Вирикониум - Майкл Харрисон

Гробец-карлик фыркнул. Посмотрел направо, налево, словно проверяя коридор. Потом поманил Хорнрака пальцем и, когда тот склонился, шепнул:

— Дело в том, милорд убийца, что я ничего не понимаю.

И ткнул своим узловатым большим пальцем куда-то через плечо — по-видимому, указывая на тронный зал.

— Извини?

— Эти голоса с неба. Насекомые. Сумасшедшие обоего пола. Один воскресает из мертвых. Приятно — он все-таки мой добрый друг, но все же… Другой несется куда-то, как борзая за кроликом, едва заслышав дурацкую песенку. И оба — мои старые друзья. Что ты об этом думаешь? — карлик огляделся по сторонам и понизил голос. — А королева отдает меч тегиуса-Кромиса!

При виде недоуменной мины Хорнрака он восхищенно рассмеялся, показывая сломанные старые зубы.

— Теперь мы с тобой, простые люди. Простые вояки — думаю, ты с этим согласен. Ты согласен?

— Этот меч… — пробормотал Хорнрак. — Я…

— А раз так, то мы, как все нормальные вояки, должны понимать друг друга с полуслова — ты меня, а я тебя. Мы должны относиться друг к другу нежно и трепетно — хотя бы во время этой идиотской поездки на север. И заботиться о наших дурачках — в конце концов, сами о себе они позаботиться не могут. Ну?

Хорнрак сделал движение, намереваясь пройти в тронный зал.

— Я никуда не еду — ни с тобой, ни с кем-либо еще, карлик. Что касается подарков, их вернуть нетрудно. По мне, так вы все сумасшедшие!

Он сделал лишь шаг к инкрустированным дверям, когда страшный удар чуть пониже спины заставил его упасть ничком. На глаза навернулись слезы. Охваченный удивлением и отчаянием — неужели карлик пырнул его кинжалом? — наемник завозился, нащупывая нож и одновременно пытаясь подняться на колени… только чтобы увидеть, что маленький палач ехидно ухмыляется, стоя перед ним. Единственным его оружием были непропорционально длинные руки, скрюченные подагрой.

Прежде, чем Хорнрак успел подняться, карлик — чья голова теперь оказалась на одном уровне с его собственной — сгреб его в охапку, плюнул ему в ухо и ударил снова, на этот раз под ребра. Нож со звоном отлетел в сторону. У Хорнрака перехватило дыхание. Безуспешно хватая ртом воздух, он услышал, как карлик холодно произносит:

— Ты мне нравишься, Гален Хорнрак. Но это меч моего старого друга, и тебе его не просто так дали.

Наемник помотал головой и решил рискнуть. Он качнулся вперед, сцепил пальцы под затылком у своего маленького врага и сделал короткое движение. Противники столкнулись лбами, и нос карлика хрустнул, как сухая палка.

— Зашибись… — удивленно пробормотал Гробец и сел. Они сцепились не на шутку, и ни один не мог одержать верх. Карлик был стар, хитер и неподатлив, а наемник стремителен, как змея. И оба не понаслышке знали все тупички и винные лавки, где безымянные рыцари Низкого Города выясняют отношения в грязи и опилках.

Целлар обнаружил их двадцать минут спустя. Глаза у обоих уже горели трусливой злобой, оба сорвали голос. Раскачиваясь, щерясь, кривя разбитые губы, они продолжали перебранку… Но злость угасала, как закат. Целлар наблюдал за ними, озадаченный, как любой человек, который не видел, с чего все началось.

— Смиренно прошу милорда Овечью Задницу передумать.

— Если хочешь потрахаться, найди себе шлюху и оставь мои мозги в покое. Избавь меня от этого, карлик. Розовые сопли — это не по мне. Отправляйся на север, если он тебе так слюбился. Мне-то какое дело?

6

Внезапное появление Бенедикта Посеманли

Очевидно, Целлар не мог — или не собирался — высказать свои опасения яснее. Да, что правда, то правда: он расспрашивал Фей Гласе, но так ничего и не выяснил. Все, чем она смогла поделиться — это бессвязный набор древних словечек и обрывков древних песен. Жалкие осколки воспоминаний ее рода, которые она собрала, совершая свой одинокий путь в прошлое… вернее — в этом Эльстат Фальтор согласился с Повелителем Птиц — нащипала отовсюду понемногу.

— Она понимает нас, но едва начинает говорить — и между нами пропасть. Она не может решить, на каком языке с нами общаться — понимайте как хотите.

Однако, возражал Целлар, ей известна тайна головы насекомого — иначе почему она впадает в отчаяние, когда видит, что мы ее не понимаем? Она хочет рассказать, что там случилось. Поэтому для нас жизненно необходимо последовать с ней на Север.

