Картины былого Тихого Дона. Книга первая - Петр Краснов

Изгнание французов из России

Москва догорала. Стоял конец сентября. По ночам было холодно, и солдатам великой армии Наполеона негде было укрыться. Голодные и оборванные, они начали гибнуть от болезней. Между тем, русская армия усиливалась ополчениями, бодрое настроение было в русских войсках. Все желали наступления на французов, жаждали победы и верили в нее… Наполеон решил отступать… И только вышел он из Москвы, как русские перешли в наступление.

5 октября русская армия тронулась из Тарутина. Вечером, шестью колоннами, двинулась она к французскому авангарду Мюрата, стоявшему отдельно, в 60-ти верстах от главной армии Наполеона. В правой колонне нашей шло десять казачьих полков под начальством графа Орлова-Денисова.

Все эти колонны должны были одновременно на рассвете подойти к французскому лагерю и атаковать его. Ночь наступила темная, подул холодный сырой ветер; по грязным дорогам пехота еле тянулась, пушки увязали, и только казачья колонна графа Орлова-Денисова к назначенному часу пришла на место. Казаки вытянулись длинною лавою на опушке густого ольхового леса.

Светало. Ветер бил голыми ветвями, срывая с них последние бурые листья. Накрапывал мелкий дождь. Тревожно выжидая, ходил взад и вперед Орлов-Денисов. По времени, пора было начинать. Но русских колонн еще не было. Тихо спал в сыром осеннем утре французский лагерь. Вот начали и в нем просыпаться. Показались кавалеристы. Они, без оружия и без седел, ехали с лошадьми на водопой.

- Что же, начинать, что ли? - спрашивали казачьи полковники графа.

Орлов-Денисов посматривал то на часы, то на восток, откуда должны были появиться пехотные колонны. Но там не было заметно никакого движения.

- Ну, с Богом!

Казаки сели на лошадей, оправились и… ги-ги! - сотня за сотней, как из мешка, полетели пятьдесят казачьих сотен на пробуждающийся бивак французской армии. Весь лагерь левого крыла и 38 орудий были охвачены казаками. Казаки рассыпались по биваку, били отсталых, хватали оружие, вывозили пушки, поджигали зарядные ящики, всюду внося тревогу и беспокойство. Французы устраивались в середине, и в это же время показалась первая русская колонна.

Кое-как устроившиеся кирасиры понеслись на казаков.

Бой разгорался по всей линии. Мюрат постепенно вводил свои полки; но русские теснили французов, и они начали отступать.

Сражение при Тарутине решило исход войны в нашу пользу. Это было первое сражение со времени перехода французов через Неман, где мы одержали полную победу. И эту победу русской армии дали донские казаки. За время нахождения Наполеона в Москве его армия ослабела, наша же усилилась. Тарутинское сражение показало русским, что французы уже не в силах бороться с нами, и сами французы это поняли и начали отступать.

Как при вступлении Наполеона в Русскую землю донцы наседали на французов и всюду теснили их, так и теперь, при отходе врага, донские казаки неустанно преследовали его. Они навели панику и уныние на французских начальников. Вот что писали о них в это время лучшие знатоки кавалерийского дела: «… Казаки делают войну весьма опасною, - писал о донцах француз де-Брак, - и в особенности для тех офицеров, которые назначены производить разведки. Многие из них, в особенности офицеры генерального штаба, довольствовались обыкновенно тем, что успевали узнать от местных жителей, и, из опасения наткнуться на казаков, никогда не проверяли на месте этих показаний, а потому император не мог узнать того, что происходило в неприятельских войсках…»

Другой француз, генерал Моран, поражается лихостью и увертливостью донских казаков.

«… Казаки, кидаясь в атаку, - пишет он, - обыкновенно несутся марш-маршем и хорошо останавливаются на этом аллюре. Их лошади много способствуют смелости и со своими всадниками составляют, как будто, одно целое. Эти люди, будучи осторожны, не требуют особых попечений о себе, отличаются необыкновенною стремительностью в своих действиях и редкой смелостью в своих движениях.

