Кулинар - Александр Варго

Очнулась Катя привязанной к стулу. Перед ней суетился Александр. Слова не шли из горла. На губах был пластырь.

— Вот и чудно! — воскликнул он. — Ты всегда была слишком шустрой. Я за тобой не поспевал. Но теперь я заказываю музыку!

Катя изумленно уставилась на моргающую глазами Нелли и пробуждающуюся Свету.

— Я переборщил с эфиром, — показал Александр глазами на последнюю, — такое случается. Знаешь, я очень расстроился, что не приехала наша любимая мамочка. Но, думаю, смогу навестить ее в Канаде. А-а, вот и наша преподавалка!

Он бесцеремонно похлопал Трофимову по щекам. Потом убийственно-презрительным жестом обхватил ее шею и потряс. Пластырь заглушил и размазал продолжительный стон. Лицо Трофимовой исказила гримаса боли.

— Как ты, душа моя? Все нормально? О-о! Я дам тебе урок послушания! Довольно ты поиздевалась над своими бедными студентами! Да-да, дамы, обстановка тяжелая: женихов не ждите. Стоило ли так разряжаться? — усмехнулся он, глядя на Свету, потом перевел томный взор на Нелли. — Взгляните на мою сестру: натурально западная девушка-скаут. У нее нет времени на всякие там рюши и гипюр. Все предельно просто. А ты поправилась, сестренка! Как это кстати! Два замечательно мягких гибких коржа будет у нас. Вот только с тобой, Света, небольшая проблема. Но мы ее решим, полив тебя восхитительным клубничным ликером. Ты, наверное, дорогая Нелли, решила, что я стану с вами пить этот дамский напиточек после того, как мы сожрем гуся, салаты, сыр, торт, фрукты… Как ты заблуждалась! Ты совсем не поумнела за столько-то лет! Осталась красивой глупой сучкой, ждущей, когда ей всадят до самого горла.

Катя округлила глаза. В ее мозгу, где все еще витали пары эфира, мелькнул мужичок в потрепанном пальто, которого она встретила в аэропорту. И все же она не могла поверить! Это просто сон, дурной сон, кошмар, явившийся со дна морского, напичканный жестокими чудищами и диковинными мастодонтами.

Она приковала взгляд к бледному лицу Нелли. Та краем глаза косилась на нее, не в состоянии повернуть голову.

— Нет, вы только подумайте, какой великолепный замысел посетил меня! Я лелеял его все эти годы. Ты, Нелли, трахалась бог знает с кем; ты, моя дорогая сестренка, изводила меня презрением и бегала с мальчишками; ты, Света, отравляла себе кровь учебой. Вам и в голову не могло прийти, что я приготовлю вам такой сюрприз! Это будет молчаливое, неподвижное дефиле прекрасных запахов и восхитительного вкуса. — Александр сладострастно прикрыл веки, запрокинув голову, а потом снова вперил взгляд в своих жертв. — Как вы меня недооценивали, как презирали! Вспомните ту треклятую вечеринку, когда вы бросались комками моего прекрасного торта, нагло хохоча. Маленький мальчик в очках приготовил для вас торт, он любил черствую злоязычную девочку, девочку, не знавшую пощады, желавшую только издеваться, зубоскалить и насмехаться над простодушным мальчиком, не чаявшим в ней души.

Он подошел к Нелли и взялся за ее стул. Потащил его в центр гостиной. То же самое проделал он и со стульями ее несчастных соседок.

— Здесь нам будет удобнее. Ну что ты так на меня смотришь? — обратился он к сестре. — Не ожидала? Я вижу, что не ожидала.

Он глухо засмеялся, дергаясь всем телом.

— Клюнула на панкреатит? Какой же ты стала отзывчивой! Мы друг другу сделали сюрприз. Если бы ты была такой отзывчивой и в детстве! — Он шумно вздохнул. — Тогда бы не сидела здесь! Но, с другой стороны, ты не смогла бы заострить моего искусства. А это было бы ох как печально! Кстати, что тебе наговорила тетя Маша? Она не любит врать, едва не провалила все мероприятие. Но я ее обнадежил, ободрил, она знает, как важно соблюдать меру в кулинарном деле, как важно не болтать лишнего! Здесь можешь понять меня ты, драгоценная Света. В тиши библиотек ты дышала ядовитыми парами знаний. Они тебе больше не пригодятся. Подумай, сколько упущенных возможностей, сколько напрасно растраченного времени! — Он присвистнул. — И все только для того, чтобы стать однажды жестким, неудобоваримым коржом. Но стоп! Мы все исправим. Под моими руками ты обретешь другую плоть, я сделаю из тебя красавицу. Ну, вспомни, какой ты была уродкой! Так и вижу твои кривые зубы, красные воспаленные десны, твои веснушки и острый длинный нос! Клубничный ликер пойдет тебе на пользу. Он смягчит твои стародевические пролежни, придаст твоему костлявому телу благоухающую полноту. Потом осыплю тебя фисташками, фисташковой пылью. Это интереснее любой пудры! Для тебя у меня приготовлен клюквенный крем. Он удалит с твоего лица пергаментную бледность, он сделает тебя неузнаваемой. А для тебя, моя сестренка, я сделал крем из цитрусовых. Лимон, лайм, мандарин, апельсин, грейпфрут — что за чудо! Молоко, мед, имбирь! Никакие духи не сравнятся с этим ароматом. Свежесть, бодрость, молодость, красота! Я смажу тебя перед этим апельсиновым желе, ты будешь в восторге! Вы не покинете этот мир в неведении. Я рассказываю вам, чем вы станете, как вы преобразитесь. Ну а для тебя, Нелли, для нежной твоей шкурки я изобрел крем из огурца и портулака.

