Эшафот забвения - Виктория Платова

– Все у тебя не слава Богу.

– Можешь идти пешком, – отбрил Сеню Митяй и углубился в аптечку. Его рука незаметно нашла мою руку, и от этого легкого касания по моему телу снова пробежала дрожь. Когда же я привыкну к его прикосновениям?.. Но решить, когда же я привыкну, я просто не успела – в мою ладонь лег маленький кусочек бумаги. Ничего себе, любовные записки!.. Его рука снова незаметно пожала мою – теперь в ней была только настойчивость и какое-то отчаяние.

Ты должна прочитать, сказало мне его пожатие. Найди способ, чтобы прочесть. Я подняла глаза и увидела над собой замерзший подбородок Митяя, он все еще искал иглу.

– Черт, не могу найти…

– Свет включи, дурила! – нетерпеливо посоветовал Митяю Сеня. – Теряем время.

Митяй щелкнул выключателем, и в салоне зажегся тусклый свет.

– Пригнись, – односложно бросил мне Митяй, занятый поисками, – куда же я ее сунул?..

Я пригнулась – совершенно естественно – и осторожно развернула крохотный клочок промасленной бумаги. Свет был тусклым, света было мало, но я прочла все, что он написал. Митяй написал это только что, торопливо и неровно, толстыми буквами, очевидно – маслом. В записке было только одно слово: “БЕГИ”.

Беги.

От этого слова у меня похолодело в груди, а Митяй как ни в чем не бывало вытащил из аптечки иглу для каких-то одному ему ведомых жиклеров, снова отчаянно коснулся меня всем телом и захлопнул дверь. Бадри моментально убрал руку с моего колена.

Беги.

Я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Значит, случилось что-то серьезное, если Митяй прибегнул к такому способу передачи информации. Все нестыковки этой поездки мгновенно выстроились в одну стройную логическую цепочку. Сеня, никогда не расстававшийся с боссом, вдруг бросает его в самый ответственный момент и едет со мной на какие-то мифические похороны. Сеня утверждает, что сам босс будет присутствовать на похоронах Александровой, хотя более неподходящего момента и придумать невозможно. Скорее всего, когда группа обложена и когда на Братны свалились такие неприятности, он сам может оказаться под пристальным вниманием органов – и Кравчук, бывший чекист, не может этого не понимать.

Все дело во мне.

За Братны можно быть спокойным – он никому не скажет о первом убийстве, с самого начала они бегут в одной упряжке. Я же – темная лошадка, которая движется аллюром сама по себе. Он заключил со мной пакт о ненападении, но кто и когда в мировой истории соблюдал пакты о ненападении? И потом – в тот момент была совершенно иная ситуация. Теперь она осложнилась, более того, второе убийство сделало ее критической, спутало все карты.

Кравчуку есть что скрывать.

И я для него – нежелательный свидетель. И нет гарантии, что я не начну давать показания "Почему вы не заявили о первом убийстве? Какую цель преследовали вы, скрыв первое убийство? Кому охота отвечать на подобные вопросы? А тем более имея вполне респектабельный бизнес и занимая вполне респектабельный особнячок в районе подмосковного пансионата “Лесные дали”. А если копнуть поглубже, могут всплыть самые невероятные подробности, о которых я даже предположить не могу.

И предполагать не стоит.

"Беги”, – написал мне Митяй.

Женщина без документов – кто хватится женщины без документов? Женщина без всякого права на жизнь, облезшая марийская футболка “Фестиваль финно-угорской культуры” и теплые носки не в счет. И пальто, купленное за копейки, тоже. Сомнительный пропуск на “Мосфильм” – даже без фотографии – вот и все, что хоть как-то может подтвердить ее существование. Никто не хватится ее, когда она исчезнет. Ее даже нельзя объявить в федеральный розыск, никому и в голову не придет это сделать.

Я столько раз умирала – пора бы умереть окончательно.

Именно поэтому я здесь. Именно поэтому они здесь.

Вот только Митяй… Пятая колонна в хорошо отрепетированном государстве Кравчука, пятый элемент в моей собственной жизни. Я могла представить, что заставило его написать эту отчаянную записку, – могла, но боялась этого больше всего. Неужели он вот так, с лету, ради седой стареющей женщины, с которой провел всего лишь несколько ничем не примечательных дней и одну безумную ночь, решился сломать свою жизнь? Ведь если это произойдет – у него ничего не останется. И, может статься, не останется его самого. Отступники, даже влюбленные отступники, – самая уязвимая мишень…

Бедный мой, бедный…

Я почувствовала к Митяю запоздалую и потому особенно острую нежность. У меня даже заломило в висках и задрожал подбородок.

