Под чужим именем - Колин Фолкнер

Внезапно до Элизабет донесся из смежной гостиной звук бьющегося стекла, вслед за ним грохот опрокинутой мебели. Это было вовсе не похоже на оплошность одной из горничных. Элизабет мило улыбнулась.

— Простите, господа.

И она стала пробираться к дверям, где уже столпилось несколько человек. Элизабет пропустили вперед, и она увидела двоих мужчин, сцепившихся на полу в передней гостиной. В одном из них она с ужасом узнала своего мужа.

— О'Брайен! — прошипела она. — Прошу вас, джентльмены, немедленно прекратите!

Элизабет никак не могла разглядеть, кто был второй участник драки. Музыканты прекратили играть и с интересом присоединились к толпе гостей, следивших за дракой, которая не утихала, несмотря на старания Элизабет. Дерущиеся уже опрокинули столик, на котором стояла высокая фарфоровая ваза с цветами. Весь пол был усыпан осколками дорогого фарфора.

Элизабет не знала, что ей делать. Самой разнимать драчунов или просить одного из гостей рискнуть получить увечье? Или, может, оставить все как есть? Гости, не испытывая никакого смущения, столпились, наблюдая за дракой. Благовоспитанные джентльмены и изысканные леди явно получали Удовольствие от этого ужасного зрелища. Элизабет вдруг захотелось уйти и оставить всех этих людей, которые, казалось, были вполне довольны друг другом. Наконец ей удалось разглядеть лицо второго участника потасовки. Это был Чарльз Донэлли, недалекий человек и большой любитель выпивки. Он был одним из лучших поставщиков угля, который никогда не подводил Элизабет. В ужасе Элизабет схватилась за голову. Дерущиеся вскочили на ноги и продолжили тузить друг друга, хрипло переругиваясь.

Вдруг Элизабет заметила в углу большую чашу, полную воды со льдом. Горничные охлаждали в ней бокалы, прежде чем подавать напитки. Не обращая внимания на возбужденный гул голосов, Элизабет подняла чашу и направилась к дерущимся.

— Черт бы тебя побрал, О'Брайен! — пробормотала она. — Надеюсь, это охладит твой пыл!

С этими словами Элизабет опрокинула ледяную воду на обоих драчунов, которые к тому времени вновь оказались на полу. Под хохот гостей О'Брайен и Чарли поднялись на ноги, мокрые и ошарашенные.

— Теперь, когда мне удалось удостоиться вашего внимания, джентльмены, — едко сказала Элизабет, — я попросила бы вас избавить мою гостиную от дальнейших разрушений. Могу я поговорить с вами, сэр? — обратилась она к О'Брайену.

— Як вашим услугам, дорогая, — ответил О'Брайен с безупречной вежливостью.

Его косичка растрепалась, один рукав камзола был оторван, нижняя губа разбита. Гости расступились перед ними, пропустив на крыльцо. В первую минуту Элизабет не могла произнести ни слова. Она была не просто рассержена, она чувствовала себя опозоренной. Ей было больно, что О'Брайен мог так с ней поступить. Элизабет глубоко вдохнула теплый ночной воздух, напоенный запахом цветов и свежевскопанной земли. Вдоль подъездной дорожки горели факелы, над которыми роились насекомые.

— Ну? — наконец произнесла Элизабет.

— Он начал первый, — ответил О'Брайен зло.

— Господи, ты говоришь, как школьник.

— Я не могу позволить ему говорить такие вещи о моей семье.

— Ты же знаешь, Чарли — дурак и пьяница, ты сам мне это говорил. Какое имеет значение, что он думает? Почему тебе неважно, что подумаю я? — В ее голосе звучала обида.

О'Брайен отвернулся и стал ковырять ступеньку носком башмака.

— Нам следовало знать, что ничего не получится, — сказал он. — Я должен был это предвидеть.

— Ах вот, значит, как! — всплеснула руками Элизабет.

— Я не могу жить так, как ты хочешь, Лиз. — Он смахнул волосы со лба и посмотрел ей прямо в глаза. — Я говорил тебе это и раньше: я никогда не стану тем, кем ты хочешь меня видеть.

О'Брайен был так печален, что Элизабет захотелось вдруг обнять его, проявить терпимость и нежность.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — сказала она холодно.

— Все ты прекрасно понимаешь! Какие мы были глупцы, если думали, будто сможем ужиться вдвоем. Мы, как два быка на одной поляне, все время бьемся лбами.

— Все не так плохо, как ты думаешь. На некоторых вечерах не только дерутся, но и вообще занимаются Бог знает чем. Так что ты ошибаешься.

— Ты права, я совершил ошибку, — ответил О'Брайен и повернулся, готовый уйти.

Слабая попытка Элизабет шуткой разрядить обстановку явно не удалась.

— Куда ты?

— Я зайду с черного хода и отправлюсь наверх. Хватит с меня праздников на сегодня. Попрощайся от моего имени с гостями.

Его тон испугал Элизабет настолько, что она совсем забыла о своем гневе.

— Не ложись спать без меня. Я думаю, все скоро разойдутся, — попросила она.

— По-моему, будет лучше для нас обоих, если я перееду… — О'Брайен говорил, не глядя в ее сторону. — Перееду в другую комнату.

Элизабет захотела возразить. Она вовсе не желала спать одна, без него. Но его ровный тон выводил Элизабет из себя. Если О'Брайен не хочет больше спать с нею, не будет же она навязываться.

— Прекрасно, — ответила Элизабет. О'Брайен помедлил минуту и, так и не взглянув на нее, скрылся за углом дома. Элизабет осталась одна в темноте и изо всех сил сдерживала слезы. Ей казалось, что О'Брайен предал ее. Но все же Элизабет овладела собой. Она заставила себя улыбнуться и вернулась к гостям.

27

Элизабет стояла, опершись о поручень, и смотрела на мощную струю воды, которая приводила в движение мельничное колесо. Это величественное зрелище никогда не переставало восхищать ее. Иногда Элизабет мерещилось, что ее увлекает такой же безудержный поток воды и несет в неизвестном направлении.

Прошло уже больше двух недель с того памятного званого вечера, а О'Брайен по-прежнему отказывался вернуться в их общую спальню. Элизабет перепробовала все: крики, уговоры, пыталась пробудить в нем чувство вины. Все тщетно, он вбил себе в голову, что их брак не удался, и тут ничего нельзя было поделать. Элизабет лишь теперь поняла: во многом она была виновата сама. Она бы с удовольствием взяла назад иные свои слова и поступки. Ее терзало раскаяние. Элизабет и не представляла, что О'Брайен чувствовал себя настолько несчастным из-за нее. Может быть, он прав и они не предназначены друг для друга?

Чем ближе подходил срок родов, тем страшнее ей становилось. Элизабет боялась не физической боли. Нет, она опасалась, что у нее не хватит сил в одиночку дать ребенку, который так резво шевелился в ее чреве, необходимые ему любовь и заботу. Для этого Элизабет был нужен О'Брайен. Она, которая так долго боролась за свою независимость, теперь нуждалась в нем.

Элизабет услышала позади голос О'Брайена, отдававшего распоряжения кому-то из рабочих, и машинально поправила волосы. Им, по крайней мере, удалось сохранить хорошие отношения. О'Брайен охотно разговаривал с Элизабет, если беседа шла о делах завода. Их общее дело, завод, сближало их.