Проект Германия - Андрей Мартьянов

— Да ну?

— Ничего не попишешь, народец такой, склочный… Однако настроения в корпусе Андерса мы знать обязаны. Вот вы и поработаете по этой линии. Рядовой и унтер-офицерский состав там разнородный, есть люди, симпатизирующие советской власти. На месте вас введут в курс дела, а я обязан дать вам основы.

— Весь внимание, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга…

* * *

Из столицы советского Азербайджана Баку в персидский город Пехлеви[49] можно было добраться тремя путями: быстрее всего получалось самолетом, затем автомобилем по шоссе через Ленкорань, а также морем — триста километров по Каспию.

Сказался ли тут недостаток авиатранспорта или некие тонкости в международных отношениях, но в республиканском управлении НКВД Шмулевича направили в порт: как раз сегодня отправляется пароход «Москва», на нем и поедете. В Пехлеви встретят сотрудники нашей военной миссии.

Пароход так пароход, будет время отоспаться. Оказавшись на борту, Шмулевич моментально разговорил одного из матросов — пожилого усатого бакинского армянина, выяснив, что «Москва» в эпоху до исторического материализма именовалась «Императрицей Александрой», построена на Сормовских верфях аж в 1896 году, с началом войны судно вооружили пушками и пулеметами и приписали к ВНОС[50] Каспийской флотилии.

Налетов немцев на Баку не было, да теперь, скорее всего, и не будет; по распоряжению большого начальства «Москва» используется как грузопассажирский транспорт.

— Вы не беспокойтесь, товарищ комбриг, — усач видел, что на петлицах Шмулевича красуется один ромб, и назвал «по-старому». Одет был Семен Эфраимович в армейское, «военный представитель» в форме майора НКВД будет смотреться нелепо, а звания друг другу соответствуют. — Доставим самым благообразным манером, море спокойное…

Походы кораблей Каспийской флотилии к персидским берегам не были ничем из ряда вон выходящим: в августе-сентябре 1941 года советские и британские войска оккупировали Иран, и сейчас в стране дислоцировался немалый контингент РККА, целых три полноценные общевойсковые армии. Молодой шах Мухаммед Реза недавно подписал с СССР союзный договор. По большому счету, ныне Иран являлся чем-то наподобие «заднего двора» Советского Союза и неисчерпаемой нефтяной скважины для Великобритании, при этом сохраняя видимость суверенитета.

Шмулевич четверть часа постоял на палубе, наблюдая, как в трюм грузят здоровенные деревянные ящики (наверняка военное снаряжение), дождался отхода и спустился вниз. Каюта маленькая, зато отдельная, с собственной уборной — или как отхожее место именуется по-флотски? Все мозги сломаешь с этими морскими терминами, у нормальных людей «веревка», у них так обязательно «конец», а то и «линь».

Прибытие в порт назначения завтра на рассвете — кораблик старый, идет медленно, тем более ради пущего спокойствия «Москва» отправится к Пехлеви не напрямую, а в виду берега. Под полом успокаивающе стучала машина, качка едва ощущалась, за иллюминатором синел Каспий — декабрь месяц, а море словно бы курортное, как в Гаграх до войны…

Война же осталась где-то неимоверно далеко, за Волгой, в лесах под Ржевом, Калининым и Ленинградом. В сталинградских степях.

В дверь каюты постучали, тот самый усатый армянин — товарищ комбриг, пожалуйста, ужинать в кают-компанию. Чем богаты — пшенная каша с американской тушенкой. Зато компот из самого натурального чернослива с айвой. Дары солнечного Азербайджана.

Шмулевич сбросил на койку шинель, проверил наличие документов и партбилета в кармане гимнастерки. Поразмыслил, куда бы сунуть портфель с бумагами и немногими личными вещами, но решил взять с собой, пускай в нем не имелось ровным счетом ничего секретного. Машинально коснулся эмали ордена Ленина слева на груди.

Компот — это святое. Надо идти.

* * *

За два месяца Семен Эфраимович не просто пообвыкся, а успел отчасти полюбить диковинный восточный городок. Вначале Пехлеви оставил не самое благоприятное впечатление — всё чужое.

Чужие запахи, чужая речь, — а говорили тут в основном на гилянском и азербайджанском; не по-зимнему тепло.

Вся, если позволено так выразиться, «цивилизация» сосредоточена в нескольких центральных кварталах, где есть каменные дома европейского обличья, кинотеатр, два ресторана (один открытый советским «Военторгом», а другой почему-то китайский), но зато полным-полно персидской экзотики — восточный базар, кальянные, чайханы и прочий рахат-лукум из «Тысячи и одной ночи».