— Она сама по себе послание… Она сама — призыв о помощи.

Фальтор не соглашался. Верный сенешаль, он не мог покинуть королеву, когда Знак Саранчи набирает силу, каждый день тревожа Рожденных заново, живущих в Городе, проникая всюду и поражая его плоть и дух, как зараза. Но Целлар отвечал лишь одно:

— Вы мне нужны. Ваши люди из Великой Бурой пустоши не станут со мной говорить. Они слишком далеко ушли по этой «дороге в Прошлое», о которой вы рассказывали. Мы разгадали, что означает голова насекомого, и поняли, что время пришло. Когда мы сможем разгадать послание с Луны и обнаружим на Севере поселения тех, кто прилетел оттуда, мы будем знать, что делать со Знаком Саранчи.

И Фальтору оставалось лишь смотреть на Вирикониум, играть в гляделки с Вечным Городом, где по ночам, в лунной светотени — синей, смурной, вязкой, как млечный сок тропических растений, — тихо ползут с улицы на улицу длинные процессии, сопровождаемые праздношатающимся ветерком.

Пока он смотрел, погода испортилась. Сырой воздух скапливался вокруг громады Высокого Города, потом затопил Низкий, Под серым небом, похожим на толстое одеяло, потускнели мокрые плазы, их словно окутал ореол тайны. Старухи в богадельнях на рю Сепиль день-деньской кряхтели, занимаясь своими делами, и воздух становился клейким от запаха капусты. Стены сочились влагой. В такие времена — на этом сходились все — не стоит жить в Артистическом квартале. Возможно, именно в подтверждение этой мысли родились слухи о внезапном исчезновении Галена Хорнрака. Может, он и вправду поссорился с Анзелем Патинсом, некогда своим близким другом?..

Поговаривали, что они поссорились из-за денег. Правда, кое-кто считал, что дело в женщине с Севера или даже в копченой рыбе, некстати помянутой в какой-то балладе…

По всему холму, выше и ниже Минне-Сабы, враги и соперники Хорнрака садились поближе к жаровням и тусклым светильникам, скребли в затылках… и, окончательно запутавшись в догадках, начинали драться между собой.

Тем временем виновник этих споров томился в продуваемых всеми ветрами коридорах Чертога Метвена, где часами исследовал свои раны и мрачно точил нож. В начале зимы им всегда овладевала меланхолия, какой часто страдают чахоточные больные. Со своими новыми соратниками он общался мало, а Фальтора откровенно избегал, равно как и бесед в тронном зале — разве что в его присутствии возникала крайняя необходимость. Несколько раз наемник слышал, как сумасшедшая поет в какой-то комнате. Гробец испытывал к нему своеобразные дружеские чувства — по крайней мере Фальтор полагал, что это так, — но проявить их не выпадало случая. Метвет Ниан наконец-то дала согласие на поездку, и надо было собирать провизию, лошадей, оружие, принять все необходимые меры безопасности. Карлик весь ушел в эти приготовления — а также свои собственные — и почти не появлялся во дворце.

Хорнрак только пожимал плечами. По ночам он слонялся по коридорам, разглядывал старые машины, похожие на дикие абстракции, шепотом разговаривал со скульптурами… и не открывал, когда стучали в дверь.

В день отъезда ему все-таки пришлось покинуть свою комнату, прервав созерцание собственного отражения в зеркале.

В тот день пошел мокрый снег. Полосатые палатки на уличных рынках впитывали его и тяжелели, сточные канавы заполнялись липкой слякотью. В день отъезда они удостоились видения. Гробец-карлик вспомнил легенду, которая родилась с его подачи много лет назад. У злополучной экспедиции появился самый настоящий дух-покровитель… или скорее предводитель.

Впервые этот призрак — если его можно назвать призраком, — которому было суждено сопровождать их в течение всего путешествия вплоть до его весьма странного завершения, появился в Вирикониуме, в тронном зале. Кроме Целлара-птицетворца, при этом присутствовал только Хорнрак. Метвет Ниан решила наблюдать за отъездом с Врат Нигга и заранее отправилась туда. Эльстат Фальтор беспокойно прохаживался по внешнему двору, там же находилась Фей Гласе и лошади. Гробец-карлик всю ночь трудился в своей кибитке — вспышки жаркого белого пламени плясали по ее откидным бортам под унылый перестук молотка — и теперь дремал в каком-то углу. Еще не рассвело, дворец напоминал огромную пустую раковину, где в холодном воздухе само с собой перекликается эхо.

Целлар предпринимал очередную попытку связаться со своими машинами в подземелье под эстуарием и теребил желтыми пальцами бороду.