Какое великолепное зрелище представляла наша кавалерия, когда, блистая при лучах июньского солнца золотом и сталью, пылая отвагою, она гордо развертывала свои стройные линии на берегах Немана! Какие грустные размышления возбуждали эти перестроения, утомлявшие только лошадей и оказавшиеся совершенно бесполезными в делах с теми самыми казаками, которые до сих пор были презираемы всеми, но которые так много сделали для славы России. Каждый день видели их в виде огромной завесы, покрывающей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к самым нашим рядам. Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают как сон, и на месте их видны только голые березы и сосны… По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим нападением. Мы повторяем тот же маневр и по-прежнему не имеем успеха в своих действиях… Таким образом, одна из лучших и храбрейших кавалерии, какую только когда-либо видели, утомлялась и приходила в расстройство в делах с теми людьми, которых она постоянно считала недостойными себя, но которые, тем не менее, были истинными освободителями своего отечества!…»

«… Военная история представляет нам много весьма поучительных примеров, - пишет англичанин Нолан, - того превосходства казаков над регулярной кавалерией, которым не следует пренебрегать и которое не должно забывать».

Такую славу приобрели себе донские казаки в это тяжелое боевое время.

В полках наполеоновских уже не было ни порядка, ни дисциплины. С этого дня казаки насели на армию Наполеона, как надоедливые мухи, и гнали и преследовали ее, не давая отдыха.

13 октября, рано утром. Наполеон отправился верхом с конвоем и с генералами Раппом и Коленкуром осмотреть место бывшего 12 октября под Малоярославцем сражения. Они не отъехали и версты от бивака своей гвардии, как увидали у деревни Городни выходящую из леса стройную колонну. Люди ехали, равняясь в отделениях, начальники были впереди частей. Наполеон ехал спокойно. Он думал, что это идет французская конница. Но вдруг его спутники заметили, что колонны выстраивают фронт, размыкаются по полю. Показались зловещие пики.

- Государь! Это казаки! - в испуге воскликнул Коленкур.

- Не может быть, - сказал Наполеон. Казаки, между тем, уже неслись к дороге. Рапп схватил под уздцы лошадь Наполеона и насильно поворотил ее назад.

- Да это наши, уверяю вас, - снова сказал Наполеон. Ему не верилось, что казаки могли быть в середине его войска, подле самого его императорского лагеря.

- Это казаки! Медлить нельзя, государь! - проговорил Рапп.

- Точно, это они!

Наполеон выхватил шпагу и помчался к лагерю, приказав своему конвою встретить казаков.

Казаки разметали конвой, схватили бы и самого Наполеона, - если бы Платов не увидал стоящий в стороне артиллерийский бивак и не направил свои полки на него. Казаки взяли 40 орудий гвардейской артиллерии, 11 они успели увезти, а 29 испортить, так как были атакованы гвардейской конницей под командою маршала Бессьера.

С первых дней ноября месяца начались морозы и посыпал снег. Наполеон со своей армией проходил теперь тем же путем, которым он шел и на Москву, и который был разорен русскими. Нигде нельзя было найти ни продовольствия, ни фуража. Жестокая стужа увеличивала страдания французов. Они отмораживали руки и ноги, падали в глубоком снегу и замерзали. Казаки находили целые биваки замерзших людей. Прогнавши раз небольшую кучку французов, сидевших у костра, казаки нашли в котле человеческое мясо! Полки и батареи бросали оружие и сдавались перед маленьким казачьим разъездом.

И опять все труды, все ужасы голодных морозных бивуаков, которые приходилось испытывать французам, испытывали и казаки. Они также отмораживали себе руки и ноги, также стыли на своих лошадях, умирали от холода. Полки таяли. В тысячном Атаманском полку оставалось только полтораста человек, но эти полтораста неутомимо гнали Наполеона!

Эту полузамерзшую французскую армию со всех сторон окружили маленькие отряды, действовавшие сами по себе и уничтожавшие, где только можно, французов. Отряды эти назывались партизанскими отрядами. Руководили ими отчаянные люди - Денис Давыдов, Фигнер, Сеславин и другие. Они состояли из гусар и охотников из мужиков, но каждому из них была придана где сотня, а где и более казаков, и донцы работали вместе с партизанами, в связи с ними.

Пленных уже не считали и не брали. У них отбирали оружие и предоставляли им идти, куда глаза глядят. Они все равно погибали. Под напором казачьих сотен сдавались генералы и маршалы. Казаки отбирали назад обозы, нагруженные богатой добычей, набранной французами в Москве. Среди этой добычи донцы находили священные сосуды из церквей, серебряные ризы, содранные со святых икон. Бережно собирали все это наши деды. Они не продавали серебра никому. Однажды донской казак подъехал к гвардейскому корпусу и продавал разные вещи, отнятые у французов. Тут были часы, кольца, табакерки, пистолеты, сабли. Покупатель, чиновник Литовского полка Щеглов, увидал у казака большой и тяжелый мешок, висевший поперек холки его лошади.