Создатель балагана - Алексей Верт

В отличие от многих других потребителей, он удосужился прочитать адрес производителя на этикетке. По слухам – в том месте раньше была обычная ферма.

Репортер написал прошение предоставить ему служебный мобиль, которое тут же было одобрено главным редактором, предчувствовавшим сенсацию. Так оно и получилось. Несколько часов спустя Каргис вернулся в редакцию со стеклянным взглядом, чуть дергающимся правым глазом и трясущимися руками, в каждой из которых было зажато по бутылке «Фладигера». Запершись в кабинете, он до самой ночи корпел над статьей, выдержки из которой на следующее утро пересказывали друг другу взволнованные дельфийцы.

«Ферма полностью переделана. Новейшее оборудование, люди в белых халатах снуют тут и там. Как мне удалось узнать, есть четыре цеха – молочный, спиртовой, «финальной догонки» и упаковочный. Из последнего и выходят бутылки всеми любимого «Фладигера», – сообщал домочадцам отец семейства, важно кивая, будто бы это удалось узнать лично ему.

«Название напитка происходит от первых слогов имен трех основателей производства. Флавии, Диониса и Гермеса. Тех самых Диониса и Гермеса, которые с Олимпа!» – кричал мальчишка на улице, предлагая прохожим купить свежий выпуск газеты.

«Мне всегда хотелось иметь ферму, – сообщила хозяйка предприятия, Флавия Никос, в прошлом – жрица Диониса. – Ну, знаете, куры, свиньи, козы и коровы. Еще муж и дети – без этого нельзя. Но так получилось, что мое воспитание взяло верх. Я решила, что молоко можно использовать и для других целей. А муж и дети – ну, это мне уже не грозит, я думаю», – рассказывала одна женщина другой, раздраженно закатывая глаза.

«Ох, вы знаете, все повесили на меня. Дионис вечно где-то пропадает, да и у Гермеса много дел. Торговля, мошенничество. Нет-нет, вы не подумайте. У нас как раз с этим полный порядок. Когда Гермес предложил мне немного сжульничать, я строго посмотрела на него и сказала: Герми, милый, если ты хочешь, чтобы у нас все по-прежнему было хорошо, не смей нарушать закон!», – сплетничали девушки на улицах. И одна из них, восхищенно прицокнув языком, добавляла нежно: «Герми, ну надо же! Вот повезло!»

Прошло несколько дней, и ажиотаж стал сходить на нет. Напиток по-прежнему пользовался популярностью, но волна перемен, стремительно охватывающая Дельфы, заставила горожан отвлечься от истории его появления. В конце концов, не так уж важно, приложили ли боги руку к тому, что ты пьешь. Главное, что сам «Фладигер» был действительно божественен.

А приятные на вид и в общении юноши и девушки продолжали покорять город за городом под молчаливым покровительством благообразного господина с небольшим животиком.

…

Однако нельзя прожить, утоляя лишь физическую жажду. «Не забудь о жажде духовной!» высечено на фронтоне в новом храме Аполлона, что вырос на острове Делос. Несмотря на любовь делосцев к богу, который родился на их земле, лишь самые стойкие пришли на открытие святилища. Ведь тот, кто проектировал здание, явно забыл о том, что его будут посещать люди, а не крылатые легконогие создания.

Ведущая к центральному входу тропа получилась такая узкая и крутая, что успешно подняться по ней сумели лишь смельчаки, вооруженные заостренными палками или посохами, пастухи, привычные к беготне по скалам, их подопечные – козы – и преисполненные энтузиазма корреспонденты местной газеты. Был также специально прибывший из «Дельфийского Оракула» журналист, который, несмотря на одышку и рыхлое телосложение, преодолел-таки путь к святыне, держась за хвост горной козочки Миды, самой кроткой и красивой в делосском стаде. И если простым жителям острова открытие храма не понравилось совсем, то у корреспондентов появился отличный повод, чтобы потом еще неоднократно о нем упоминать, шутить и иметь в рукаве постоянный козырь для борьбы с идеологами от современного искусства.

Ведь запыхавшиеся и уставшие гости, забравшись по неровным мраморным ступеням в центральный зал храма, не обнаружили там привычных увеселений, приятных Аполлону.

Ни театра с масками и котурнами.

Ни оркестра с блестящими инструментами и дирижером, по давней таинственной традиции почему-то всегда усатым.

Ни выставки картин.

