Утопленник из Блюгейт-филдс - Энн Перри

Питту потребовалось десять минут шагать по холоду, прежде чем он наконец смог поймать извозчика. Назвав адрес, забрался в экипаж, и только тут до него дошло, что его рассудок перевел в слова мысль, которая еще только начинала смутно вырисовываться на задворках сознания. Он возвращался в бордель, в котором жила Абигайль Винтерс, чтобы выяснить, известно ли кому-нибудь из девочек, куда именно она уехала. Инспектор боялся за нее, боялся, что она, мертвая и раздутая, лежит в реке на дне какого-то омута, или, быть может, течение уже унесло ее тело в открытое море.

Три дня спустя Питт получил письмо из полицейского участка в маленьком городке в Девоншире, в котором говорилось, что Абигайль Винтерс приехала туда и устроилась у дальней родственницы, живая и, по-видимому, в полном здравии. Единственная грамотная девушка в борделе сказала инспектору, куда именно уехала ее подруга, но тот решил не полагаться только на ее слово. Он лично разослал телеграммы в шесть полицейских участков, и из второго поступил ответ, которого он ждал. Как следовало из письма местного констебля, выведенного старательным почерком человека, не привыкшего много писать, Абигайль перебралась в деревню из-за своих легких, страдающих от лондонского тумана. Она рассудила, что воздух Девоншира, более мягкий и не содержащий дыма заводских и фабричных труб, поможет ей поправить здоровье.

Питт перечитал письмо несколько раз. Все это было просто нелепо. Письмо пришло из маленького провинциального городка — самое неподходящее место для того, чтобы заниматься тем ремеслом, которое выбрала для себя Абигайль. Кроме одной дальней родственницы, знакомых у нее там нет. Вне всякого сомнения, через год она вернется в Лондон, когда шумиха вокруг дела Уэйбурна утихнет.

Почему Абигайль уехала? Чего она испугалась? Того, что она солгала, — и если останется в Лондоне, то под давлением рано или поздно скажет правду? Питт поймал себя на том, что уже давно пришел к подобному выводу; единственное, он не знал, как все произошло. Абигайль заплатили за ложь — или же ее натолкнули на это расспросы Гилливрея? Догадалась ли она — по невысказанному слову, выражению лица, жесту, — чего хочет от нее сержант, и дала ему это в обмен на какие-то послабления в будущем? Гилливрей молод, сообразителен и более чем привлекателен. Ему была нужна проститутка, больная венерической болезнью. Как упорно он ее искал, насколько легко успокоился, обнаружив ту, которая удовлетворяла его запросам?

Это была ужасающая мысль; однако Гилливрей не стал бы первым, кто ухватился за удачно подвернувшиеся доказательства, чтобы осудить человека, по его искреннему убеждению виновного в гнусном преступлении, которое может повторяться снова и снова, до тех пор пока преступник будет оставаться на свободе. Это чистосердечное стремление предотвратить новое отвратительное деяние является естественным, особенно для того, кому совсем недавно приходилось видеть жертву. Понять это можно было легко. И в то же время это не имело оправданий.

Вызвав Гилливрея к себе в кабинет, Питт предложил ему сесть.

— Я разыскал Абигайль Винтерс, — объявил он, пристально следя за лицом сержанта.

Глаза Гилливрея тотчас же вспыхнули и забегали. Внутри у него разгорелся жар, лишивший его возможности говорить. Такого очевидного признания вины Питт, скорее всего, не добился бы и за целый час допросов, как бы ни давил на Гилливрея и сколько коварных ловушек ему ни ставил. Внезапный испуг оказался более действенным, возложив на сержанта необходимость дать ответ до того, как тот успел полностью осмыслить сказанное Питтом и скрыть вину в своем взгляде.

— Понятно, — тихо произнес инспектор. — Я предпочел бы считать, что вы не подкупили Абигайль Винтерс в открытую. Но вы недвусмысленными намеками подвели ее к лжесвидетельству, не так ли? Вы ее пригласили, а она приняла ваше предложение.

— Мистер Питт!.. — Лицо Гилливрея стало пунцовым.

Томас знал, что последует дальше — многословные рассуждения и объяснения. Он не хотел выслушивать их, потому что знал все наперед, и еще ему не хотелось, чтобы Гилливрей оправдывался. До сих пор он считал, что не любит сержанта, но теперь, когда наконец наступил решающий момент, он решил избавить его от унижений.

— Не надо, — тихо промолвил Питт. — Я знаю все ваши объяснения.

— Но, мистер Питт…

Инспектор протянул ему лист бумаги.

— Произошло ограбление, похищено много дорогого серебра. Вот адрес. Отправляйтесь туда и займитесь этим.

