Мои воспоминания о Восточной Африке - Отто Леттов-Форбек

Сильная неприятельская колонна, в состав которой входил 10 полк южно-африканской "легкой пехоты"{47}, обошла нас - от Лукуледи через Массасси, и в тот же день атаковала с юга Мвити, расположенную в двухчасовом расстоянии южнее Хиваты. В этом пункте, до сих пор слабо занятом, днем раньше был сосредоточен отряд фон-Либермана (три роты), прибывший из Хиваты. Несмотря на все затруднения с боевыми припасами, представлялась возможность завязать у Мвити бой настолько внезапно, чтобы разбить этого противника по-отдельности; но я был слишком занят сложными распоряжениями по отступлению на Намбиндингу и, к сожалению, отошел, не использовав представлявшийся у Мвити благоприятный момент.

Таким образом, мне оставался только постепенный отход на Намбиндингу. При очищении Хиваты в руки неприятеля попал лазарет, наполненный, большей частью, тяжело ранеными, а также взятыми раньше нами в плен европейскими солдатами противника и индусами, перенесенными в этот же пункт.

Отступление на Намбиндингу было произведено с 15 по 17 ноября, с непрерывными боями. Я хотел, чтобы неприятель действительно довел свое концентрическое движение с севера, запада и юга до полного соединения своих колонн; тогда, пока большая беспомощная масса людей неприятеля была бы расположена на узком пространстве, я мог отойти куда угодно. 17 ноября я должен был принять окончательное решение. Продолжительный бой в кустарнике грозил истощить наши последние боевые припасы. Было бы бессмысленно продолжать дальше сражение, которое не могло дать нам никакого благоприятного результата. Следовательно, мы должны были отступить.

Одновременно нам следовало уменьшить боевой состав, так как многочисленные бойцы с малым количеством патронов представляли меньшую боевую ценность, чем малое число отборных людей с достаточным количеством боевых припасов. Этого же требовало и продовольственное положение. Только значительным сокращением числа едоков можно было достигнуть того, чтобы имеющихся наличных запасов хватило еще на двенадцать дней. Район, из которого мы могли собирать продовольствие, значительно сократился; новая закупка была расстроена неприятелем, а местные средства истощены. Запаса хины для европейцев могло хватить только на один месяц. После израсходования этого последнего количества хины европейцы должны были погибнуть от малярии и ее последствий; мы не смогли бы больше выносить трудностей войны под тропиками.

Из этого проистекало, что нам следовало сократить наши войска примерно до 2.000 ружей и при этом установить число европейцев не свыше 300 человек. Все те, кто не вошел в эту норму, должен быть оставлены. Следовало примириться с тем, что среди нескольких сотен европейцев и шестисот аскари, покинутых нами в лазарете Намбиндинги, находились также люди, которые охотно продолжали бы сражаться и по состоянию здоровья были к этому пригодны. К сожалению, нельзя умолчать, что между остававшимися у Намбиндинги имелось известное число европейцев, которые были не прочь сложить оружие.

Когда же спустя два дня обер-лейтенант Грундман, несмотря на то, что он едва мог ходить после тяжелого ранения, опять прибыл ко мне и доложил, что, невзирая на приказ, не мог заставить себя идти в плен, то я редко чему-либо радовался так, как этому непослушанию.

Здесь можно упомянуть, что неприятель с нашими пленными в общем обращался по-человечески, насколько я в состоянии об этом судить. Но все же мне кажется, что он стремился обвинить нас в жестокости против английских пленных, чтобы иметь право принимать жестокие меры против нас. Так, лейтенант резерва Гуч был оставлен больным в Нданде и попал в неприятельские руки. По совершенно недоказанному и взятому с потолка заявлению одного черного, что лейтенант Гуч, во время одного из набегов, сжег английских раненых, он был закован в ручные кандалы и затем во время морского переезда в Дар-эс-Салам был заперт в помещении рядом с уборной. В Дар-эс-Саламе он несколько недель провел в тюрьме, не будучи вообще допрошен; когда же, наконец, с него сняли показания, оказалось, что произведенная над ним безрассудная жестокость была основана только на лживом заявлении черного. Далее, генерал Девентер сообщил мне, что против капитана Наумана, сдавшегося восточнее Кондоа-Иранги, было возведено обвинение в убийстве; как я узнал позднее, он также был посажен в тюрьму на продолжительное время и тоже не был допрошен, пока, наконец, не выяснилась его невиновность. Мне тем менее понятна причина этого издевательства над чувством справедливости, что у нас с английскими пленными обращались в высшей степени по-человечески, и часто в материальном отношении они были обеспечены лучше, чем наши собственные люди{48}.

Принятые решения заставляли совершенно изменить приемы ведения войны. До сих пор мы собирали продовольствие в магазины и из них снабжали наши части. Пополнение боевыми патронами также производлось из хранящихся запасов. Правда, при этой системе мы имели много легко уязвимых со стороны неприятеля слабых пунктов, которые не могли защищать, но она давала нам возможность держать под ружьем значительное количество частей, необходимых при наших условиях. Естественно, такая система ставила наши боевые операции в большую зависимость от продовольственных и тыловых учреждений и затрудняла свободу маневра. Однако, я старался сохранить ее, так как она давала возможность содержать сравнительно сильные войска и вести успешную борьбу.

Теперь это было невозможно, и я был вынужден отказаться от указанных преимуществ. Конечно решение содержать более слабые части без всяких магазинов вызывало соммнение. Перспектива сидеть через двенадцать дней в степи без продовольствия в окружении пяти тысяч голодных негров была мало соблазнительна. Чтобы иметь возможность дальнейшего ведения войны, необходимо было рассчитывать только на захват неприятельских запасов. Удастся ли таким путем удовлетворять в нужных размерах потребности частей? Удастся ли захватить достаточное количество боевых припасов и подходящего к ним оружия? Это были серьезные вопросы. Но если бы удалось сохранить боеспособность частей при новом способе ведения войны, то можно было бы использовать нашу независимость от тыла и подвижность. При бесконечно обширном театре боевых действий мы могли ускользать из неприятных положений. Враг был вынужден держать в постоянном движении большое количество людей и материалов и терять свои силы в несравненно большей степени, чем мы. Таким образом, если мои соображения были правильны, представлялась возможность и в дальнейшем связывать значительные неприятельские силы и бесконечно долго продолжать сопротивление.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});