Ни скульптур. Ни барельефов. Ни…

Хотя, нет, была там одна маска. Гипсовая, с отколотым краем, грязно-белая в золотистых и бурых разводах, явно побывавшая во многих передрягах и требующая реставрации. Она гордо возлежала на постаменте рядом со входом, а скромные золотые буквы на мраморной табличке, каждая с кулак величиной, гласили, что автором «Лика Купидона» является несравненный мастер Гераклид Аквус.

Впрочем, другие предметы искусства, выставленные в новом храме Аполлона, были не менее странными.

Абстрактные то ли пейзажи, то ли натюрморты.

Фонтан, автоматически включающийся при приближении к нему и обливший по такому случаю всех гостей.

Окно с видом на море с подписью на подоконнике «Панорама. Вид на бурное или спокойное море в движении и спокойствии во всей его красе».

И вместо привычных скульптур – угловатые каменные глыбы.

– Новому времени – новое искусство! Новому искусству – новый храм! – радостно восклицал Гераклид, написавший предварительно цветистую речь на шесть листов.

В самый нужный момент речь куда-то подевалась, и любимцу Аполлона пришлось импровизировать. Козочка Мида скрывалась за колонной и спешно дожевывала шестой лист. Уж больно вкусными оказались первые пять.

Меж тем, люди оказались явно не готовы к тому, чтобы принять новое искусство.

Они смеялись над непропорциональностью фигур, не желали считать обычное окно гениальным творением и скучали без привычного театра.

Их заботили абсолютно незначительные и глупые, с точки зрения Аквуса, вещи: почему на тропе нет ступеней? где гнезда для факелов, чтобы освещать храм ночью? опытная ли пифия будет здесь работать? будут ли продаваться сувениры? От последнего вопроса Гераклид приходил в неконтролируемую ярость:

– С-с-с-сувениры! – восклицал он, пускал из угла рта пену и потешно сжимал толстые кулаки.

А потом разразился лекцией на полчаса, и при этом ему даже не требовалось пауз, чтобы перевести дыхание. После, надо признаться, посетители приуныли, но это было только началом творческого вечера. В скором времени, Гераклид Аквус начал читать стихи:

Я рисовал картины маслом

И хлебом часто рисовал

Мой вклад в искусство недоеден

Останется на черный день

Едва грянуло – гости переглянулись. Каждому показалось, что он ослышался, и сейчас остальные разъяснят ему, как прекрасно прозвучавшее стихотворение. Но объяснять было некому.

– Вам понравилось! – возликовал Гераклид Аквус. – Тогда – продолжаем!

И тут случилось то, что впоследствии корреспондент «Дельфийского оракула» назвал «Великим исходом из современности».

Посетители, сначала по одному, затем толпами принялись покидать храм. На выходе даже случилась толкучка. Вдобавок, выяснилось, что если взбираться сюда способен не каждый, то спуск для многих представлялся задачей архилегкой. На удивление никто не упал и ничего себе не сломал, хотя многие бежали так быстро, как, пожалуй, никогда в жизни.

И вот, в опустевшем храме осталось лишь четверо. Корреспондент «Дельфийского оракула», глуховатый и подслеповатый старик, неизвестно как сумевший подняться на такую высоту, козочка Мида и покрасневший от гнева Гераклид.

– Позор! – кричал он. – Бездари! Варвары! Дикие свиньи! Даже козы понимают в искусстве больше, чем они!

Мида, не уловив смысла, тем не менее поняла, что ее похвалили, и ласково боднула Гераклида в бок. Тот дернулся и едва не налетел на старика.

– Когда кормить будут?! – проорал он прямо в лицо Аквусу. – Есть хочу!

Мида дернулась, понимая, что кроме нее здесь больше ничего съедобного нет, и помчалась к выходу, цокая копытами по полу. Корреспондент ухватился за хвост мимо пробегавшей козы, не желая плутать в поисках дороги, и тоже покинул храм, из-за чего дальнейшие события не могут иметь статус достоверности.

Но поговаривают, что Гераклид все же нашел какой-то еды и накормил старика. Тот оказался идеальным слушателем – хотя и хотел все время есть – а заодно и неплохим сторожем. Впрочем, туристы, посещавшие остров, в основном предпочитали смотреть на храм издали.

Те же храбрецы, которые добирались до храма, возвращались, качая головой и будто бы прислушиваясь к чему-то внутри. Ходили, как призраки в царстве Аида, и бормотали что-то под нос.

– Безумец или гений? – вопрошали они себя и тут же вновь начинали прислушиваться.

Но никто внутри них не мог дать ответа на этот вопрос.