К тому же здесь было куда чище, нежели в Бухаре, Хиве или Коканде времен Гражданской — персы аккуратный и чистоплотный народ.

Польский лагерь в окрестностях Пехлеви вполне благоустроен — сюда шла американская помощь по ленд-лизу, дополнительно за взбалмошными союзниками бдительно надзирали англичане. Часть корпуса генерала Андерса была выведена в Северный Ирак, штаб располагался в Тегеране, а британцы вдобавок выделили «Командующему польскими войсками на Ближнем Востоке» роскошную виллу в Багдаде, куда Андерс частенько наведывался отдохнуть от праведных трудов.

Тем не менее в Пехлеви оставалось большинство польских военных — сюда прибывали транспорты из Советского Союза с людьми (этнических поляков продолжали выпускать из лагерей или переправлять в Иран с мест постоянного жительства, если они изъявляли желание вступить в «Korpus Polski»), тут же находились склады со снаряжением и парк техники, включая танки (трофейные итальянские вкупе с ленд-лизовскими «Шерманами») и бронемашины.

Ознакомившись по прибытии с обстановкой, Шмулевич охарактеризовал положение армии Андерса как «сказочный бардак» и ничуть не погрешил против истины — поляки целиком и полностью оправдывали свою неистовую репутацию.

Период до конца 1942 года прошел во внутренних интригах, подковерных схватках в верхах, во взаимном подсиживании с должностей и непрекращающейся реорганизации армии — англичанами, которым СССР с колоссальным облегчением спихнул этот змеюшник, предполагалось создать два корпуса, в каждом по две дивизии и в каждой дивизии по две бригады плюс корпусные части.

Это ясновельможного пана Андерса решительно не устраивало, он не желал быть командиром корпуса и иметь соперника в лице командира другого корпуса.

Британцы нервно согласились: хорошо-хорошо, пусть будет один отдельный корпус из двух дивизий, по две бригады в каждой, две танковые бригады и корпусные части.

Андерс начал громко протестовать: он хотел быть только и исключительно командующим армией. Обладать статусом. Наконец, согласились и на это — так появилась «Польская армия на Востоке». И надо же, какая неприятность: генерал моментально начал саботировать все изданные ранее организационные приказы в пользу существующего положения, создавая этим невероятный хаос — требовалось устранить главного конкурента, командира 5-й дивизии Пашкевича…[51]

Англичане только руками разводили, понимая, что наставить буйных союзничков на стезю порядка практически невозможно и лучше бы как можно быстрее отправить их куда-нибудь повоевать, дабы джьельни жолнежи направили свою неиссякаемую энергию в полезное русло.

— Шляхетская вольница, — безнадежно говорил Шмулевич, знакомясь с оперативными донесениями. — Боже ж мой, как они ухитрились провоевать против Гитлера целый месяц в тридцать девятом?

— На голом энтузиазме, — хохотнул в ответ глава резидентуры в Пехлеви товарищ Самойленко. — Вы почитайте об их отношении к собственному премьер-министру…

Поляки предпочитали не скрывать своих чувств, особенно в подпитии — поскольку ресторанов в городе, как уже упоминалось, насчитывалось всего два, паны офицеры предпочитали «военторговский», где распускали языки так, что никакой агентуры вовсе не требовалось — подсаживайся к столику да слушай, изредка поддакивая.

Генерала брони и главу правительства в изгнании Владислава Сикорского чванливые шляхтичи и в грош не ставили: большинство офицеров разделяли взгляды санацизма правого толка[52] и боготворили покойного маршала Эдварда Рыдз-Смиглы.

Сикорского, в свое время бывшего в оппозиции к Пилсудскому и Смиглы, полагали «соглашателем», «гнилым либералом» и чуть ли не «большевиком» из-за его договора со Сталиным — при этом волшебным образом забывая, что благодаря этому пакту многие из панов офицеров нынче не валят лес где-нибудь под Тобольском или Краснотурьинском, а пьют русскую водку на теплом каспийском побережье.

Как собиралась воевать эта армия — было совершенно непонятно.

— Вот не скажите, Семен Эфраимович, — возразил товарищ Самойленко. — Когда поляком движет ненависть, он способен на многое. Выпусти этот сброд на немчуру — голыми руками порвут, зубами грызть будут. Хотя бы потому, что немцев они ненавидят прямо сейчас чуть больше, чем нас с вами. Но где Пехлеви, а где те немцы…