Коллективная вина. Как жили немцы после войны? - Юнг Карл Густав

Из ответственности всех граждан за действия государства, в том числе и преступного государства, вытекает необходимость примириться с реальными результатами и рассматривать свое будущее с учетом этих результатов. Если и можно что-либо изменить в «условиях мира и свободы», то это следует открыто обосновать, причем без правовых притязаний, обсудить на разумной основе, не выдвигая односторонних требований.

У Федеративной Республики, поскольку она является частью бывшей Германии, которая была расколота волею оккупационных держав, и поскольку она является преемницей безоговорочно капитулировавшей Германии, не может быть правовых притязаний. Потсдамское соглашение – это соглашение между победителями, а не обязательство перед побежденным. Рассчитывать на будущую мирную конференцию, которая выработала бы мирный договор, – значит тешить себя пустыми надеждами. Если уж его не заключали за прошедшие двадцать лет, то теперь его вообще не заключат. Мир установили и без него.

Война создала новые правовые предпосылки, и они установлены не договором, а исходом войны. Эти результаты не обосновать правом – они сами стали основой для новых прав.

Есть только одна альтернатива этому: по сути дела изменения территориальных границ, которого сейчас хотят добиться в «условиях мира и свободы», можно достичь, как только представится возможность, насильственным путем. Притязания, выдвигаемые там, где они неуместны, представляют собой воинственные акты, прикрывающие стремление к насилию во имя «права», поскольку требующий пока бессилен.

Требования выдвигаются прямо-таки с неудержимой энергией: они, как утверждают, основываются на «непреложном» праве. Но не может быть законных притязаний там, где политическая ситуация основывается на военном насилии. Восстающий против такой ситуации ссылается на право, вытекающее из прошлого, с которым война покончила, а победитель узаконивает свою победу своим собственным правом. Однако юридическая аргументация здесь неуместна. Дело не в узаконении и обвинениях. Есть лишь одна альтернатива тому, что стало свершившимся фактом: либо стремление к новому насилию, либо примирение с существующим.

Ложные притязания становятся препятствием любой возможности установления действительного мира. В Федеративной Республике заявляют, будто сохранение линии Одер-Нейсе и отказ в воссоединении создают угрозу миру. Но ведь настоящая угроза миру возникает исключительно в связи с тем, что Федеративная Республика не желает признавать того, что является результатом действий гитлеровской Германии, а также ответственности всех немцев за эти действия. Потенциальная угроза войны заключается в стремлении к территориальным изменениям, в то время как владеющие территориями хотят сохранения существующих границ. Угроза войны исходит не от тех, кто желает сохранить существующие границы, а от тех, кто хочет изменить их.

Необходимо осознать следующее: тот факт, что руководящие политики требуют восстановления границ Гер-мании 1937 года (один министр открыто выдвигает притязания на Судеты, и его не смещают за это с должности; организации переселенцев при участии и с согласия правительства требуют возвращения своей родины), не толь-ко является провокацией против государств Востока, но и усиливает их недоверие, их основывающиеся на опыте прошлого самые серьезные опасения в отношении Германии. Они, разумеется, не могут забыть зло, причиненное им Германией, и знают, на что она способна.

Утверждение, будто отсутствие воссоединения означает угрозу миру, может означать лишь следующее: Федеративная Республика угрожает миру. Она проводит политику «с позиции силы», с тем чтобы когда-нибудь достичь своей цели насильственным путем: с помощью военного нажима, который может, в конечном счете, привести к войне.

Требование воссоединения тревожит все европейские государства (США оно не тревожит). На Западе успокаивают себя, формально поддерживая это требование и зная, что оно не будет осуществлено. Востоку, а также Франции воссоединение, которое возродило бы могущество Германии, представляется кошмаром.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Правовое требование основывается на общепризнанном принципе «самоопределения народов».

В первоначальном понимании самоопределение означает право, которое свободные люди приобретают, жертвуя в борьбе против насилия извне жизнью и имуществом, добиваясь свободы и создавая политическое общество, основанное на принципе свободы граждан. Самоопределение, утверждающееся в борьбе против насилия, черпает свои силы в этой внутренней политической свободе.

В настоящее же время самоопределение рассматривается как человеческое право само по себе, которое должно быть предоставлено каждому народу. С одной стороны, это «право» обременительно. Оно требует, чтобы народы, не имеющие сейчас ни малейшего понятия о политической свободе и не умеющие осуществить ее, были свободны. Это так же жестоко, как, например, в частной жизни требовать, чтобы человек был свободен, хотя он не способен к этому и, в сущности, нуждается в том, чтобы ему подали руку и бережно повели по пути к свободе. С другой стороны, право на самоопределение – это подарок несвободным людям, которые не знают, что делать с таким подарком (подобно людям, выигравшим в лотерею целое состояние, а потом, когда опьянение прошло, оставшимся прежними бедняками, да к тому же еще испорченными). Подарок не только не делает их свободными, но, напротив, они попадают под власть диктатуры и терзают друг друга. Они угрожают всякой свободе в мире. Подарок в виде такого «права» на самоопределение оборачивается фарсом доверия к человеку. Забывают, что свобода может быть завоевана только свободой, что ее нужно добиваться снова и снова. Истина в том, что свобода – это цель человека, а ложь – считать эту цель уже достигнутой.

Между этими двумя крайностями существует масса возможностей. Так, определенная группа населения может путем голосования решить, к какому государству ей принадлежать, или, например, решить стать независимым государством. Подобные голосования изредка оправдывали себя, так как способствовали укреплению мира; так бывало, когда голосование проходило под контролем нейтральных государств, потому что без контроля результаты голосования обычно фальсифицируются. Целесообразным и успешным оказалось голосование в Саарской области, после того как Франция дала согласие на него. Подавляющему большинству противостояло незначительное число голосовавших против. Впоследствии это меньшинство не доставило никаких хлопот. Отказ в проведении народного голосования может иметь тяжелые последствия, как это было, например, после запрещения Бисмарком голосования в Эльзас-Лотарингии и отказа Индии допустить референдум в Кашмире. Многое зависит от того, имеет ли четкие границы территория, на которой проходит голосование. Уже сами границы определяют многое. Если границы так же отчетливы, как границы Саарской области, то проблема не сложна. Если границы определяются военными и политическими, а не национальными или языковыми факторами, то надолго сохранится враждебный элемент – сильные меньшинства, потерпевшие поражение при референдуме. Если проведение границ вообще невозможно ввиду смешения языков и народов, то возникают источники постоянного беспокойства, враждебность, угроза войны, как было, например, с восточными государствами, возникшими после первой мировой войны на основе принципа самоопределения. В таких случаях не удается гарантировать защиту меньшинства, поскольку отсутствует идея политической свободы, составляющая основу государства, подобная той, которая, например, в Швейцарии сплачивает в единое государство народы, говорящие на четырех языках.

Какое место принцип самоопределения занимает в выдвигаемом Федеративной Республикой требовании воссоединения? Прежде всего, нужно отметить, что здесь не может быть и речи о каком-то героическом самоопределении в духе основополагающей государственной идеи свободы. Ни Западная, ни Восточная Германия не являются плодом акта свободного самоопределения. Они были созданы иностранными державами в соответствии с весьма различными государственными принципами, свойственными Западу и России.