Возлюби ближнего своего - Эрих Ремарк

Марилл покосился на Штайнера.

— Что ты скажешь об этом ребенке? Растет, правда?

— Еще бы! Прямо расцветает под суровыми ветрами чужбины. Теперь уже в состоянии убить одним языком.

— Я знал его еще ребенком, — заметил Марилл. — Нежным и нуждающимся в утешении. Это было всего несколько месяцев назад.

Штайнер рассмеялся.

— Он живет в неустойчивом столетии, когда легко погибают, но и быстро растут.

Марилл выпил глоток легкого красного вина.

— Неустойчивое столетие! Людвиг Керн — молодой вандал времен Второго Великого переселения народов!

— Сравнение неудачное, — заявил Керн. — Я — молодой полуеврей времен второго выхода из Египта!

Марилл осуждающе взглянул на Штайнера.

— Твой ученик, Губер, — сказал он.

— Нет, афоризмам он научился от тебя, Марилл! Впрочем, надежный недельный заработок всегда делает человека остроумным. Да здравствует возвращение блудных сынов к жалованью! — Штайнер повернулся к Керну. — Спрячь деньги в карман, мальчик. Иначе они улетят. Деньги не любят света.

— Я отдам их тебе, — ответил Керн. — Вот они и улетят. И все равно я тебе еще останусь должен.

— Что-то непонятное ты говоришь, мальчик. Я еще не настолько богат, чтобы давать деньги в долг.

Керн взглянул на него. Потом сунул деньги в карман.

— До которого часа работают сегодня магазины? — спросил он.

— А зачем это тебе?

— Ведь сегодня канун Нового года.

— До семи, Керн, — ответил Марилл. — Хотите купить водки на сегодняшний вечер? Тогда здесь, в столовой, это обойдется дешевле. Есть отличный ром с Мартиники.

— Нет, речь идет не о водке…

— А-а, понимаю! В последний день года вы, наверное, захотели вступить на тропу буржуазной сентиментальности, так ведь?

— Приблизительно. — Керн поднялся. — Хочу сходить к Соломону Леви. Может быть, сегодня он тоже настроен сентиментально, и у него можно будет что-нибудь выторговать.

— В наши времена вы ничего не выторгуете, — ответил Марилл. — Но все равно, валяйте, Керн, действуйте! Привычка — ничто, импульс — все! Только не забудьте: в восемь часов — ужин старых воинов эмиграции у «Матушки Марго».

Соломон Леви был живым, вертлявым человечком с жидкой козлиной бородкой. Он хозяйничал в темном сводчатом помещении, заставленном часами, музыкальными инструментами, подержанными коврами, картинами, писанными маслом, домашней утварью, гипсовыми карликами и зверюшками из фарфора. В витрине была выставлена дешевая имитация: искусственный жемчуг, старые украшения в серебряной оправе, карманные часы и разнообразные старые медали.

Леви сразу узнал Керна. В его памяти было записано все, словно в гроссбухе. И благодаря своей памяти он уже провернул ряд выгодных сделок.

— Что у вас? — сразу же спросил он, готовый к бою. Он был уверен, что Керн опять собирается что-нибудь продать. — Вы пришли в плохое время.

— Почему? Разве вы уже продали кольцо?

— Продал ли я кольцо? Продал ли я кольцо? — сразу заголосил Леви. — Вы спросили меня, продал ли я кольцо? Или я ослышался? Ошибся?

— Нет, вы не ошиблись.

— Молодой человек, — отчетливо сказал Леви, — вы что, не читаете газет? Живете на луне и не знаете, что происходит на земле?.. Продал ли я кольцо? Кому нужен сейчас такой старый хлам! А каким тоном это было сказано! Таким тоном только Ротшильд может сказать! Вы знаете, что сейчас значит — продать? — Он специально замолчал, а потом продолжил патетически: — Это значит, приходит незнакомый человек и хочет что-нибудь купить. И вынимает из кармана свой кошелек… — Леви вытащил свое портмоне. — …открывает его… — Леви открыл портмоне. — …выкладывает чистоганом наличные… — Он вынул бумажку достоинством в десять франков. — …кладет ее на стол… — Он разгладил бумажку и положил ее на стол. — …а затем — самое главное… — Голос Леви поднялся до фальцета. — …надолго разлучается с ней!

Леви положил деньги обратно в портмоне.

— И за что? За какую-нибудь дрянную вещицу! Это наличные-то деньги! Я сейчас лопну от смеха! Евреи этого не делают… Может быть, только какие-нибудь безумцы… Или я, несчастный, с моей страстью к сделкам… Ну, так что у вас на этот раз? Много я заплатить не смогу… Да, даже месяц тому назад было совсем другое время!

— Я ничего не продаю, господин Леви. Я хочу взять обратно кольцо.

