Час героев - Александр Афанасьев

Самолет полетел на запад, путь был довольно тяжелым и неблизким. Посадка в Лос-Анджелесе, потом в Токио, в Гонконге и наконец – в Кабуле. Во время промежуточных посадок пилоты отдавали и принимали какие-то мешки, опечатанные – и они раздражали Уильямса, подсознательно он считал, что этот самолет предназначен только для одного – чтобы быстро доставить его, помощника директора Национальной разведывательной службы, в Кабул и ни для чего другого. Стюардессы в самолете не было, только готовая еда в специальных термосах – нормальная для первого класса хорошей авиакомпании, но Марка от нее чуть не стошнило.

Кабул!

Марк Уильямс боялся Кабула – и в то же время его подсознательно тянуло туда, хотелось побывать, чтобы потом, десяток лет спустя, когда, конечно же, они победят – на каком-нибудь приеме небрежно так ввернуть: «А вот, помнится, в Кабуле я...» Он хотел быть причастным, хотел быть старым опытным волком разведки, хотел быть кумиром, гуру – при этом не предпринимая усилий, не рискуя по возможности жизнью и стараясь не заниматься ничем опасным, потому что опасное часто заканчивается провалом, а за провалы кто-то должен отвечать. Он же отвечать не хотел, как и те, кто сейчас правил в ЦРУ.

Кабул был просто потрясающим – низкая застройка, большой, очень большой на вид город – и горы. Огромные, высокие горы, настолько высокие, что рядом с ними даже Эмпайр Стейт Билдинг смотрелся бы как лилипут рядом с гигантом. Эти горы обступали город со всех сторон, будто показывая – что отсюда нет выхода, что это – ловушка.

Пилот снижал машину так быстро, что у Марка Уильямса заложило уши. Удар шасси о бетон был жестким, наверное, так садятся истребители – но сели с первого раза, вероятно, пилот садился на этот аэродром не один раз и даже, наверное, не один десяток раз.

Самолет пробежал по полосе, подрулил к дальним ангарам, имеющим собственный периметр, отмеченный бетонными блоками и быстроразвертываемой колючей проволокой. Там его уже ждали – три «Субурбана», черных, абсолютно одинаковых, со специальными номерами, которые не совпадают с гражданскими номерами, выдаваемыми афганской дорожной полицией. На последнем из «Субурбанов» сзади была проволокой прикреплена большая табличка, на которой по-английски, на пушту и на дари было написано – опасно, дистанция не менее ста метров.

Все как в фильмах!

Самолет встречали – американец, высокий и крепкий, в полицейских солнцезащитных очках, с коротким ежиком седых волос, он сильно походил на бригадного генерала, хотя им и не являлся, потому что в ЦРУ нет воинских званий. И его охрана – это были гражданские контракторы: черные очки, одежда такая же, какую купил Марк Уильямс, пистолеты в кобуре на уровне бедра, разгрузочные жилеты, автоматы Калашникова и «М4» («калашниковых» было больше), черные легкие шлемы, похожие на хоккейные. Они стояли кругом, перекрывая все сектора огня, и держали руки на висящих на груди автоматах, спокойно и профессионально. На головном «Субурбане» на крыше была антенна, а на переднем бампере был какой-то нарост, довольно длинный цилиндр, сильно напоминающий небольшой дециметровый радар, – на самом деле это была система подавления радиовзрывателей, одно из средств предосторожности против фугасов.

Спецпредставитель директора НРС в Афганистане Ричард Теннисон в принципе исполнял здесь те же обязанности, что в батальоне исполняет офицер G2, только выполнял он их в масштабах всей страны и всех сил стабилизации. Он знал, кто именно к нему летит, и предполагал, с какой именно целью, – в Лэнгли остались друзья, они нашли возможность предупредить о том, что его «едят» и с этой целью в его епархию направляют ревизора. Собственно говоря, агент Теннисон был по горло сыт Эй-станом, формально положенный срок его командировки давным-давно истек, и он мог со спокойной совестью положить на стол рапорт, уйти и удить рыбу так же, как это делает Ник Кейнс, а не подставлять здесь свою задницу. Однако – за ним были люди, налаженные контакты, личные агентурные связи – и он не видел никого, кому бы он мог это спокойно передать, не опасаясь за дальнейшую их судьбу. Присланный новый посол – ни в зуб ногой, он, видимо, считает, что оказался в Колумбии или Сальвадоре, а не в Афганистане. Резидент – глаза бы на него не смотрели. Он отвечал за людей – и у него было такое редкое ныне качество, как совесть. Поэтому он не мог просто бросить все и умыть руки.

Но от службы в ЦРУ у него был и цинизм, поэтому, глядя на торопливо выгружающего на бетонку свои вещи пацана в белой рубашке, он думал о том, не стоит ли его сразу послать, к примеру, в Джей-Бад, и пусть там копает. А потом – списать на нападение талибов.

Выгрузив вещи, Марк Уильямс пошел к людям, которые его ждали. Про себя он уже разозлился на них за то, что ему не помогли с вещами. Но он хорошо умел это скрывать и быстро изобразил на лице искреннюю и дружелюбную «позитивную» улыбку.

– Сэр, я Марк Уильямс, вам должны были сообщить обо мне.

