Серебряный вечер (ЛП) - Сандра Вог

Где же твое любопытство, Эви Кэрью?

— А теперь последняя часть, дорогуша, — Белый Целитель указал на то, что я уже и забыла в своих руках. — Свежая вода. Очистит все. Полей ею ракушку.

Кот мяукал. Я посмотрела на кувшин и подняла на старика удивленный взгляд.

— Этим нельзя очистить. Вода очищает, когда она свободно течет сама.

Старик опешил.

— Вода из колодца отличается, — настаивал он. Я покачала головой, а он недовольно сказал. — Кто здесь опытный Целитель? Ты сомневаешься в моих знаниях?

— Но в колодце стоячая вода, а она не очищает. Каждый Целитель знает…

Он не дал мне закончить.

— Твои сомнения ослабят заклинание. Пролей воду на ракушку, пока не поздно, — он резко вдохнул. — Внимательнее! — он истекал потом, он ручьями лился по его вискам и каплями блестел на лбу.

— Вы волнуетесь, — прошептала я с любопытством. — Мои сомнения вас пугают.

— Это от усилий! — рявкнул он. — Я связываю заклинание для тебя! Твоей силы и решимости не хватит, чтобы его разжечь. Я трачу свои силы. И все сломается, если ты не поспешишь!

— Нет, — слово само сорвалось с губ. Комната вздрогнула.

Ты должна увидеть. Я слышала голос Райфа в ушах.

Белый Целитель уставился на меня.

— Ты не откажешься, Стражница.

Он впервые меня так назвал. От этого имени и тона я вздрогнула.

Имя. Я схватила кувшин крепче. В голове звенели слова Райфа: «Спроси у Белого Целителя его имя…»

Я подняла голову, посмотрела в глаза старику.

— Как вас зовут?

Голос мой не был сильным, но прогремел, словно раскат грома, вызывая ярость, которую я еще ни разу не видела.

— Ты осмелилась… — лицо Белого Целителя покраснело, глаза выкатились из орбит, рот скривился, словно пытался сдержать все, что вызывала эта простая просьба.

Я была потрясена. И сказала громче и смелее:

— Назовите свое имя!

Рот старика раскрылся шире, чем мог у людей, и раздался звук, низкий и глубокий, потрясение сменилось ужасом. Имя! Непроизносимое, неразборчивое. Я такого еще не слышала, от него перехватило дыхание, словно зима забрала его и оставила холод. Имя отскакивало от стен, от пола, накатывало волной…

Миг тянулся вечность. Миг перед взрывом. Миг, когда я поняла, что старик был не тем, кем я думала.

Он был Призывателем.

Я не думала. Сработал инстинкт Целителя защищаться. Руки взлетели вверх. Кувшин вылетел из них и разбился о стол, выливая содержимое на него, на плетение, на ракушку.

И я понимала, какую ужасную ошибку совершила. Как ошиблась во всем.

25

Кот взвизгнул и вскочил на стол, Сальва потянулась за ним. А он впился когтями в деревянную поверхность, пока старушка пыталась его оттащить, и от царапин на столе вздымались искры. Все остальное на столе стало жидкой тьмой, но не кромешно черной, а водоворотом темных цветов, что смешивались и пытались пересечь и загладить эти светящиеся царапины. От ужасного имени появился смех. Низкий, похожий на рев смех. Что я наделала? Я пролила не чистую воду. Это вообще не было водой.

Я схватила ракушку и попыталась стереть с нее жидкость, но она уже затвердела, словно белая смола, но не на ракушке, а вокруг плетеного мешочка, сделав его маленькой гробницей. Я закричала…

Смех вдруг оборвался.

— Хватит! — приказал Белый Целитель. Он схватил меня за руку. Он впервые меня коснулся, и мы оба вскрикнули от того, как его отбросило. Его рука отлетела от моей, а я отъехала к столу и ухватилась за него. Он пытался ухватить меня за юбки, но кот встал на пути, шипя и царапаясь, старик завопил. — Не трогай! Не мешай заклинанию!

— Что вы наделали? — кричала я, отодвигаясь от него. — Что это? — я впилась пальцами в вязкое покрытие стола, пытаясь убрать его, но закричала от боли. Эта смола тянулась, смола от чего-то злого, пахло тисом, а еще…

«Ты должна увидеть», — говорил Райф. И я видела, глаза мои широко раскрылись. Все вокруг меня рассеивалось, словно дождь смывал грязь с камня. Только здесь вместо камня оставалась только мерзкая грязь. Милая комната и все в ней таяло на глазах.

Райф был прав. Я видела то, что хотела видеть, чего жаждала: мир, милый, как солнечный день в Мерит, и Белый Целитель, что мог бы все исправить. Маленький мир из моего воображения, словно из моего сознания тщательно выбрали картинки — красивые домики, машущую женщину, рыжеволосых детей, Сальву… все было соткано из воспоминаний. И все теперь становилось размытым, пока я стояла, вцепившись в стол. Я увидела свои руки, какими они были на самом деле — покрытыми волдырями и кровью. И я поняла, почему миньон рос под ивой. Я не учла это предупреждение. Я собрала ветви черной ивы. Хукона. Я срезала ветви самого опасного растения, сделала из них гнездышко. Я положила туда свой амулет, пролила смолу тиса, чтобы закрепить его там, запечатать ракушку в хуконе, и она разбилась бы, если бы я попыталась их разделить. Лорен предупреждал меня, что я могу уничтожить ракушку, не понимая этого, и теперь из-за меня стало намного хуже, а Белый Целитель…

Нет. Призыватель.

Я пыталась сломать кокон из хукона, а старик — пройти мимо кота. Я бы радовалась, что он не может мне помешать, но я безумно кричала:

— Лорен! Лорен!

Сначала раздался стук в дверь домика, а потом и дверь растаяла. Среди обломков дерева, как я и хотела, стоял Лорен с красивой улыбкой и синими ясными глазами, он повторял монотонно и зловеще:

— Я здесь, — а потом и он растворился.

Дыхание перехватило первым всхлипом. Райф был прав. Лорена здесь не было. Это был не он, а кукла, которую я поместила в эту мечту, и она повторяла то, что я хотела бы услышать. Слова о счастье и счастливом конце. Всадник такого не обещал. Я должна была увидеть. Но я не хотела этого видеть.

— Что вы со мной сделали? — завопила я на старика.

Но он кричал не тише меня, злясь, что я пытаюсь остановить заклинание, злясь, что не может пройти мимо царапающегося кота.

— Что я наделал? — кричал он. — На себя посмотри, Стражница! Это ты сделала по своей воле!

— Воле? — я застыла, потрясенная. Победа привела меня прямиком к Призывателям. Стоило мне из любопытства создать заклинание Проницательности, как все привело к этой подделке. Любопытство… Они ударят, когда ты слаба. Так и вышло.

Но я все еще могла бороться. У меня оставался инстинкт Целителя спасать.

Я зло сказала:

— Это еще не воля. Вот воля!

Я оторвала ядовитое месиво, прижала плетеный мешочек к груди, смола прилипала к моим пальцам, истерзанным хуконом. Я повернулась, остатки домика растаяли, открывая покрытые солью равнины, по которым я ходила днями — или часами. А, может, это были лишь минуты. И теперь больная фантазия, что скрывала всю тьму, стирала саму себя. Стены домика исчезли, как и площадь, и другие здания. Солнечный свет, что я вообразила, превратился в серый массив облаков, а я осталась с Призывателем, котом и Сальвой. Сальва встала, а ее стул растаял. Она пошла ко мне, опустив голову и говоря:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});