— Что? — Леви на мгновение закрыл рот, словно овсянка, попавшая в сеть. Для Леви сетью оказалась бородка. — А-а, понимаю, вы хотите сделать обмен. Нет, молодой человек, нам это уже знакомо! Неделю назад я уже попался на этом! Отдал хорошие часы… Правда, они больше не ходили, но часы есть часы, а я обменял их на бронзовый чернильный набор и вечную ручку с золотым наконечником. И что вы думаете? Обманули меня, доверчивого дурака, — вечная ручка не действует. Сознаюсь, часы тоже ходили самое большее четверть часа, но это же не одно и то же. Часы тем не менее остаются часами, а ручка, которая не пишет… Вы понимаете? Это же все равно, что ее вообще нет… Ну, а вы что хотите обменять?

— Абсолютно ничего, господин Леви. Я пришел купить… Купить!

— За деньги?

— Да. За наличные…

— А-а, понимаю!.. На какие-нибудь венгерские или румынские. Или на обесцененные австрийские. Или, может быть, на инфляционные билеты, кто в них разбирается! Недавно вот приходил один с густыми усами, как у Карла Великого…

Керн вынул из кармана бумажку достоинством в сто франков и положил бумажник на стол. Леви застыл, а потом даже присвистнул.

— Вы — при деньгах? Первый раз вижу такое! Молодой человек, полиция…

— Заработал! — перебил его Керн. — Заработал честным трудом! Ну, где кольцо?

— Минуточку! — Леви умчался и вскоре вернулся, держа в руке кольцо, оставшееся Рут от матери. Он протер его рукавом, подышал на него, снова почистил и положил на кусок бархата, словно это было не колечко, а алмаз в двадцать каратов.

― Редкостная и чудесная вещица, — благоговейно произнес он. — Настоящая редкость!

— Господин Леви, — сказал Керн. — В свое время вы мне дали за него сто пятьдесят франков. Если я заплачу вам сейчас сто восемьдесят, вы заработаете на нем двадцать процентов. Предложение хорошее, не правда ли?

Но Леви, казалось, не слышал слов Керна.

— В такую вещь можно влюбиться! — восторженно говорил он. — Это — не какая-нибудь современная дрянь. Товар! Настоящий товар! Я хотел оставить его себе. У меня есть маленькая коллекция, личная…

Керн выложил на стол еще восемьдесят франков.

— Деньги! — с презрением произнес Леви. — Что значат деньги в наше время! Ведь они так обесценены. Материальные ценности — другое дело! От них получаешь двойную радость! И золото как раз повысилось в цене, — задумчиво продолжал он. — Четыреста франков! Это еще дешево за такую вещь. Любитель наверняка заплатит и больше!

Керн испугался.

— Господин Леви…

— Я — тоже человек, — решительно заявил тот. — И мне тоже хочется доставить вам радость. Не буду наживаться на вас в канун Нового года. Триста франков — и кольцо ваше! Хотя, разлучаясь с этой вещью, душа моя истекает кровью!

— Вы требуете с меня в два раза больше! — возмутился Керн.

— В два раза больше! Вы сами не понимаете, что говорите, молодой человек. Что такое в два раза больше? Это то же самое, что в два раза меньше, как говорит рабби Михаэл из Говородки. Вы когда-нибудь слышали, что такое издержки? А это — большие деньги. Налоги, плата за помещение, топливо, сборы, потери… Вам это ни о чем не говорит, но мне этого вполне хватает. И все эти расходы начисляются каждый день и на это колечко!

— Я же нищий эмигрант…

Леви лишь отмахнулся.

— Ну, а кто сейчас не эмигрант? Кто покупает, тот всегда богаче того, кто вынужден продавать. Ну, а кто из нас покупает?

— Двести франков, — сказал Керн. — Это моя последняя цена.

Леви взял кольцо, снова на него подышал и унес. Керн спрятал деньги и направился к двери. Открыв ее, он услышал позади себя голос Леви:

— Двести пятьдесят. И то только потому, что вы молоды, а я хочу быть благодетелем!

— Двести! — повторил Керн.

— Привет! — попрощался Леви.

— Двести двадцать.

— Двести двадцать пять! И это окончательно и честно. И только потому, что мне нужно платить за помещение.

Керн вернулся и выложил деньги. Леви уложил кольцо в маленькую коробочку.

— Коробочку я вам даю бесплатно… Коробочку и чудесную голубую вату. Вы меня разоряете…

— Получить с меня в полтора раза больше, — проворчал Керн. — Настоящий ростовщик!

Леви пропустил мимо ушей последние слова Керна.

— Поверьте мне, — сказал он дружеским тоном, — что на улице Лапэ, у Картье, такое кольцо стоит все шестьсот. Его настоящая стоимость — триста пятьдесят. На этот раз я говорю честно.