Эхо войны. - Ольга Шумилова

— Не надо, — тихо проговорила я, осторожно коснувшись его рукава. — Я никому не скажу…

Он не ответил, часто дыша сквозь стиснутые зубы, закрыв глаза.

Что нужно было потерять, чтобы… Нет, кого потерять.

Как же все просто в этом мире… коллега. Мы примитивны, как геометрические фигуры на рисунке ребенка. И желаний, мотивов и стремлений у нас не больше, чем у этих фигур — граней.

Любовь, ненависть и обида — нет чувств сильнее, особенно для тех, кто служит Смерти. В прочем они ущербны, болванчики с замороженным взглядом и — вот оксюморон — рассудочной душой…

— Кому понравится видеть собственное отражение, вышедшее из зеркала, — услышала я собственный голос. — То самое, из–за которого хотелось разбить зеркало вдребезги… Прошу, не стоит добивать меня. Скажите, что вы не вампир. Я же никогда не смогу оскорблять саму себя в мужском обличье.

— Идиотка! — крикнул он и отвернулся. Жалобно хрустнула в судорожно сжатых пальцах карта–ключ от двери.

— Сноб. Как минимум, — я присела на край стола и скрестила руки на груди. — И попробуйте только сказать, что все это — не малодушие, в просторечии прозываемом трусостью, раз уж дали мне возможность оскорблять вас со спокойной совестью.

Он не ответил, пустыми глазами глядя в окно. На пол упала карта–ключ, сломанная пополам.

Вот так… Я ведь тоже болванчик с холодной рассудочной душой, поэтому спасать того, кто этого страстно не хочет… В Бездну это все. Гордому противятся сами боги, куда уж мне.

— Прощайте, — я пересекла комнату в два шага, потянулась к двери и замерла от одного слова:

— Почему?…

Я обернулась и приподняла брови.

— Мне показалось, или здесь не нуждаются в моих услугах?… Что еще мне здесь делать? — слова срывались с губ, резкие до грубости, и именно это заставило остановиться. Я склонила голову в полупоклоне: — Прошу прощения. Мои слова и действия недопустимы для ватара, — я подняла глаза. — Поэтому мое нахождение на этой должности и не имеет смысла.

— Идите сюда, — комендант требовательно протянул ко мне руку, опустив голову, прикрыв тусклые глаза. Волосы длинными встрепанными прядями закрыли лицо.

Видимо, я шла медленно. Видимо, он боялся передумать. Потому что сам шагнул мне навстречу, стремительно, как делает бросок змея. На лоб неожиданной тяжестью опустилась чужая рука.

— Да, я трус, — с нажимом процедил мужчина. — Я действительно боюсь, что вы будите сниться мне всю оставшуюся жизнь.

Мир покачнулся, и пол стремительно ринулся навстречу.

Первая мысль была о том, что комендант уже дошел и до попытки умышленного убийства. Вторая — о том, что лучше бы он довел ее до конца.

Тело казалось стеклянной игрушкой в сетке трещин. Движение — и оно рассыплется в колкую труху.

Невыносимо зудела кожа, у затылка пульсировала практически незаметной на фоне остального болью шишка. Я открыла глаза и осторожно повернула голову, автоматически пытаясь почесать руки сквозь бинты.

Я сидела в кресле в приемной. Секретарши не было, поэтому вставать я не спешила, боясь, что со мной действительно что–то по–крупному не в порядке — слишком странно вел себя организм.

Пытаясь почесать попеременно шею, лоб и подбородок, я окончательно сбила бинты. Наматывать их обратно было делом муторным и нудным, которое я охотно передоверяла Ремо, но и хождение в «естественном» виде по коридорам нельзя считать гуманным по отношению к окружающим.

Я вытащила из нагрудного кармана зеркальце и увидела свое отражение.

Зеркальный кружок выскользнул из пальцев и с жалобным звоном упал на пол, расколовшись пополам.

Я осторожно наклонилась и посмотрела в разлетевшиеся половинки. Нет, не галлюцинация. Это действительно мое лицо, то, что было у меня раньше… С тонкими, почти неразличимыми ниточками шрамов. Единственное доказательство, что это действительно было…

Я принялась остервенело сдирать бинты с шеи, с рук… Даже закатала штанину — просто чтобы убедиться, на сколько хватило моего счастья.

Дальше все очень просто. И очень сложно. Поэтому я поднялась и пошла в амбулаторию.

Как выяснилось, я тоже трусиха.

На лице Ремо был написан шок. На немой вопрос я лишь развела руками: я действительно не знала, как это объяснить. Правда, скорее с моральной, чем с физической точки зрения.

Впрочем, все это уже не имеет значения. Я с улыбкой выслушала поздравления и заглянула к тем, кому повезло явно меньше.

У кровати Зимы, сжав тонкие руки на коленях, сидел Отшельник и что–то тихо говорил. Связист покорно слушал, ни разу не вставив ядовитый комментарий, хотя по лицу можно было подумать, что его призывают не иначе как пойти нянечкой в детский сад. В дверях в шоке застыла Тисса, с изумленно вскинутыми бровями созерцая эту противоестественную картину.

Я хмыкнула и тихо дала задний ход, пока мое присутствие не стало очевидным. В соседней палате, впрочем, тоже было людно, но я осталась.

Лаппо, похоже, вместо адаптации нашего колониста последний час травил ему какие–то сомнительные байки — при виде меня чувство вины явно проступило на улыбчивой мордашке.

— Расслабьтесь, рядовой, мы не на фронте, — я с притворным вздохом уселась на соседний стул. — Да и я тебе больше не начальник. Отнес рапорт?

— Да. А… — тут он, наконец, понял, что именно во мне было не так. На меня пролился очередной дождик из поздравительных словес. Недоуменно разводить руки и благословлять небеса пришлось вторично.

— Как вы? — спросила я у того, к кому, собственно, пришла.

— Ничего, — тихо ответил ремен. Говорил он на сильно устаревшем всеобщем, который, видимо, и сам знал не слишком хорошо, поэтому понимала я его с ощутимым трудом. — Всего лишь анабиоз. Мне сказали, что на корабле больше… не выжил никто? — мужчина внимательно посмотрел на меня.

— К сожалению, по всей видимости это так. Проверить, не находится ли там кто–нибудь в таком же состоянии, что и вы, мы не могли, а больше… Если бы после нападения остались выжившие, думаю, корабли Солярики в свое время здесь бы встретила ременская колония.

— Эта планета… Деррин… Разве она не была уже колонизирована? Уже… — он запнулся. — При нас?

— По официальным реестрам колонизации — нет, — удивленно ответила я. — Да и по временным рамкам тоже. Почему вы так решили?

— Мне показалось… Не обращайте внимания, — он опустил голову и о чем–то задумался. Я пожала плечами и вдруг вспомнила о том, что стоило сделать в первую очередь.

— Извините, что забыла сделать это раньше, но… Как вас зовут?

— Шеско. Шеско Тауче. — ремен нахмурил белесые брови и спустя несколько секунд сказал: — Ведь это военный форт? Вы… собираетесь вернуться?…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});