Чёрные сердца - Александр Амзирес

в вас гораздо ярче и отчётливей, чем у ваших сестёр из Храмов.

— Даже если и так, — вздохнули сёстры. — В тот момент мы были всего лишь детёнышем, едва способным говорить.

— Отец заглядывал в ваши глаза, — ответил Никто. — И пусть ваши уста были молчаливы, он всё же видел в ваших глазах стремление к свободе. И он не смог устоять перед этим потоком. Перед этим давлением, проникающим прямо в его сознание.

— И тогда…, — произнесли сёстры.

— И тогда он решил, что мысль о вашем освобождении — это его собственная мысль, зародившаяся в его собственной голове. Он стал просто одержим этой идеей.

— Но… у нас не было никаких мыслей. Мы не помним вообще практически ничего из раннего детства в стенах Храма.

— Ваш юный, едва появившийся на свет, разум, не способный ещё даже говорить и осознавать самого себя, рефлекторно выбрал одного из «мира» для своего спасения. Ощутив угрозу, исходящую из окружающего пространства, пропитанного пеплом, — был ответ Никто.

Даже Айзек замечал это. Подобные предположения витали где-то на краю его сознания, но он не придавал им особого значения. Но Никто, освобождённый от внешнего влияния, сразу же обратил на это внимание, ещё при первой встрече с сёстрами, в шатре Арексис. И теперь, по какой-то, ведомой лишь ему одному, причине, он наконец решил поделиться с ними этим.

Никто и правда не знал, откуда в этом суккубе было столько гипнотической силы, способной так влиять на живых существ. Может, чья-то задумка, чей-то эксперимент. А может, простое стечение обстоятельств и удачное совмещение генетического материала. Или, быть может, обычная мутация, приведшая к новому скачку в эволюции суккубов, хоть и проявившаяся только в одной особи из всего вида. Всего лишь крохотный, новый виток в спирали днк.

Сёстрам было больно осознавать, что их отец оказался их собственной марионеткой. Пусть даже они и сделали это совершенно неосознанно, жадно вглядываясь в его глаза в глубоком детстве.

— Вспомните вашу ночь в Храме, во время побега, — лился в голове суккуба голос Никто. — Почему Айзек, до этого проявлявший безразличие к своей судьбе, и уж тем более, к вашей, вдруг решил во что бы то ни стало спасти вас? Вспомните последующее, произошедшее в пещере. Айзек искренне верил, что делает всё это по своей воле. И кто знает, может он и правда сделал бы что-то подобное, прекрасно понимая, что всё равно уже не жилец, и напоследок желая проявить жертвенность, совершенно не свойственную демонам. Но в тот момент он был направляем именно вами, а не своими собственными стремлениями. Именно ваши желания он исполнял, приняв их за свои собственные, увидев молчаливое давление в ваших глазах. Провалившись в океан вашего гипнотического воздействия. И даже вы сами совершенно не подозревали об этом, не осознавая своей собственной силы.

Сёстры молча слушали, вдыхая ароматный, травяной дым из жаровни.

— Кто знает, что на самом деле желал бы ваш отец для вас, если бы всё шло обычным ходом. Кто знает, было бы ему вообще хоть какое-то дело до очередного детёныша суккуба, пусть даже и того, в котором течёт его кровь. Вы ведь уже прекрасно знакомы с отсутствием каких-либо особых эмоций или эмпатии у «мира». И Риманата был ярким представителем своего вида, проявлявшим полное безразличие к кому-либо, кроме вас. Потому что поддался влиянию на свой разум, под натиском ваших детских глаз.

— Получается, что тогда мы можем влиять и на тебя тоже, Никто? Если всё это правда, — ответили сёстры. — Откуда тебе знать, что все твои мысли и устремления, это не наше влияние?

— Вы не можете, — улыбнувшись, ответил Никто. — Поверьте… не можете.

— И что же даёт тебе такую уверенность?

— То, что я наконец-то знаю — кто я.

Суккуб внимательно посмотрела на демона, пытаясь разгадать, что им движет:

— Кто же ты?

— Потерявшийся осколок чужого разума, — пространно ушёл от ответа Никто. — Всему своё время, Эклипсо и Эйко. Всему своё время.

* * *

— Где он?

— В надёжном месте, — хищно оскалился Советник.

Этот вопрос Немезиды был для него явным подтверждением того, что её способности были не безграничны. Долгое время наблюдая за ней, за её реакциями на то или иное, он медленно, но уверенно собирал для себя крупинки информации. И в итоге, не без помощи нескольких «мира», ему удалось обнаружить довольно чёткие ограничения, которые существовали у неё, и, очевидно, у других Немезид, при посещении Ада. А возможно и не только здесь, но и в других местах — насчёт этого он был ещё не уверен до конца. В любом случае, это давало ему надежду на то, что вскоре удастся наконец заполучить эту бестелесную форму жизни в своё полное распоряжение, и использовать её в своих целях.

Ну и конечно же, конкретно с этим экземпляром у него были свои счёты, уж очень нагло и фривольно она вела себя с ним всё это время.

— Он один? — задала другой вопрос Немезида, игнорируя поведение Советника.

— Ты ожидаешь ещё кого-нибудь вместе с ним? — усмехнулся демон, уйдя от прямого ответа и на этот раз. — Ах да, об этой его юной шлюшке я и забыл. Нет, суккуба с ним не было.

— Что ж, не будем терять времени, мне нужно увидеть его, — продолжила Немезида. — Прямо сейчас! — добавила она, и Советник уловил нарастающее раздражение в её тоне.

Она или нервничала, или была взволнована, или и то и другое. Он не мог точно определить, но в любом случае, это в очередной раз доказывало, что всё же существуют крючки, способные подчинить этих созданий своей воле. Ведь раньше она никогда не выказывала чего-либо подобного, всегда излучая в его сторону какое-то «холодное и спокойное, отстранённое превосходство», даже когда позволяла себе давать ему прямые указания. В такие моменты он буквально ощущал себя каким-то червяком, которого направляет более разумное существо. Причём направляет веточкой, чтобы не замарать руки, трогая бестолковый и грязный организм.

— Что, пришлось наконец отложить веточку и испачкать руки? — не удержался Советник.

— Что? — в голосе Немезиды послышалось явное недоумение.

— Да так, ничего, — хмыкнул демон. — Вспомнилось тут кое-что. Ладно, навестим нашего гостя наконец.

* * *

В тёмном, подвальном помещении было довольно сыро, но Никто это не особо волновало. Так же, как не волновали его ошмётки собственных ладоней, болтающиеся теперь словно тряпки, и раздробленные колени, отдающие жуткой болью при любом движении тела. Уцелевшие участки конечностей были заботливо перетянуты жгутами, чтобы он не истёк кровью раньше времени.

Ограничения, наложенные на него этим телом, начинали уже надоедать