Меморандум киллеров - Фридрих Незнанский

— Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. Доставайте свой протокол, спрашивайте…

2

— Ты где был? — сухо спросил Меркулов, оглядывая беспечно ухмыляющегося Турецкого. — И почему мобильник не отвечал?

Вместо ответа Александр Борисович прижал указательный палец к своим губам и положил на стол перед Костей несколько страниц протокола допроса свидетеля. Ногтем отчеркнул фамилию допрашиваемого. Меркулов лишь взглянул и тут же с изумлением уставился на Александра Борисовича.

— Расколол?!

Турецкий молча поцеловал кончики своих пальцев и потом добавил:

— Конфетка! Вернее, бомба… в шоколаде.

Меркулов сунул протокол в прозрачный файл и упрятал его в собственный сейф. Запер его и сказал:

— Через час едем. Я очень за тебя беспокоился…

— Что, — нахмурился Турецкий, — всей кучей? Может, лучше, если я сам по себе? А Славка в курсе?

— С утра. Сегодня же, кстати, будет принято решение и по нему. Ты разговаривал с ним, как я просил?

— Костя! Я сделал только то, что ты просил, но ни граммом больше.

— Надрались, что ли, с устатку? — нахмурился Меркулов.

— Нет, зачем же? Сперва обсудили возможные варианты, а вот уже потом… ну, сам понимаешь… извини.

— И какова реакция?

— На удивление все сразу и очень правильно сообразил. Видно, уже нутром чуял.

— Так чего ж тогда надрались?

— Ну, Костя! — Турецкий развел руками. — Сам же и угадал — с устатку…

Этот разговор в кабинете заместителя генерального прокурора Константина Дмитриевича Меркулова состоялся ровно в четыре часа пополудни.

А в восемь вечера они, снова вдвоем, оказались в этом же кабинете.

— Я не знаю, — сказал Костя, открывая сейф и доставая оттуда бутылку коньяка, — правильно ли мы поступили, оставив сейчас Вячеслава наедине с его…

Меркулов не стал продолжать, ибо, вероятно, не хотел называть тех подонков, о которых шла недавно речь на закрытом совещании в кабинете директора Федеральной службы безопасности, достойными их дел именами — бандой, к примеру.

— А я уверен, что все правильно, — возразил Турецкий. — Славка их соберет, огласит принятое якобы на днях в их министерстве решение, ну а это… — он щелкнул себя известным жестом по шее, у подбородка. — Это может состояться и позже. Как прощальный ход. Либо?.. Либо вообще не состоится, что будет уже напрямую зависеть от нашей с ним дальнейшей деятельности. Меня, Костя, сейчас только одно радует…

— Что приняли так легко, да? Как будто только того и ждали? Это хочешь сказать?

— Вот именно. Значит, в самом деле назрело… Я наблюдал за Игорем этим, Ромадиновым… Честное слово, показалось, что у него даже огоньки в глазах засверкали! Вот что значит — получить отмашку! Ну что, посмотришь признания грузинского «законника»? Там есть оч-чень, скажу тебе, любопытные вещи!

— Посмотрю, конечно… На, открой! Что ты, право, заставляешь меня возиться?

Турецкий одним движением скрутил пробку с бутылки, над которой безуспешно возился Меркулов.

— А чем ты недоволен, Костя, у тебя есть сомнения?

Меркулов нагнулся, снизу вверх посмотрел на Турецкого и сказал негромко:

— Мне не нравится молчание нашего…

— А чего ему было говорить? Его ж напрямую не касается. Или возьмемся заодно уж искать и в собственных рядах? Так нам же давно известно, кто есть ху, а кого это дело совершенно не касается. А вообще говоря, — с некоторой даже небрежностью заметил он, разливая коньяк в стаканы — не хотелось идти за рюмками в приемную, еще встретится кто-нибудь, совершенно лишний в данный момент, — мне представляется, Костя, что сей блистательный бал, предложенный высокому руководству не без нашей помощи, тем и интересен, что пришелся ко времени. Я почти уверен теперь, что нечто подобное у них там уже обмозговывалось. Просто пока не находили удобного повода, что ли. Либо острой нужды не видели. Ну а что праздник растянется на продолжительное время, в этом у меня больше нет никаких сомнений. И, вероятно, наш с тобой шеф это тоже знает, а потому не торопится бежать впереди паровоза. Вот тут я бы отдал ему должное.

— Или — наоборот. Лучший способ снять с себя любые подозрения — это предупредить прохвостов, о которых тебе известно, заранее. Мол, чуете, что у тех происходит? А у этих? А как до вас дело дойдет? Так ведь народец в одночасье и перевоспитается! Либо разбежится, чтоб окончательно все концы утопить. Не думал?

