Эромахия. Демоны Игмора - Виктор Ночкин

Вместо ответа Ридрих указал ей ладонью место за собственной спиной и перехватил палку поудобнее. Вопреки обыкновению, сегодня двери убогих домишек были затворены, а старухи исчезли.

Эрлайл первым двинулся к дому, приглядываясь и прислушиваясь, женщина с дочкой — следом… Вот в полумраке впереди от темной грязной стены отделилась темная грязная фигура, потом еще одна и еще… Попрошайки, которых Ридрих лишил сегодня заработка. Нищих было семь человек, в руках они держали ржавые ножи, костыли и посохи. Эрлайл уверенно двинулся навстречу. Первые, вереща, кинулись на него, размахивая палками. В тесном переулке им было не развернуться. Ридрих ткнул одного в грудь, оборванец отлетел, подавившись криком. Затем, быстро перевернув посох в ладонях, рыцарь обрушил его на голову второму противнику. Тот рухнул как подкошенный, Ридрих переступил через неподвижное тело и сам зашагал к остальным попрошайкам, вращая посохом. Оружие с шорохом описывало круги… По пути Ридрих, не задерживаясь, оглушил первого голодранца, который отхаркивался и никак не мог восстановить дыхание. Нищие сперва попятились, ошеломленные, затем скопом ринулись на конкурента — все-таки их оставалось пятеро против одного. Ианна схватила девочку и прижала к себе, чтобы та не видела драку. Маленькая плясунья вывернулась из материнских рук и жадно уставилась на побоище. Через несколько минут все было кончено.

— Отомстил, — констатировала Ласса. И добавила: — Отойди, мешок дерьма.

* * *

На следующий день, едва Ридрих появился у въезда на рынок, мгновенно собралось около десятка слушателей — певца запомнили. Вчерашняя история повторилась: горстка слушателей привлекла зевак, многим захотелось поглядеть, из-за чего собираются прохожие. В этот раз Лассе в шляпу кидали меньше монет, куплеты-то были знакомые, но люди по-прежнему хлопали, просили петь еще. Ридрих пел и при этом настороженно поглядывал, как среди публики снуют нищие в лохмотьях. В перемещениях оборванцев просматривался некий порядок — Эрлайл заподозрил, что конкуренты замышляют подлость.

Ожидания оправдались. Как раз когда дошел черед до «Монаха и цыганки», в толпе показался попрошайка, украшенный огромным — в полщеки — свежим кровоподтеком. За ним следовали монах, писарь в темном камзоле и двое стражников. Монах шагал, перебирая четки и глядя перед собой, будто погружен в раздумья, при этом он ловко проскальзывал между людьми в толпе. Стражники скучали и хмурились.

Ридрих, едва заметив опасность, сменил песню и затянул на тот же мотив скучную историю о монахе и солдате. В новой истории святоша при помощи натужных аргументов одерживал верх в споре с ландскнехтом — мол, наемника никто не любит, а монаху рады повсюду и всегда:

На поминках, на крестинах,Будь то день и будь то ночь —Принимают, привечают,Никогда не гонят прочь.

Заканчивалась песня появлением чертей, которые забирали вояку в пекло. Слушатели сперва притихли, озадаченные переменой, затем, заметив причину, стали хохотать. Ловкий ход Ридриха оценили по достоинству. Монах послушал, солидно покивал и удалился. Один из сопровождавших его стражников задержался, чтобы кинуть Лассе грош.

Так и повелось — день за днем Ридрих пел на рынке, Ласса танцевала. Ианна то ходила с ними, то оставалась дома. Ей снова стало хуже, а когда затянули осенние дожди, она слегла и вовсе перестала покидать лачугу. Женщина перешивала к зиме старые одежки. Мастерицей она оказалась никудышной, шила плохо, постоянно колола пальцы иглой, но будто не чувствовала боли.

Ласса стала говорить немного чаще, однако по-прежнему предпочитала молчать. Очень любила танцевать, даже забросила игру с щепками и тряпьем. Как-то она пожаловалась, что ее напугал «грязный дядька». Ридрих ушел и возвратился вечером — без посоха, с ободранными кулаками и ссадиной на скуле. Сел за стол и задумался, глядя в угол.

— Зачем ты? — спросила Ианна, присаживаясь рядом.

— Я думаю, теперь попрошайки станут обходить тебя и ребенка десятой дорогой.

— Я не об этом. Зачем ты с нами? Я думала, ты хочешь убить Игмора, но теперь ты знаешь его секрет. Пока на нем медальон, он неуязвим. Сразить Отфрида можно родовым мечом, но барон с ним не расстается. Я считала, ты явился, чтобы узнать секрет… Ты прочел книгу, но не покинул нас… Почему?

Ридрих вяло улыбнулся:

— Ты больше не говоришь «я знаю»? Прежде ты произносила эти слова слишком часто.

— Да. Сейчас я не знаю… Я не знаю, что держит тебя с нами, но я очень рада. Мне казалось, в этом мире никто никого не любит.

Тяжелый вздох женщины перешел в кашель, и улыбнуться ей так и не удалось. Снова не удалось. Зимой вдова умерла. Скончалась тихо, просто не проснулась поутру…

Когда Ридрих полез в сундук, чтобы отыскать платье получше, в котором можно было бы похоронить Ианну, увидел, что она шила только для девочки и для него. Себе на зиму бедняжка ничего не готовила. Она в самом деле знала.

Ридрих рассчитался с владельцем домика на окраине, распродал и раздал соседским старухам жалкое наследство Ианны, а затем покинул Мерген. В этом городе его и Лассу ничто не держало. Время от времени они будут возвращаться сюда, приходить на кладбище — к высокой мраморной стеле, которая слишком роскошна для нищей лютнистки. Что ж, curatio funeris, conditio sepulturae, pompa exsequiorum magis sunt vivorum solacia, quam subsidia mortuorum.[87] Ридрих не думал о расходах, заказывая надгробие, он просто сделал то, что считал нужным сделать. И жалел, что сделал слишком мало…

Моя белая роза,Мой последний цветок,Мои первые слезы…Тонкий твой лепесток

Не увянет, не сгинетГодам наперекор.Сохраню на чужбине.Magna res est amor.[88]

Часть IV

ЛАССА

Эта часть — короткая и быстрая, как жизнь Лассы, танцующей девушки

Ридрих с Лассой нигде не задерживались надолго. Так уж выходило, что, проведя неделю-другую в новом месте, они вдруг понимали — пора. Их судьбой стала дорога. Ридрих пел, подыгрывая себе на лютне, Ласса танцевала. Инструмент бродяга содержал в образцовом состоянии, будто исполнял клятву, которую так и не дал Ианне. Он считал: покойная была бы рада, что ее лютня чистенькая и ухоженная. Играть Ридрих так и не выучился, но ему и не требовалось большого мастерства, чтобы вывести незамысловатый мотив. Зато Ласса танцевала все лучше и лучше. Ридрих не учил девочку, с его больной ногой было не до танцев, — малышка сама находила нужные движения, чутко ловила ритм и умела двигаться с необыкновенной грацией. Она всегда танцевала — даже сидя за столом в харчевне, двигалась так, будто продолжает начатую накануне, на деревенской улице, пляску.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});