Злато в крови - Татьяна Мудрая

— Оборотень. Человек, — бормочу я едва внятно. — Я таки стал человеком?

— Не сказал бы. Человеком подобное создание Божье назвать нельзя никак, — отвечает Пастух. — Но да, он изменился, как и…

— Как и я, — отвечает ему Зульфия. — Хотя в другую сторону. Мы пьем солнце, а такие, как он, его отражают. Вампир, который выносит дневной свет, но не способен им одним жить. Впрочем, в этом он как раз человекоподобен.

— Кольцо Со Щитом мешало изменениям, — говорю я. — Оно ведь исправно работало в мою защиту.

— Не только оно, юноша, — комментирует Ткачиха. — Если позволишь, мы продолжим.

Теперь ко мне подступает охранник-мужчина. Расстегнул и поднял рукав, крепко взял левую руку чуть повыше ожога и полоснул вдоль вены тонким лезвием — скальпель, что ли? На этот раз почти никаких ощущений, кроме щекотки. Я бездумно смотрю на густо-алую струйку, что резво сбегает по коже в плоский тазик, подставленный под нее, а оттуда, мигом его переполнив, — на донельзя отполированный мрамор. А, теперь и тошнота возникает под ребрами — как по нотам. И упорно спускается книзу. Вот еще напасть! Я подумал, что Селина ни при ком из нас не упоминала о том, как у перекидышей обстоит с отправлением низменных потребностей, обратных еде и питью, — не хватало еще опозориться перед высоким собранием, добавив в кровавую лужу совсем иную по свойствам жидкость.

Однако где-то внутри локтевого сгиба я чувствую мягкий спазм. Русло вмиг пересыхает, разрез покрывается плотными буроватыми комками.

— Ментальный заговор на кровь, — комментирует тутошний ребе. — Сработал, однако, не инстинкт самосохранения, а стремление убежать от конфуза. Я прав, дорогой Лекарь?

— Чародей он, и правда, еще тот, — отвечает ему Хорт. — Очаровательно и восхитительно спонтанный. Вы не обижаетесь, Лоран, что мы обсуждаем вас в третьем лице?

Мое кресло снова дергается, едва не наехав на остатки импровизированной цирюльни.

— Да пускай себе, — отвечаю я с раздражением. — Лишь бы никто из вас не делал из меня танцующую марионетку Театра Вампиров.

И тотчас же понимаю, что выдал себя с головой, причем даже не Суду, а своей личной беспощадной совести. Будучи формальным главой этого заведения, я сам убивал на сцене и покрывал убийства, пока смерть не коснулась Темной дочери моего любимого Грегора.

— Ладно, я разъясняю, — отвечает Лекарь, не поведя и бровью. — Если принять за аксиому, что Темное Общество в целом представляет собой единый мозг, то вы, молодой человек, по-видимому, отвечаете за коллективное бессознательное и подсознательное. Аккуратно заталкиваете неудобное всем вам куда подальше. Метаморфоза ваша и, следовательно, чередование периодов силы с моментами частичной незащищенности имели место всегда, но вы забыли или не удосужились услышать, что серебро отмечает самую границу перехода и тем самым его выдает.

— Вы извините, Лоран, что вас так крепко приложило, — тихо объясняет мне Зульфия, в свою очередь сыграв мною в «туда-сюда повернулись». — Иначе бы нам не пробить вашей мозговой защиты.

Зато теперь я интуитивно понимаю и то, чего она не договаривает: отсутствие часов, предупреждение об ином характере здешнего времени.

— Под землей и сон, и бодрствование иные, чем наверху, — сказал я, обращаясь ко всем сразу. — Чередование темноты и солнечного света, на которое реагируют вампиры, у меня непременно перекрывалось бы удлиненным суточным циклом, характерным для погруженной под землю человеческой природы. И никто не знал, как именно. Если бы я внял предупреждению и носил в качестве индикатора или талисмана легкую цепочку из серебра…

Тут я вдруг уяснил для себя еще кое-что и от гнева вздернул подбородок едва не в потолок:

— Но зачем уповать на магию, если можешь обойтись домашними средствами? Только что вы меня загипнотизировали или подвергли сильному внушению. Ведь человеческие оборотни до настоящего полудня мирно спят. И, значит, бой курантов звучал не вживую, Механик? Или это работа Имрана-ини?

— Просёк наш вундеркинд, — взахлеб хохочет Диамис. — Что за талантище! Что за матерый человечище! Я ж вас, братцы мои, как людей предупреждала.

Тем временем я, чуть поуспокоившись, поправлял манжету, слегка замаранную кровью. Ну и запонки на мне, однако: крупный серебристо-черный жемчуг в стиле пуговок. Матерый… денди, что и говорить!

— Придумка общая, — одновременно с нею смеется белокурый Имран. — Чтобы сбить с вас…э…неоправданные притязания. Да, разрешите мои сомнения: отчего вы, уважаемый ответчик, изволили нас так затруднить, великолепно зная и даже поприсутствовав лично на процедуре насильственного изъятия вашей общей вампирской сущности от ее недостойной носительницы? И на ритуале мести, когда норманн взял свой вергельд с новых властительниц ваших дум, так кстати спалив вашего с Римусом общего обидчика? Ведь на самом деле уничтожить представителя вашей расы очень просто, а если запрещено — то надо лишь попросить кого следует и как следует, Лоран.

Я без ошибки прочитываю в витиеватой и нарочито замедленной реплике три желания: утолить свою личную сущность хитрожопого провокатора и бесстыдного журналюги, как следует меня подкусить и элементарно выбить из седла, произнеся кодовое имя, управляющее поворотом, в самом конце каверзного периода.

— Мне будет зачтена и нетрадиционная форма ответа? — отвечаю я. Не знаю, что подумали об этом Двенадцать, кажется, мыслей они во время процесса не читают; наверное, что я собираюсь вывернуться из ремней и как следует врезать ему по бестелесной морде. — Я изволил так себя затруднить, как вы позволили себе выразиться, лишь ради судьбы магистерского силта. Стоит и вам приложить кое-какие встречные усилия. Ну. хотя бы к вращательному механизму моего личного сиденья.

Кажется, я попал в десятку. Нет, в дюжину! Мне аплодируют все, и в первую очередь сам исламский англосакс.

— А что, — замечает Салих, оскалясь всеми тридцатью двумя белейшими клыками, — прикольная вышла фишка со стульчиком. По идее должна была ваши силы экономить, чтобы не натирать мозоли на подексе всякий раз, как к вам обратятся по сути дела. Стоило бы доработать, пожалуй, но только если хорошо заплатят. Туда и так вбухано до фигища разных искусственных интеллектов.

— Меканикус, — самым официальным тоном прерывает его Карен, — вы имеете что спросить у ответчика по существу?

— Нет вроде, и так получил что хотел, — тот пожимает плечами.

— О бедном писаке замолвите слово, — вдруг заговорил молчавший до тех пор Летописец. — Коль вы все так рьяно принялись дергать подсудимого в разные стороны, так и мне стоит приложиться к сему делу. Ну, историк в вашей компании, понятное дело, фигура мало уважаемая, знай строит факты в затылок друг другу, как солдатиков, и как попало складывает фрагменты мозаики, которые бумажные археологи вытаскивают из античных пожарищ… Только вот пространное описание, сиречь протокол, никто как я будет составлять, ни Керга, ни тем более Имрана ведь не допросишься.