Минуту он блаженно улыбался, потом его лицо исказила мгновенная судорога. Он скривился, как будто готов был заплакать. Топнул ногой, согнулся пополам, резко выпрямился и заорал, брызгая слюной:

— Пробовать будут другие! Вы недостойны! У вас вообще не будет лиц — вы захлебнетесь в креме. Крем залепит ваши щели, промежности, подмышки, ваши кривящиеся бесстыжие рты, ваши глаза — злые глаза маленьких фурий!

Он надрывно засмеялся — так, как это делают трагические персонажи опер Верди. Девушки замерли в страхе.

— Вот и настал мой час! — Александр, согнувшись, прыгал теперь, как ярмарочный шут. — Наста-ал!

Он был похож на пританцовывающего сумасшедшего, на черта из сказки. Взгляды девушек метались в поисках лиц друг друга. Жертвы отказывались верить в происходящее. Ужас плескался где-то в кишечнике. Они были захвачены этим грандиозным спектаклем, на какое-то время даже забыв, что являются подручным материалом. Страх, парализовавший волю, сделал из них статуй. Статуи спали и видели страшные сны. Чтобы не чувствовать себя жертвами, они превратились в покорных зрительниц. Они отдались фатуму. Они были готовы к закланию. В глубине их душ медленно прорастала жалость к этому психотику, прыгавшему перед ними, как сатир перед нимфами.

— Чего вылупилась?! — Александр взвизгнул так, что у девушек заложило уши.

Осатанело выпучив глаза, он побежал на кухню, схватил нож. Запыхавшийся, потный, с красным лицом, прибежал он обратно. Замер на минуту. Потом его рот задергался в издевательской усмешке. Глаза метали пучки ненависти. Он размахивал ножом как саблей.

— Ах ты, сука! — С этим возгласом он устремился к Нелли и пронзил ее длинным ножом. Она запрокинула голову, дернулась, замерла с остекленевшими глазами. Пластырь поглотил стон.

Лица других жертв исказил дикий страх. Из их глоток рвались истошные крики, но все тот же пластырь комкал их.

Александр смотрел, как из раны вытекает кровь. С каждой красной каплей приходило к нему глубокое сатанинское спокойствие инквизитора. Кровь Нелли питала его нежные чувства, она заменяла ему откровения подруги, ласку матери, любовь сестры.

И тут грянул дверной звонок. Его хриплый прерывистый голос резанул по насыщавшейся благодатью душе Александра, как лезвие.

Александр подпрыгнул и ринулся в прихожую.

— Больше никого не ждем, — пробормотал он, оборвал провод и засмеялся глухим рыкающим смехом испившего чашу чужого унижения злодея.

Александр вернулся в гостиную. В руках у него по-прежнему был нож, с которого каплями стекала кровь. Его глаза излучали теперь не злобу, не умиротворение, а дикий азарт охотника, почуявшего первую кровь.

* * *

Пока ловили машину и добирались до города, Антонов рассказал Чинарскому, что с ним произошло. Вернее, все то, что с ним произошло до того момента, когда он отключился.

— Что же ты, чудила, — качал головой Чинарский, — сам полез на рожон?

— Он первый пригласил меня за столик, — пожал плечами Антонов.

— А ты губенки и раскатал.

— Думал, сумею его расколоть, — честно признался Антонов. — Куда мы едем? — спросил он, чтобы сменить тему разговора, который был ему неприятен.

— Ты же слышал, — повернулся к нему Чинарский. — Кулинар собирается приготовить десерт. Попробуем ему помешать.

— Может, ментов?.. — осторожно заметил художник.

— Успеем.

В это время машина въехала во двор дома Коршунова. Чинарский сунул водиле деньги, бросил Антонову, чтобы оставался в салоне, и кинулся на третий этаж. Когда после нескольких длинных звонков ему никто не ответил, он принялся долбать в стальную дверь ногами. Он прижимался к двери ухом, стараясь уловить хоть какой-то шум в квартире, но там словно все вымерло. Принялся снова стучать в дверь ногами.