Переиграть войну! В «котле» времени. - Артем Рыбаков

- А того! Где гарантия, что ты по нам не выстрелишь?

- Чего? Не боись, не стрельну!

«Ага, стоит в простенке, прямо у стены». - Определил я.

- Давай так, я сяду на мотоцикл и уеду, а напарник мой покараулит, чтобы ты глупостями не занимался.

Я нежно кладу ППД на землю, и вытягиваю из кобуры ТТ. Взвожу курок «Интересно, где заложница эта?»

- Не, начальник, плохо ты торгуешься! Я этой девке мозги сейчас вышибу, чтоб ты думал быстрее…

«Черт, он же время тянет, в расчете, что на стрельбу немцы среагируют!» - осеняет меня.

Пытаюсь сесть на корточки. Из-за раны левая нога слушается плохо, но пока держит. Так, подоконник метрах в полутора от земли.

Внезапно в доме бахает винтовочный выстрел, и раздается истошный женский визг.

«Вот гад!» - Я выпрямляю обе ноги.

- Не зассал началь…

Бах! Пуля входит полицаю под подбородок. Ох, не зря я в свое время настрелял в МП-8 себе второй разряд.

- Зельц, пулей сюда! - ору я.

Из палисадника, как медведь из малины, выламывается Люк. Оба бегут к дому, а я сползаю по стене.

Люк ломится в сени. Зельц останавливается передо мной:

- Товарищ старший лейтенант, Антон, что с вами?

- Да, ногу немного зацепило.

- Я… я сейчас перевяжу вас.

- Не надо. Я уже сам справился. Ты лучше на двор сходи, там мужик какой-то валяется. Вроде, живой был.

Подобрав ППД, я оперся о стену и встал. «Надо посмотреть, кто там такой продвинутый был, что заложников догадался взять…»

С некоторым трудом - адреналин из крови уже улетучился, я дохромал до сеней и, взобравшись по лестнице, вошел в дом.

В большой, когда-то чисто убранной комнате, я увидел Люка, бормочущего что-то успокаивающее молодой девчонке, которая сидела на полу у русской печи, обнимая двух мальчишек лет четырех. На печке я заметил следы от пулевых попаданий. Застреленный мной полицай лежал на полу, вытянувшись во весь рост. Рядом валялся обрез трехлинейки.

«Мда, дядя, желание покуражиться сыграло с тобой злую шутку. Если бы ты не жахнул в печь, желая поторопить Люка, может и был бы у тебя шанс опередить меня. И уж точно, ты бы от окна не отвлекся». - Подумал я, усаживаясь на лавку.

- Сань, слышь, а чего вы пальбу открыли? - задал я Люку, давно волновавший меня вопрос. - И что с рацией твоей?

- А, я сам дурак. Аккумулятор посадил. Видимо забыл ночью выключить. А со стрельбой… Это у Зельца нервы не выдержали. Падлы эти, - кивок в сторону трупа, - дядьку. Ну, что нас молоком по утру угощал - к стене колышками прибили. А он - мужик пожилой уже был, вот у него сердце от боли не выдержало.

Что-то ухнуло у меня в груди.

- За что его так? - просипел я не хуже, чем застреленный мной полицай.

- Это я виновата… - всхлипывая, сказала вдруг девушка. - Дура яааааа….

- Так, гражданочка, давайте без рыданий! - попытался вернуть разговор в конструктивное русло Саша.

- Яааааа, бинты постиралаааа, и на забор по привычке повесилаааа… - захлебываясь проговорила девчонка.

- Дядькоооо Остап увидел, и пошел их снимать, а тууут немцы в деревнююю приехалиии… Вот он и пошел их молокооо… угощааать…

- Так, девонька, плакать позже будешь, а сейчас по порядку рассказывай! - прикрикнул я на нее.

Странно, но подействовало, а может, это немецкий плащ мне солидности придал, но девушка вытерла глаза и продолжила уже более внятно:

- Немцы уехали, но тут как раз этиии гады приехалииии, - и она показала рукой на труп. - А Федька, ко мне давно уже приставал… Еще до войны, когда я к дядьке Остапу на каникулы приезжала.