Рука встречающего была почему-то вялой, хотя шершавой и грубой, как у крестьянина.

– Ричард Теннисон. Местный торговец хот-догами[78].

– Очень рад, сэр. Про вас хорошо говорили в Лэнгли.

– Думаю, они лгали. Прошу в машину. Наша – вторая.

Уильямс оглянулся на лежащие вещи – его «Лирджет» уже начал рулежку, самолеты здесь без необходимости не задерживались.

– Э, сэр... Мои вещи.

– Ваши вещи? Так возьмите их, и побыстрее. Грузите в багажник, тут могут и обстрелять.

Марк Уильямс взглянул в лицо местного торговца хот-догами, надеясь понять, что он шутит. Агенты охраны, повинуясь жесту Теннисона, уже сняли периметр и рассаживались по машинам или прикрывали площадку от машин. Судя по лицу спецпредставителя, спокойному и какому-то отрешенному – он отнюдь не шутил...

* * *

Дорога в Кабул была недлинной, но утомительной.

Чек-пойнт, потом виляние между бетонными блоками на скорости десять миль в час. Настороженные люди, пальцы на спусковых крючках, афганцы в жару – в черной форме, черных бронежилетах и касках, почти у всех – русское оружие. Много бронетехники, дорога чистенькая, но, как знаки беды, – заметные следы подрывов, какие-то обломки на обочине, подорвавшуюся технику не оставляют, эвакуируют. На дороге – много следов, что ее ремонтировали, ремонтировали кусочно-ямочно, большие – от фугасов, мелкие – от разрывов ракет. На обочине гильзы, не то чтобы ковром – но попадаются на каждом шагу. Машины – либо американские, либо старые советские, либо китайские. Много бронированных, конвоями не ходят – но от конвоев сил стабилизации держатся подальше. Опасаются.

Кабул. Улицы – главная, Майванд, широкая, шумная, много людей, несмотря на то что сейчас разгар рабочего дня, выделяются контрактники и гражданские служащие Коалиции – одеждой и тем, что держатся вместе. Везде грязь, срач такой, что и не выскажешь, мусор, похоже, отсюда вообще никто не вывозит. Женщины в никабах, мусульманских одеяниях, черных платьях до пят с закрытой головой, как у монахинь. Говорят, что даже некоторые гражданские контракторы женского пола, выходя в город, надевают никаб, это намного лучше бронежилета, потому что по понятиям афганцев женщина – не человек, но поэтому же она и не цель в междоусобной войне, здесь воюют мужчины с мужчинами. Много торговли, торгуют на каждом шагу, встречаются совершенно неуместные здесь вывески – такие как Cartier. Удивительного здесь ничего нет – Афганистан пухнет от денег наркомафии, только простому народу достаются крохи, крестьянину, возделывающему поле опийного мака, платят ровно столько, чтобы он и его семья как-то дожили до следующего урожая. Пробовали уничтожать поля... предыдущая вспышка террористической активности, начавшаяся в девятом, закончившаяся в одиннадцатом, связана была с тем, что опиумный мак поразил какой-то грибок, и половина посевов была уничтожена, а вторая половина сильно пострадала. Наркобаронам по барабану, потому что у них на тот момент на складах пять-шесть тысяч тонн готового товара было, а вот крестьяне от бескормицы подались в талибы, фугасы на дороги подкладывать за деньги и прочей дрянью заниматься. А потом и в Пакистане наводнение случилось, тем, кто всего лишился, дорога одна – в шахиды.

На Майванде полно «Тойот Ланд Круизер», серии 200 и 300 – местные уважаемые люди, несмотря на то что стали уважаемыми под прикрытием американцев – никогда не купят американскую машину, покупают эти, роскошные, надежные – и в то же время неприхотливые. Настоящий лимузин для стран третьего мира.

Много полиции – у них не обычные для полиции нормальных стран седаны, а четырехдверные пикапы, на некоторых пулеметы. Сами полицейские настороженно смотрят по сторонам, видно, что в любой момент может произойти все что угодно. Некоторые здания отделены от улицы невысокими бетонными заборчиками.

Дипломатический анклав, «зеленая зона», как в Ираке, только более запущенная и грязная – отгорожена от всего остального Кабула морскими контейнерами, поставленными один на другой по три штуки, чек-пойнт из бетонных блоков, перед ним – привычная «змейка» – серия бетонных блоков, выложенных в шахматном порядке, чтобы невозможно было прорваться к чек-пойнту на скорости. Знаки STOP – проезд без остановки запрещен, и ограничение скорости пять миль в час. На контроле – американцы, но не военные – а опять гражданские контрактники. Американцы – это весьма условно, фирма зарегистрирована и управляется американскими гражданами, а персонал может быть откуда угодно. В армии такого тоже полно – наняли кормить миротворцев какую-то фирму, та для экономии привезла поваров-индусов, кормят так, что через пять лет такой кормежки кто язву или гастрит не заработал – впору медаль «За безупречную службу» выдавать. Вместо MRAP и JLTV[79], на каких ездят по «красной зоне» – пост прикрывают два «Хаммера», на каждом – пулемет. Каждую машину теперь проверяют, суют под днище зеркало на ручке, просматривают – в прошлом году прямо в зеленой зоне был теракт, взорвалась машина, был тяжело ранен посол.