Гилливрей молча взял адрес, поколебался мгновение, словно намереваясь продолжить спор, затем развернулся на каблуках и вышел, с силой хлопнув за собой дверью.

Глава 11

Питт стоял под новым электрическим фонарем на набережной Темзы и смотрел на черную воду, которая танцевала в отсветах яркими искрами, после чего утекала дальше в непроницаемый мрак. Круглые шары вдоль балюстрады напоминали многочисленные маленькие луны, висящие прямо над головами изящной и модной толпы, которая прогуливалась в этот морозный зимний вечер, кутаясь в дорогие меха, звонко стуча каблуками по затянутой коркой льда мостовой.

После того как Джерома повесят, все, что Питт выяснит об убийстве Артура Уэйбурна, уже не будет иметь никакого значения. Однако останется еще Альби. Кто бы ни убил его, это определенно не Джером; когда было совершено преступление, тот был надежно заточен в самом сердце Ньюгейтской тюрьмы.

Связаны ли между собой оба убийства? Или же это не более чем случайное совпадение?

Какая-то женщина рассмеялась, проходя мимо Питта, так близко, что край ее юбки скользнул по его брюкам. Ее спутник, в лихо заломленном набок цилиндре, склонился к ней и что-то шепнул. Женщина снова засмеялась, и Питт интуитивно догадался, что сказал ей мужчина.

Повернувшись к ним спиной, инспектор стоял, уставившись в непроницаемую пустоту реки. Он хотел узнать, кто убил Альби. И ему по-прежнему казалось, что в деле Артура Уэйбурна оставалось еще много лжи, лжи очень важной, хотя рассудок его пока что не мог предложить объяснений, что это за ложь и какое она имеет значение.

Сегодня вечером Питт снова ездил в Дептфорд, но не узнал ничего существенного, лишь множество подробностей, о которых можно было и так догадаться. В числе клиентов Альби были весьма состоятельные мужчины, готовые идти на многое, только чтобы их странные вкусы не получили огласку. Неужели у Альби хватило глупости повысить уровень жизни за счет шантажа, тем самым застраховав себя от того времени, когда он уже не сможет больше сам назначать цену за свои услуги?

Но все же, как правильно заметил сержант Уиттл, гораздо вероятнее Альби стал жертвой обычной ссоры с одним из клиентов, который задушил его в пылу ревности или неутоленного вожделения. Или, быть может, имела место самая заурядная драка из-за денег. Быть может, Альби просто проявил чрезмерную алчность.

И все же Питт хотел знать всю правду; вопросы без ответов не давали ему покоя, раздражая его подобно непрекращающейся ноющей боли.

Выпрямившись, Томас направился вдоль ряда фонарей. Он шел быстрее праздно гуляющих, которые кутались в шарфы, чтобы защититься от пронизывающего ветра. Рядом с ними медленно катили экипажи, готовые забрать их, как только им надоест разминать ноги. Вскоре и Питт поймал извозчика и поспешил домой.

На следующий день в полдень встревоженный констебль постучал в дверь кабинета Питта и сказал, что мистер Этельстан немедленно требует его к себе. Ничего не подозревая, Томас направился наверх; все его мысли в настоящий момент были поглощены проблемой возвращения похищенного серебра. Он решил, что суперинтендант хочет выяснить у него, какова вероятность вынесения обвинительного приговора.

— Питт! — взревел Этельстан, как только инспектор вошел к нему в кабинет. Суперинтендант стоял, в большой пепельнице из полированного камня лежала смятая сигара, топорщась рассыпавшимся табаком. — Питт, клянусь Богом, я вас раздавлю! — Его голос поднялся еще выше. — Руки по швам, когда я с вами говорю!

Питт послушно сдвинул каблуки, изумленный багровым лицом и трясущимися руками Этельстана. Очевидно, суперинтендант был на грани того, чтобы полностью потерять над собой контроль.

— Не стойте как истукан! — Обойдя вокруг стола, Этельстан оказался лицом к лицу с Питтом. — Я не потерплю тупое неповиновение! Вы полагаете, вам сойдет с рук все что угодно, да? Только потому, что какому-то сельскому помещику-выскочке вздумалось обучать вас вместе со своим сыном, и теперь вам кажется, будто вы умеете говорить как джентльмен? Что ж, Питт, позвольте вывести вас из заблуждения — вы полицейский инспектор и обязаны соблюдать дисциплину, как и любой другой сотрудник полиции. Я могу повысить вас по службе, если сочту, что вы того достойны, и также запросто могу разжаловать в сержанты или даже простые констебли, если увижу на то причины. Больше того, в моем праве просто выгнать вас из полиции! Я запросто могу выставить вас на улицу! Как вам это понравится, Питт? Ни работы, ни денег. Как вы в таком случае будете содержать свою жену, благородную даму, привыкшую ни в чем не испытывать нужды, а?