прометей откинулся назад, разбросав в стороны руки с перепончатыми пальцами. Огромные синие металлические болты были вкручены сквозь кисти рук глубоко в камень. Тело опутывала цепь из такого же металла. Ластоподобные стопы были также пробиты болтами.

Не успел Норман подойти ближе, как сверху раздался крик: огромный Йоатль камнем пошел вниз и сел, сверкая сумасшедшими глазами, на грудь прикованного. (Могарт вдруг сообразил, что у него человека? — огромная грудь и слишком много ребер.) Птица изогнула шею в вонзила клюв в каштановую плоть. Спустя мгновение клюв окрасился кровью, а Могарт смог разглядеть сеть шрамов, покрывающих прикованное существо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});