Вольф Мессинг - Борис Соколов

Гаккебуш пытался использовать гипноз тайно, чтобы лица, подвергающиеся гипнотическому воздействию, не знали об этом. Тогда «не должно и не может быть еще никакого подозрения у испытуемых, что такое исследование может послужить материалом для следствия». Однако его аргументы не были приняты ни советскими, ни зарубежными криминалистами. И главным было здесь даже не явное нарушение гражданских прав подследственных и свидетелей — это советских следователей никогда не смущало. Главное было в другом: не было никаких гарантий, что даже в состоянии глубокого гипноза гипнотизируемый будет говорить правду. Наоборот, существовала очень большая вероятность того, что в таком состоянии подозреваемый или свидетель будет легко подвержен галлюцинациям или подсознательному внушению допрашивающего. Поэтому его ответы чаще всего оказываются весьма далеки от истины. Речь ведь идет о расследовании обычных уголовных преступлений. В этой сфере в СССР в 1920-е годы прошлого века, в отличие от сегодняшней России, фальсификации еще не были широко распространены. Да и фальсифицировать доказательства можно было и без применения гипноза, например, путем давления на свидетелей. В поимке же настоящих преступников гипноз никак не помогал.

После того как его взгляды подверглись резкой критике в стране и за рубежом, В. М. Гаккебуш в 1928 году изменил позицию. Теперь в учебнике, предназначенном для медицинских и социально-экономических вузов, он уже гораздо более осторожно оценивал возможности гипноза в криминалистике: «Возникает вопрос — можно ли полагаться на показания в состоянии гипноза и стоит ли прибегать к гипнозу в тех случаях, когда нужные показания нельзя получить другим путем?.. Полагаться на такого рода показания нельзя». В итоге Гаккебуш пришел к вполне обоснованному выводу: «Применение гипноза в целях установления судебной истины практически мало применимо. Там, где оно и осуществимо, оно дает результаты сомнительные, в смысле своей достоверности».

Столь же упорно ходят слухи, что гипноз активно используют для получения конфиденциальной информации разведки и другие спецслужбы во всем мире. Однако никаких убедительных доказательств этому до сих пор получено не было. Впрочем, спецслужбы умеют хранить свои секреты.

Тогда же, в 1920-е и 1930-е годы, в СССР выступал с сеансами эстрадного массового гипноза московский врач Н. А. Смирнов, использовавший сценический псевдоним «Орнальдо». Ходили упорные слухи, что он является сексотом НКВД. Справедливы ли эти слухи, не выяснено до сих пор. Зато хорошо известно, что дочь Смирнова Антонина была замужем за Виктором Абакумовым, возглавлявшим Министерство государственной безопасности СССР, и вместе с ним была арестована в 1951 году. Интересно, что их сын, известный психиатр Игорь Смирнов, вплоть до своей внезапной смерти в 2005 году активно занимался проблемами гипноза и, в частности, нейролингвистического программирования.

Возможно, единственный хорошо задокументированный случай попытки использования гипноза спецслужбами связан с именем академика Андрея Дмитриевича Сахарова. В 1993 году в «Независимом психиатрическом журнале» было опубликовано интервью В. Е. Рожнова, посвященное его встрече с А. Д. Сахаровым в 1984 году в Горьком, куда академик был сослан за критику советского вторжения в Афганистан. Рожнов честно признался, что в Горький был направлен Министерством здравоохранения СССР, чтобы добиться изменения «средствами психотерапии» установки академика на продолжение голодовки, которую Сахаров объявил в связи с отказом выпустить в США членов его семьи. Психиатр рассказывал: «Обсуждая в больнице возможность применения методов психотерапии — гипноза и аутогенной тренировки, я сказал, что для этого необходимо непременное согласие пациента. По соображениям этическим в первую очередь. К тому же нельзя воздействовать на человека каким-то образом со стороны, для достижения эффекта требуется его желание подвергнуться воздействию. Если бы какой-то врач и решился проводить гипноз без согласия пациента, — это было бы только безответственной халтурой…

Когда меня познакомили с пациентом и мы провели несколько бесед, я спросил его — согласен ли он на применение гипноза. Получив категорический отказ Сахарова от гипнотерапии, я никаких сеансов гипноза с ним, естественно, не проводил. Была сделана попытка предложить Андрею Дмитриевичу обучиться методу психической саморегуляции, самовнушения, что лежит в основе аутогенной тренировки, поскольку он страдал бессонницами. Методики широко известны и применяются не только в медицине, но и в спорте, педагогике и т. д. Я надеялся, что это поможет устранить нарушения сна. Для обучения была предложена кандидатура ассистента нашей кафедры (теперь доцента) Ю. Л. Покровского, который тоже был приглашен в Горький. Но и от этого А. Д. Сахаров отказался».

По прошествии многих лет не все участники описываемых событий были живы или расположены к откровенности. Однако доцент Ю. Л. Покровский охотно пошел на сотрудничество с Н. Н. Китаевым и не только выслал ему ксерокопию интервью В. Е. Рожнова «Независимому психиатрическому журналу», но и согласился рассказать о встречах с Сахаровым. Юрий Львович вспоминал: «Первая моя поездка была весной 1984 года, когда А. Сахаров объявил голодовку и находился в областной больнице. В. Рожнов был там уже 2–3 дня, он вызвал меня для его замены. Задача действительно стояла, чтобы с помощью психического воздействия заставить А. Сахарова прекратить голодовку. В день моего приезда В. Рожнов уезжал. Он посвятил меня в проблему и сказал, что несколько раз только беседовал с А. Сахаровым и что гипнозом здесь ничего не сделаешь, так как в такой обстановке ввести в трансовое состояние человека невозможно (следовательно, Ю. Л. Покровский предполагал провести с А. Д. Сахаровым эриксоновский гипноз. — Б. С.). И хотя прямо о гипнотизации А. Сахарова он не говорил, я понял, что он этого не делал. В. Рожнов предложил попробовать позаниматься с А. Сахаровым аутогенной тренировкой и, может быть, внушить ему прекратить голодовку.

В палате у А. Сахарова я был всего четыре раза. Первый раз в составе группы врачей, где меня представили А. Сахарову невропатологом. Затем еще раз я был в его палате при обследовании врачом-терапевтом А. Сахарова. Только третий раз я был с ним один на один, проверил его рефлексы (я ведь был представлен невропатологом) и, чтобы лучше войти в контакт, поговорил с ним на философские темы, в частности, о сложности строения головного мозга (от этого разговора получил огромнейшее удовольствие). Идея о проведении занятий по аутогенной тренировке с А. Сахаровым отпала, так как в таких условиях и с таким настроем самого А. Сахарова это делать было невозможно, как и проводить гипноз. На совещаниях у главного врача обсуждалась возможность других приемов психологического воздействия — внушение А. Сахарову при обследовании различными специалистами о уже начавшихся необратимых нарушениях в различных органах и т. п. Четвертый раз присутствовал в палате с главным врачом, другими врачами и группой медицинских сестер, когда А. Сахарову предложили прекратить голодовку и принять пищу… Летом этого же года А. Сахаров вновь объявил голодовку. Меня опять направили в г. Горький на неделю, но никаких контактов с А. Сахаровым не было. Таким образом, с А. Сахаровым никаких сеансов гипноза мною не проводилось, и, по-моему, В. Рожновым тоже».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});