Телохранитель ее величества: Страна чудес - Сергей Кусков

Я вновь покачал головой. М-да, об этом я не думал.

— Кто именно стукач, известно?

Она отрицательно покачала головой.

— Ни кто, ни сколько их. Известно только, что есть. Имеются наметки?

Я кивнул. Да, наметки были. И «этих козлов» мне стало немножечко жалко. Хорошие ребята, не заслужили такого отношения со стороны двуличной мрази в юбке. Двуличной, ибо такие как правило работают за идею, а не за деньги. Но сделать я ничего не мог — и так достаточно засветился.

Жанка улыбнулась и подбадривающее похлопала по плечу.

— Вот видишь! Ну что, не злишься? Что я так…?

— А на тебя разве можно злиться? — Я засмеялся, но смех получился какой-то хриплый. — Но на всякий случай, слушай свои ошибки. Первое, когда ты вошла…

И я пустился в пошаговое пояснение ее действий, давая полную раскладку с точки зрения заветов всех сеньор, обучавших меня женской психологии. Неожиданно поймал себя на мысли, а правда, если попаду в базы данных, кто и как со временем сможет этим воспользоваться? Хотя, это преждевременные раздумья, думать надо о «сейчас», а не о «завтра».

Видимо, эту мысль разделяла и Жанка, причем независимо ни от меня, ни от сеньоры де ла Фуэнте, вряд ли потратившей время на подробный инструктаж, как и о чем со мной нужно разговаривать. В Жанкином варианте ценность в импровизации, с нею домашние заготовки не сработают, а вставить мне по первое число она планировала и сама, без всяких сеньор свыше.

— Хуан, можно тебя вытянуть на откровенный разговор? — Лицо ее посерело, вытянулось, глаза опасно сузились.

— В чем же его откровенность? — усмехнулся я.

— В аргументах. Буду говорить обидные вещи.

— Валяй.

— Ты это… — Под моим веселым взглядом она сбилась. Я засчитал себе очко. Но быстро нашлась, коротко сформулировав:

— Достал ты всех уже, добрый молодец! Хуже горькой редьки! Ведешь себя как маленький, даже нам стыдно!

— Озвучь последнее высказывание поподробнее, пожалуйста, — попросил я, раздумывая над уровнем ее осведомленности относительно проводимой операции. Видимо, все-таки импровизация, не заготовка Лока Идальги. Но с другой стороны, не зря в народе говорят: «Если у вас нет паранойи, это не значит, что они за вами не наблюдают».

— Хм…Хуан, ты сам должен понимать. Ну, завалил того типа. Да, соглашусь, полгода подготовки перед первым убийством маловато, только-только КМБ закончил. Нас два года натаскивают, а тебя вот так, с корабля на бал…

— …Но он был подонком! — закричала она, отстранившись. — Подонком, понимаешь? Он заслужил! И не стоит того, чтоб столько убиваться, трястись и страдать, что, дескать, «человека убил»! Не человек он, и свое заслужил! Хватит хандрить, Хуан, это просто смешно!

Я мило улыбнулся, перехватил ее руку и вновь повел вдоль улицы.

— А мне рассказывали, после первого убийства всегда хандрят. Катарина знала людей, которым потребовалось четыре дня запоя. Мишель и подавно ужастики расписывала. И разговор как раз о мужчинах.

— А у тебя уже который день? — ее глаза вновь сузились. — Третий? Почти четвертый. Вот и заканчивай, Ванюша! — вновь взяла она высокую ноту. — Хочешь, поехали к тебе, там мама, наверное, ждет — пообщаешься, успокоишься? Девчонки говорят, она мировая! Она тебе мозги вправит!

Я отрицательно покачал головой.

— Кто же так говорит?

— Не знаю. Девчонки. Кто-то с нею общался. Хочешь, поеду с тобой? В качестве поддержки? Посидим, поговорим, обмозгуем? А уже утром отправимся на базу — все равно раньше девяти там никому не нужны?

Я отрицательно покачал головой.

— Ты все утрируешь. Упрощаешь. Понимаешь, Жанн, все не так просто. И тот моральный урод тут не при чем. Да, это стресс, но само его убийство совсем не такой стресс, как его антураж, который остался для вас за кадром.

— Жанн, скажи, почему Перес поехала убивать мою мать? — перешел я в наступление, чувствуя поднимающуюся волну злости. — Ведь с точки зрения логики, если я — часть корпуса, значит, моя мать неприкосновенна? Что бы между нами ни произошло? Так? Не будем брать во внимание всеобщее мнение, что я принц, возьмем хотя бы тезис, что я — просто часть корпуса. Что получается?

Жанка молчала.

— А получается то, моя дорогая, — продолжил я, — что они не считали меня частью корпуса.