- С этим понятно… - прервал я ее, а бинты-то откуда?

- Так у нас в сарае лейтенант раненый отлеживался. Танкист он.

«Так вот почему форма серая…» - понял я…

Стукнула входная дверь, и в сенях послышались шаги. «Зельц, скорее всего. Что-то быстро он…» - подумал я.

- Товарищ лейтенант, помогите мне, пожалуйста! - донеслось из «деревенской прихожей».

Люк, не задавая лишних вопросов, встал и вышел в сени. Вскоре они внесли в комнату высокого молодого парня, одетого в замызганную и изорванную серую гимнастерку и темно-серые бриджи. Лицо его «украшала» богатая коллекция синяков и ссадин. Левый глаз заплыл так, что было непонятно видит ли он им вообще. Кисть и предплечье его левой руки были замотаны тряпками, а на черных петлицах действительно красовалось по два «кубаря».

- Давай его на лавку положим, - предложил Люк Дымову.

- Лучше - на пол. - Вмешался я: - На полу просторнее и падать некуда.

- Ты бы, Антон, чем шутить - сбегал бы, да мотоцикл во двор загнал.

- Извини, дорогой… Бегать мне сейчас - ну совершенно не с руки… Точнее - не с ноги.

- Это почему же? - странно, что Люк не заметил, что я хромаю.

- Дядя - пиф-паф, ножка - бо-бо! - жизнерадостно, на сколько смог, пояснил я. - Так что, товарищ лейтенант, сами за транспортом пи… идите. А еще лучше, если шутки отбросить, если ты сбегаешь и пригонишь мой мотоцикл, а я пока танкиста обихожу.

Немного полюбовавшись на удивленную Сашкину физиономию, я отлепился от лавки и похромал к лежавшему на полу танкисту.

- Ну, блин… Партизан хренов. Ты так бодро под окнами скакал, что я и не заметил…

- Не заметил - это хорошо. Но, за моим байком ты, все-таки, сбегай.

Осмотрев руку танкиста и поняв, что имеет место перелом лучевой и локтевой костей, а также сильный ушиб мягких тканей кисти, я перешел к осмотру головы. (Вас, наверное, удивляет, отчего я так спокойно говорю о ранах, и даже диагнозы какие-никакие ставлю. Все очень просто: в ранней юности, я медучилище закончил и даже два года отработал в операционной. Ну, а если добавить к этому, что руками и ногами я размахиваю вот уже четверть века, то уж в чем-чем, а в ушибах я разбираюсь.)

«Так, вроде ничего страшного - поверхностные рассечения. Выглядит страшно - но совершенно неопасно», - думал я, аккуратно ощупывая голову пациента. Попутно я продолжал «опрос местного населения»:

- Гражданочка, а как давно о… командир у вас?

- Две недели, как его дядька… - всхлип, - Остап - еще один всхлип, - за речкой нашел. Товарищ командир без памяти был. Неделю почти в себя не приходил.

«Странно, рана пустяковая, а без памяти… Может, контузило его? Или сотрясение?»

- А вас, девушка, как зовут?

- Лида?

- Вы комсомолка?

- Да, товарищ… - тут она присмотрелась ко мне повнимательней и осеклась.

Ее можно было понять, встреть я фотографию себя нынешнего неделю назад где-нибудь на просторах Интернета, ни за что не определил бы, кто на картинке изображен! Немецкий мотоциклетный плащ, измазанный грязью и кровью, из-под него выглядываю непонятные пятнистые штаны. Немецкую каску я оставил в мотоцикле, а пилотку потерял во время всех этих скачек, поэтому моя голова была украшена прямо-таки колтуном из мокрых и припорошенных уличной пылью волос. Добавим к этому трехдневную небритость и нездоровый блеск глаз - и образ «грозы пионерских лагерей» готов.