— Костя, дорогой, — с хитрой усмешкой сказал Турецкий, — а не ты ли всегда настойчиво указывал своим подчиненным, что гораздо важнее не столько карать, сколько учить? И опять же на примерах, причем не на собственных, как это дурак делает. И потом, давай смотреть на вещи реально. Всех гадов не переловим. Кто-то испугается, затаится, перестанет гадить, верно? Уже плюс для огромной державы. А кто не поймет предупреждения, того… что ж, на то мы и система, чтобы вовремя избавляться от шлака.

— У-у-мный!.. — насмешливо протянул Меркулов и чокнулся с Турецким своим стаканом.

А Вячеслав Иванович Грязнов в эти же самые минуты с грустной усмешкой докладывал своему руководящему составу о том решении, которое несколько дней назад, оказывается, было принято в МВД, а только сегодня наконец довели до его сведения. Суть заключалась в том, что министр, высоко, вероятно, оценив ту акцию, которую провели в МУРе по выявлению нарушений законности среди своих сотрудников, после соответствующих оргвыводов, которые были сделаны, передумал отпускать начальника уголовного розыска на пенсию. Шли ведь уже на эту тему разговоры, и не раз, и знал о них Вячеслав Иванович, просто не считал нужным делиться с соратниками. И если бы не то громкое совещание, наверняка уже был бы подписан приказ о пенсионе. Так что, в некотором смысле, он был теперь даже обязан своим помощникам, сумевшим как бы вовремя перехватить инициативу…

Да, все это было, конечно, приятно — с одной стороны. А вот с другой, Вячеслав Иванович поневоле оказался как бы на распутье. Он переводился в резерв министерства, не совсем четко представляя свое будущее. Правда, ему уже был сделан намек, что, вполне возможно, он может быть назначен одним из заместителей начальника Главного управления собственной безопасности. Но это, как говорится, вилами на воде писано. И неизвестно, понижение или повышение. Также пока не поднимался и вопрос о том, кто станет равноценной заменой генералу Грязнову в Московском уголовном розыске. А между прочим, не простой вопрос…

Его слушали с напряженным вниманием. Особенно вот это, последнее, сообщение.

В самом деле, странно. Переводят заслуженного человека. Неважно куда, был бы стул, а человек найдется. Но если одновременно не решается главный кадровый вопрос — кто на замену, тогда что же? Всякие «и. о.», «врио»? Нет ничего хуже неопределенности.

Нервничают — это видел по глазам Вячеслав Иванович. Но больше всех, конечно, Лыков с Межиновым. Для них любой новый начальник — возможный крах всяких надежд. И заметно было, как они ерзают от нетерпения, понятно какого. Небось кинутся сейчас звонить Валерке Коныгину, нынешнему заместителю Ромадинова. Всю ли правду сказал Грязнов? Не утаил ли чего? И, главное, что за всем этим стоит? Какие слухи поползли в нелегкие и без того дни для столичного угрозыска в коридорах на Житной улице? Наверняка ведь где-то, что-то… А вот что?

Подумал Вячеслав Иванович и решил в последний раз сделать вид, будто он им верит, как себе. И он с расстроенным видом махнул им рукой, отпуская. И никто, ни один из верных, как они его уверяли, помощников и соратников не предложил… ну как обычно у русских-то людей? Плюнь ты на них, шеф, давай завьем горе веревочкой! Сейчас сбегаю да принесу пузырек. А может, и у тебя в сейфе найдется… Вроде бы как по-людски.

Но нет. Заместители, начальники отделов молча поднимались, чтобы покинуть кабинет, где оставался никому, вероятно, не нужный теперь, бывший уже, можно считать, начальник. Кем он станет потом, неизвестно, а значит, нечего и время зря на него расходовать.

Впрочем, зря он так, с маху, про всех-то. Это Лыков со товарищи быстренько бросили шефа. А другие не торопились. Да и время уже позднее, если куда и спешить, то разве только домой. Вот один подошел, другой — пожать руку, сказать традиционную фразу: «Не бери в голову, Вячеслав Иванович, где наша не пропадала?» Кто-то пошутил, что вот, мол, и эпоха меняется, а что поделаешь, закон природы. Кто-то неожиданно подмигнул: «Может, все-таки сбегать?» Нет, вовсе не так гадок мир, каким он иной раз представляется.

Грязнов всех искренне благодарил, уверяя, что его уход, видимо, состоится еще не завтра, а значит, и время для «поминок» найдется. А вот бабки теперь подбить — это дело необходимое, им он сейчас и займется.

После такого заявления народ и оставил его — спокойного и по-прежнему уверенного в себе…