Русская тройка (сборник) - Владимир Соловьев

Пессимисту жить в нашей стране очень удобно. Пессимист всегда знает, кто виноват, главное – он ни за что не отвечает. Именно поэтому у нас все партии – это партии пессимистов. Они никогда не говорят, что смогут сделать – ну, кроме тостов, – а лишь обвиняют всех вокруг во всех существующих бедах. Они всегда знают, кто виноват, но никогда не знают, что делать. Как только доходит до определения, что нужно делать, начинаются тосты. Для них базовый принцип – «чем хуже, тем лучше», заложенный еще Владимиром Ильичом Лениным.

Забавно, что этим тяжелым заболеванием страдает даже правительство, которое регулярно, как унтер-офицерская вдова, само себя сечет, крича, что те работают плохо, эти работают плохо – все вокруг работают плохо. С нашими людьми всегда так: спросишь, как дела, – нормально, но вообще-то все ужасно. А у тебя как? Еще хуже?

Ну и слава богу. Поговорили и пошли. Может, поэтому русская национальная забава – не посещение психоаналитика, а упивание в дупель? Упиться до дрожи, все забыть, а потом проклинать судьбу. Не сам же пьет – это все жена дура, начальник подонок. Всегда виноваты все вокруг. Какой-то колоссальный всенародный инфантилизм. Как маленькие дети, у которых всегда кто-то виноват, но только не они. Этакий коллективный Васисуалий Лоханкин, с удовольствием лежащий на тахте и рассуждающий о том, как несправедливо устроен этот мир. Что не мешает женам этих людей их кормить, обстирывать, холить и лелеять. Какая-то страна альфонсов, притом отнюдь не Доде.

Нет, я ничего не могу сказать против женщин. У женщины на глупости просто не хватает времени – ей достался вечно ноющий муж, всегда и всем недовольный, не желающий изменить свое отношение к жизни и считающий, что все ему должны за то, что его не оценили, регулярно объясняющий жене, что она не его мама, поэтому не в силах понять его тонкую мятущуюся душу. Ей достались дети, которых надо обстирать, все высушить, выгладить, приготовить еду и проверить уроки. А еще, кстати, между домашними делами и работой в роли семейного психолога надо заработать какие-то деньги, чтобы вывезти куда-нибудь отдохнуть детей и мужа-оболтуса, слушая и там его бесконечный нудеж.

Не иначе – какая-то генетическая тайна скрыта в том, что в нашей стране живут абсолютно несовместимые по психотипу мужчины и женщины. Женщины страдают от системы, а мужики с радостью пользуются своим положением. Хотя, с другой стороны, женщины стали исправляться, и все больше появляется дам откровенно потребительского типа, которым на все наплевать и которые считают, что кулинарное искусство легко заменяет «Доширак», что дети как трава – все равно вырастут сами и что даже не стоит на эти темы заморачиваться.

С другой стороны, представьте себе трудовой коллектив, который неожиданно оказался в непривычных обстоятельствах. Не в условиях офиса или корпоративной попойки, а на лодке, терпящей бедствие. У каждого свой участок работы, а кто-то все время нудит, объясняет, что все всё делают не так, ставит под сомнение авторитет руководителя – пусть даже обоснованно, – при этом не в силах ничего предложить взамен, а только говорит, что все плохо и все не так. Каким будет правильное решение? Всем бросить весла, сидеть слушать его и аккуратно утонуть? Или все-таки определиться с тем, куда грести? Да, я понимаю, когда человек критикует, жестко, четко, ясно, но при этом что-то делает. Не понимаю, когда просто сидит и ноет. Я не требую, чтобы каждый критикующий мог предложить нечто позитивное. Но критика должна строиться хотя бы на понимании пусть не того, что нужно сделать, а к чему нужно прийти. При этом неплохо бы, если бы задача формулировалась чуть точнее, нежели «всем вокруг быть здоровыми и богатыми».

Конечно, когда обычные люди, не специалисты, высказывают накопившееся за годы недовольство работой ведомства Нургалиева, смешно от них требовать, чтобы они предложили, как надо непосредственно изменить работу министерства. Но я думаю, они хорошо понимают, что именно их не устраивает в работе полицейских, – то есть не огульное «все плохо», а что-то конкретное. С другой стороны, наша страна почему-то традиционно боится конкретики, в том числе и конкретной критики. Мы любим говорить тостами, рассуждать долго и абстрактно. У нас замечательно получается ругать тех, кого в данный момент нет рядом, а если вдруг приходится ругать власть, то делаем это так, чтобы власть заметила, как интеллигентно и сочно мы ее ругаем, и привлекла к работе. Может быть, потому что понимаем – кроме ругани, никаких реальных возможностей что-либо изменить просто нет. Со времен знаменитого «шумим, братец, шумим» ничего не меняется. Только шум-то белый, никакой информации в себе не несущий.