Беги.

Я вдруг отчетливо поняла, что останусь с ним, здесь, в машине, что бы ни произошло.

Прошла вечность, и он вернулся.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Сеня.

– Все в порядке.

– Двинули?

– Ага, – односложно ответил Митяй, но так и не включил зажигание. Он так и не включил его…

То, что произошло потом, за считанные мгновения объяснило и без того ясный смысл торопливой записки Митяя. Он с ходу развернулся и заехал гаечным ключом, который до этого держал в левой, опущенной руке, прямо в переносицу Бадри. Это был мощный удар, может быть, чуть смазанный, ведь Митяй не был левшой.

Кровь Бадри брызнула мне в лицо, на затылок Сени, на сиденья, на стекло… Казалось, она залила весь салон.

– Беги! – заорал мне Митяй, пока опешивший Сеня терял секунды. – Беги!..

– Ах ты, сука! – Он все-таки обладал отменной реакцией, этот телохранитель, и, несмотря на то, что Митяй навалился на него всем телом, все-таки сумел вытащить свой пистолет.

"ЗИГ-зауэр”, я хорошо это помнила по “Мосфильму”.

– Беги! – Теперь Митяй уже хрипел, клубку тел было тесно в заляпанном кровью салоне.

Ломая ногти, я все-таки открыла дверцу и выскочила на шоссе. Но, не пробежав и десяти метров, остановилась. Морозный воздух сразу же отрезвил меня. Что же я сделала?! Я оставила его одного, я чуть не предала человека, который захотел спасти мою жизнь, может быть, ценой своей…

Я бросилась обратно к машине, но пистолетный выстрел, прогремевший сквозь открытую дверцу в мою сторону, заставил меня броситься на жесткий наст обочины. Была еще пара выстрелов, видимо, Митяй и Сеня обладали приблизительно равными возможностями и физической силой.

Мимо проносились машины, они не шли сплошным потоком, но возникали в поле моего зрения довольно часто. Сейчас ты поднимешься, сейчас ты должна подняться…

Рядом со мной завизжали тормоза, видимо, какой-то сентиментальный водитель заметил меня – черную на белом. Это придало мне сил, и я подняла голову, а потом и села.

В “девятке”, еще несколько секунд назад сотрясаемой борьбой, было тихо.

Митяй или Сеня?.. Кто из двоих?

Но теперь мне было все равно, теперь меня не остановил бы даже выстрел. Я рванулась было к машине, но “девятка”, замигав габаритными огнями и завизжав протекторами, резко взяла с места.

Через минуту она уже скрылась в надвигающихся сумерках. Я упала на колени. Господи, я вся в крови, Митяй, Митяй…

Ко мне уже подбегал водитель остановившейся машины, пожилой мужчина в коротком облезлом тулупчике. Он нагнулся надо мной и внимательно заглянул мне в лицо. Только сейчас я заметила в его руке монтировку, отчаянный старик, ничего не скажешь.

– Что с вами, женщина? – с хриплым состраданием спросил он. – Вы в порядке?

Я молчала. Если бы это был Митяй, он не уехал бы, он сдал бы назад, он не испугался бы остановившейся машины в зеркале заднего вида, он подобрал бы меня, расхристанную, перепачканную в крови ублюдка Бадри, чуть было не предавшую его… Он подобрал бы меня, и вместе мы решили бы, что делать. Я уткнулась в колени и сухо зарыдала.

– Да вы вся в крови! – Старик попытался поднять меня, но я не поддавалась, цепляясь коленями за окаменевший грязный снег. – Вставайте! Вставайте же!..

– Да…

– Вставайте, я отвезу вас до ближайшего поста, вам нельзя здесь оставаться…

– Да…

– Вы не запомнили номер машины? Темнеет, а я не сообразил… Вы не запомнили?

А ведь я даже не знаю номера митяевской машины. Я вообще ничего не знаю о нем. Господи ты Боже мой… Мне не хотелось думать о том, что произошло в машине, может быть, Митяй жив, Сеня просто вырубил его и рванул подальше от греха и случайных свидетелей… Он наверняка жив, невозможно убить человека вот так, тем более если находишься с ним в приятельских отношениях. Если работаешь в одной команде. Но ведь Митяй ни секунды не раздумывал, прежде чем опустить гаечный ключ на переносицу Бадри, и эта записка, он хотел, чтобы я сосредоточилась, чтобы была готовой, чтобы не потеряла головы… Зачем только я выскочила из этой проклятой машины?.. Ведь в те несколько секунд, которые у меня были, я могла помочь ему.

– Вставайте же… Вы простудитесь. – Он все еще не уходил, этот старик.