Повторяю медленно, чтоб поняла. Они. Не. Считали. Меня. Частью. Корпуса. Личная вражда тут совершенно не при чем. И только поэтому поехали убивать мою мать. — Теперь я бросил Жанку и оттолкнул в сторону.

— Mierda, ты что, не врубаешься? Для вас есть только вы, части вашего сраного корпуса, и все остальные! Причем остальные — грязь! Мусор! Дерьмо! С остальными не считаются! С ними можно делать все, что угодно, даже убить, и за это ничего не будет! Потому, что они — ЧУЖИЕ! Это ты понимаешь? Перес ехала к моей матери не потому, что жаждала отомстить мне! Она ехала наказать выскочку из «дерьма», указав свое место! Ей вдолбили в голову, что все, кто «за воротами» именно такие, и собиралась сделать единственно верное — наказать это «дерьмо»! Ей даже в голову не могло прийти, что нельзя убивать человека только потому, что это — человек! Людей нет, их не существует!

Я распалялся и распалялся, теряя контроль. Неистовство охватывало с головы до ног, пальцы мелко подрагивали, но каким-то чудом удавалось не сорваться.

— Да, я вынужден был защищать этих сук, — продолжил я, сделав титаническое усилие, чуть придя в себя. — Вынужден был ломать на Плацу комедию, чтобы их не расстреляли. Но ирония в том, моя дорогая, что на их месте могла оказаться любая из вас. Просто с ними мы поцапались, а с другими — нет, и вся разница. Эти шмары ничем не отличаются от тебя, твоего взвода, моего взвода, вашей диаспоры, да и всех остальных ангелочков. Просто с тобой и с другими мы дружим, нашли общий язык, остальные меня приняли, а «сорок четвертые» — нет!

— А если бы не приняла ты, mia cara, что было бы? А было бы то, что ты точно так же, или как-то иначе, слила бы меня в вашем корпусном сортире! Мне просто повезло найти с вами общий язык, найти ключики, понимаешь? Но это — индивидуальное!

А вот его! — я принялся тыкать пальцами в стороны, в идущих в отдалении немногочисленных прохожих. — Или его! Или ее! Всех их вы кончите, не задумываясь! Потому, что они — никто! И даже не подумаете, что в чем-то не правы!

Это лицемерие, Жанна! Ваше долбанное ангельское высокомерие, презрение к окружающим! Я ненавижу того урода, которого грохнул, но вас ненавижу больше, гораздо больше! Ибо он хотя бы был честным подонком, в отличии от вас!

Я развернулся и почти побежал по улице. Но, посчитав разговор неоконченным, нехотя вернулся.

— Я ненавижу вас, понимаешь? И даже то убийство, к которому меня «не готовили»… Его убили не потому, что подонок, а потому, что так было нужно ВАМ, корпусу. Нужно было кого-то убить, чтобы не поднялась шумиха. Вам плевать на его личность, плевать, что подонок, равно как плевать, что человек. Вам не важна его вина перед обществом. Это просто удобный кандидат с точки зрения заметания следов, чтоб не съела общественность.

А охрана? Почему никто из вас, включая Лока Идальгу, не спросил, что я чувствую после избиения, как на бойне, тех ни в чем не виноватых парней, просто делавших свою работу? Они ведь точно не были бандитами, и любой порядочный киллер, уничтожив цель, оставил бы их в живых не будь в обратном особой необходимости! Но вы не оставили, и даже не обратили на это внимания. Подумаешь, пять человек больше, пять меньше — кто они такие, чтоб считать их?!

— Все вы — высокомерные дряни, — подвел я итог выплеснутой волне, чувствуя, что начинает отпускать. — Дряни, кторым плевать на других. И я не хочу «домой» не потому, что колбасит от убийства, а потому, что воротит от вас. Я не хочу становиться таким подонком и отморозком, как вы. Мне противно, и я еще не выпил столько, чтобы забыться и все это принять.

— Хуан!.. — попыталась она что-то возразить, но что могла сказать?

— А еще я тебе секрет открою, — продолжал я, — меня именно для этого сорвали с катушек. Чтобы перегорел и принял. Но пока этого не случилось, я буду гулять, пить и трахаться с НОРМАЛЬНЫМИ девочками! А еще танцевать!

— Да-да, именно, танцевать! — сосредоточил я взгляд на виднеющуюся вдалеке яркую вывеску ночного клуба. — Танцевать и развлекаться! А вы, и в том числе ты, идите в жопу!

Теперь, чувствуя, что сказал всё, обернулся и со спокойной совестью зашагал к клубу. Действительно, пора бы познакомиться с нормальной, НАСТОЯЩЕЙ девочкой. Не то, что эти.

* * *

Дорогу преградил охранник, здоровенный шкаф выше меня головы на полторы и раза в два толще в обхвате.

— Куда?

— Туда, — указал я ему за спину. Он лаконично покачал головой.

— Не сегодня.