* * *

В начале XX века некий священнослужитель, критикуя роман Льва Николаевича Толстого «Анна Каренина», отметил главную, отличающую этот роман от всех остальных произведений русской литературы, характерную черту: попытку войти в положение женщины, которая ради любви жертвует своей жизнью. Казалось бы, романтическая история, но, с другой стороны, у нее ведь остался ребенок – о нем она подумала? Женщина, которая пренебрегла своей функцией матери. И священнослужитель делает вывод: «Гибель нации начинается с разложения женщины».

В этом мы тоже преуспели. Нам удалось воспитать безответственных мужчин и развращенную молодежь. При этом мне довольно сложно допустить мысль о целенаправленном разложении. Нет, это получилось само, во многом за счет того, что исчезла идеологическая составляющая и люди стали расти как сорняк. Тут же в больших количествах появляются передачи, цель которых – донести до сознания людей простую мысль: «Потребляй, потребляй, потребляй!» Бери, это нормально! Любой ценой на телевидение! Неважно какой! Неважно чем! Неважно, что ты будешь «за стеклом» заниматься сексом в прямом эфире. Покажи свою голую задницу! Наори на собственную мать! Ударь ее посильнее! Расскажи о том, как тебя в детстве развратили! Даже если ты наврал – неважно! Вылези, пробейся!

И в конечном итоге чему удивляться, если подобная обработка, стирающая грани между пониманием, что такое хорошо и что такое плохо, приводит к появлению совершенно новой породы людей – «безродных космополитов», которым наплевать на свои этнические корни, которые считают, что все позволено, если ведет к правильному результату, которые вообще не понимают, что такое целомудрие во всех смыслах этого слова. Люди, которые называют себя прагматиками для оправдания собственной подлости, не понимая, что на самом деле они циники. Люди, которые не понимают, что такое родина, потому что меньше всего на свете им хочется за нее умирать, но зато убежденные, что жизнь их самих бесконечно важна. С другой стороны, почему никто из них никогда не задумывался, чем именно они так ценны?

Обычно эти люди в какой-то момент времени внезапно начинают рассуждать о боге. Эта манера крайне показательна для вчерашних атеистов, сегодняшних гламурных персонажей – на полном серьезе говорить о боге, о том, насколько бог важен в их жизни, как он им помог, как они услышали его голос. Они на полном серьезе (это уже стало признаком хорошего тона) советуют друг другу пойти в церковь, в синагогу, в мечеть – хотя последнее гораздо реже, – и объясняют, что если там постоять и хорошенько помолиться, то тут же начнутся чудеса. Они искренне верят в то, что вот сейчас они сделают то-то и то-то, и боженька тут же насыплет им с небес пряников. Их отношение к богу абсолютно детское, как у мачехиной дочки к Деду Морозу в сказке «Морозко». «Тепло ли тебе, девица, тепло ли тебе, красная?» – «Да ты что, старый, очумел совсем, а ну давай быстро сюда жениха да приданого побольше». Всем им хочется схватить бога за бороду и долго трясти, а объясняют они свое желание очень просто: что вы хотите, время такое, сегодня иначе нельзя, а тут такой шанс выпал!

При этом представить себе, что господь не только лично сотворил каждого из живущих на земле, среди которых и немалое количество людей очень сомнительной репутации, но еще и в каждодневном порядке пристально наблюдает за тем, во что каждый из семи миллиардов тварей одевается, о чем он думает, мыл ли он руки перед едой, ест ли он разрешенную пищу, какие у него желания, – может только человек, убежденный в собственной исключительности. Как будто у бога дела больше нет, кроме как успеть за каждым присмотреть. Словно ведет он гигантский гроссбух, в который ежедневно аккуратно записывает, послюнявив карандаш, все, что сегодня делал Петров Иван Иванович, а потом решает за примерное поведение подарить ему на Новый год большую красную машину.

Интересно, а мы представляем себе, как проходит жизнь муравьев? Я уж не говорю о том, что мы вряд ли отличим одного от другого. И наблюдаем ли мы ежесекундно за их активностью? Но ведь мы, люди, эгоисты. Мы не можем поверить, что господь не наблюдает за нами – вернее, за каждым из нас конкретно, потому что каждый именно себя считает самым любимым чадом господним. Неужели Он не оценит, какие мы были хорошие? Смотри, смотри, видишь, какой я замечательный! Где моя конфетка?