Нерушимый-2 - Денис Ратманов

какого-нибудь Штирлица. Никаких удовольствий и личной жизни. Служу отечеству и все такое.

Не хочу.

Или скорее мне не простят этот выигрыш и упекут за шпионаж или что-то похожее. Что я могу противопоставить их могуществу? Ничего. Пока ничего.

Да и где гарантии, что я выиграю у того парня? Я сел на лавку в комнате ожидания. На мгновение смалодушничал — да пошло оно все! И без того еле ноги переставляю, глаза болят, один вообще не видит, да руки облезли так, что при одной мысли об ударах кулаками кожа гореть начинает.

— Что будем делать? — поинтересовался я у Льва Витаутовича.

Мне не столько нужен был его совет, сколько — мнение взрослого человека со стороны.

Он смотрел куда-то вбок.

— Ты парень взрослый, дееспособный, тебе и решать. Что бы ты ни выбрал, я буду уважать твое решение. Признаюсь, Сань, утром и не мечтал о таком результате, так что я уже счастлив.

— И большего не хочется?

— Не ценой твоего здоровья. Шуйские не простят.

Я легонько стукнулся затылком о стену, посмотрел на экран, где жена Достоевского Эрмина пела дуэтом с Кругом.

— А если бы на моем месте были вы? — спросил я.

Он пожевал губами и ответил:

— Иногда, если хочешь обрести, приходится терять. Вопрос только в том, чем ты готов поступиться. Мне много лет, Саня. Я вижу то, чего не видно тебе, потому мой совет вряд ли тебе поможет. В восемнадцать я, наверное, все-таки разбил бы голову назло главврачу… Хотя нет, я вообще был далек от этого всего!

Если бы моему разуму было восемнадцать, то тоже не знаю, как поступил бы. Теперь же…

— Лев Витаутович, этот Барановский… он действительно так хорош? Или просто блатной?

— Шуйский был уверен, что он честно оприходует и Барика, и Ибрагимова. Они с Вавиловым играли относительно честно: никому не угрожали, никого не заставляли лечь, просто не особо светили самого сильного бойца, чтобы на него никто не ставил, и надеялись на ставках заработать, а тут ты нарисовался. Делать, чтобы выиграли блатные, Шуйскому невыгодно, ведь после турнира этот парень пойдет дальше как его ставленник, а там ставки выше. Если покажет себя, за страну станет выступать, а там нужны действительно сильные бойцы, а не Барики всякие.

И было там одно слово — «если». Выходит, если не снимусь и если выиграю, парню судьбу сломаю. Мне-то эти бои на фиг не уперлись. В конце концов, все гниды свое получили — и Витя Лось, и Барик.

— А про Гришина он серьезно говорил? Ну, что разберется?

— Из теплого кабинета его не вышвырнут, все-таки зять старшего Шуйского. Но пальчиком погрозят, да и тебя замирить попытаются, чтоб мы шум не поднимали. Вавилов под шумок себе тоже что-то выцепит, все-таки его бойцу так по беспределу подляны кидали.

— Ясно. Да и хрен с ним, с сукой, — чуть подумав, махнул я рукой. — Ему еще прилетит бумерангом, надеюсь.

— Но-но, Сань! — пригрозил Витаутыч. — Чтоб мне без самодеятельности! Зорро, мать его!

— Да сдался он мне… — Я снова отмахнулся, задумавшись, что делать.

Биться с ветряными мельницами не буду, и, если понадобится, пожму суке Гришину руку, буду улыбаться и махать, как те пингвины. Я не злопамятный. И все же в черную книжечку имя Гришина внесу.

Лев Витаутович неверно меня понял, посмотрел пристально:

— Как я понял, ты уже решил?

Я сделал вид, что не расслышал его вопрос, и спросил шепотом:

— Шуйский назвал меня одаренным. Он ведь имел в виду… то самое? Ту самую силу, не каждому подвластную?

Лев Витаутович тоже сделал вид, что не понял меня:

— Он имел в виду твой талант, Саня. Итак, твое решение?

Почему он прикидывается, что не понимает вопроса? Или, если открыто признает мой дар, это его к чему-то обяжет? Возможно, он будет вынужден доложить обо мне в соответствующие структуры, и тогда дорога в футбол будет закрыта. Вздохнув, я ответил:

— Да, Лев Витаутович, я решил, что не стану разбивать голову назло главврачу. Да и в силах своих я не уверен, вымотался кошмарно. К тому же враги мне ни к чему, тем более такие, как Шуйский и Вавилов.

Мне показалось, или тренер и правда обрадовался моему решению? До того он так рьяно мотивировал меня драться… Или дело действительно в целесообразности? Одно дело — порядок навести, на место Гришина поставить, другое — переходить дорогу Шуйскому… Или Тирликас был изначально с ним заодно? А может, просто хотел щелкнуть гниду Гришина?

Пока я думал, Витаутович встал, потянулся, хрустнув суставами.

— Осталось пять минут, чтобы снять тебя с соревнований.

Тренер вышел, а я оперся о стену и закрыл глаза, наконец расслабившись и чувствуя неимоверное облегчение. Я точно понял, что больше НЕ ХОЧУ бить морды и получать по лицу. И никому ничего доказывать тоже не хочу. Хочу котлет и Нового года.

Вернулся Витаутович спустя пару минут. Уселся рядом и принялся нарочито бодрым неестественным голосом успокаивать, истолковав мою усталость как апатию:

— Саня, да не кисни ты! Ты, новичок, дошел до ФИНАЛА! Тот гад рефери, что тебе угрожал — с ним уже разговаривают!

На языке вертелось «разговаривают, надо же!» — но я смолчал. Я не Олег, возмущаться тем, что тренер не бьется головой о стену, не буду.

Выступление певцов закончилось, и я уставился на экран. С неба посыпались белые конфетти, лучи прожекторов сошлись на пустой клетке. Ведущий проговорил:

— Вот и близится минута, когда мы узнаем имя победителя сегодняшнего турнира! — Донеслись аплодисменты, которые перебила барабанная дробь. — И это будет раньше, чем мы все рассчитывали! — Снова барабанная дробь. — У меня не очень приятная новость: травмы, полученные Александром Нерушимым, не позволяют ему продолжить бой. — Публика засвистела, загалдела — еще бы, все рассчитывали на шоу, а им говорят, что «кина не будет». — Лучшим бойцом Михайловской области 2022 года по праву стал… Дмитр-рий Бар-рановский!

Аплодировали ему не сказать чтобы сильно. Как говорил Лев Витаутович, его не светили, он, как и я, был для публики ноунеймом.

— Дмитрий будет представлять нашу область на чемпионате СССР! Александр Нерушимый, снявшись с боя по медицинским показаниям, занял второе место. Давайте пожелаем молодому человеку успехов через год! Третье место на пьедестале, техническим нокаутом, завоевал Владимир Тихонов! Ура финалистам! Ура чемпиону!

Грянули аплодисменты. По красной дорожке в клетку вышел Барановский, поднял руку, помахал собравшимся. Его показали крупным планом: из рассеченной брови сочится кровь, разбитые губы отекли, на полщеки гематома, но в глазах — радость.

— Идем, — сказал Витаутович, поднимаясь, открыл дверь