Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

Полковник сделал еще один шаг назад и увидел, как бледные губы графа раздвинулись в презрительной ухмылке.

— Убейте его! — крикнул Мерд, взмахнув клинком. — Бей!

Из темноты выступили тени, клинки блеснули в свете фонаря и ожившими молниями ударили в неподвижную фигуру Ла Тойя.

Кровь брызнула во все стороны, как и опасался Мерд. Ее было так много, что полковника окатило теплой волной брызг, щедро залив праздничный мундир, сияющий надраенными пуговицами. Полковник вскинул руку, закрывая лицо от страшного дождя, и то, что он увидел сквозь растопыренные пальцы, заставило его закричать.

Пять обезглавленных тел лежали у ног Сигмона, который так и не сдвинулся с места. Лишь его клинок неведомым образом оказался у графа в руке — обнаженный, уже запятнанный кровью и скалящийся щербинками на лезвии.

Лейтенанты, оставшиеся позади, даже не успели сообразить, что произошло. Они атаковали, навалившись толпой на графа, пытаясь дотянуться до него клинками, стараясь опередить друг друга.

На этот раз Мерд заметил движение Ла Тойя. Его силуэт словно размазался по воздуху, потерялся в масляном свете фонаря, очутился в самом центре толпы… И тогда из нее брызнул новый фонтан крови. И еще один.

Онемевший от ужаса Мерд отступил на шаг назад, закрываясь растопыренными пальцами от картины ужасной резни, учиненной графом. В доли секунды Ла Тойя изрубил на куски два десятка человек, орудуя мечом, как жнец косой, собирая кровавую жатву. Каждое его движение уносило жизнь двух или трех человек зараз, и глаза полковника не поспевали за движениями этого проклятого шпика, который больше не казался Мерду человеком…

Последнего заговорщика Ла Тойя толкнул в грудь, и тот, пролетев через весь арсенал, ударился о стену под хруст собственных костей. Его мертвое тело рухнуло на землю, и тогда граф обернулся к полковнику, с ног до головы залитому кровью. В живых остался только он — в своем чудесном мундире, всего лишь миг назад готовый стать той силой, что вершит судьбы королевств…

— Сдаюсь! — завопил очнувшийся от оцепенения полковник и швырнул свой клинок на пол. — Сдаюсь!

Ла Тойя сделал шаг вперед — один-единственный шаг, растянувшийся на половину арсенала, — и вдруг очутился рядом с Мердом. Его клинок прижался к шее трясущегося от ужаса полковника, все еще держащего руки перед собой.

— Пощады — не давать, — напомнил Сигмон Ла Тойя.

— Я безоружен! — отчаянно выкрикнул полковник. — Я не оказывал сопротивления! И я сдаюсь!

Он взглянул в глаза графа и едва не лишился чувств. Там, в этих глазах, тлел отблеск багрового огня. И свет фонаря, оставшегося далеко за спиной графа, не имел к этому никакого отношения. Мерд увидел в этой багровой глубине собственную смерть, быструю и беспощадную смерть, какую видят жертвы в глазах чудовища за миг до своей гибели.

— Да, — тихо проронил Ла Тойя, и Мерд вздрогнул. — Безоружен. Не оказывал сопротивления.

Он с видимым усилием опустил клинок, словно борясь с собственным телом. На миг полковнику показалось, что сейчас рука графа взметнется и сама по себе нанесет удар… Но в следующий миг клинок Ла Тойя очутился в ножнах, а его пятерня вцепилась в плечо пленника, будто кузнечные клещи.

— Ты пойдешь со мной, — процедил Ла Тойя.

— Конечно, — с облегчением выдохнул полковник. — Конечно… граф…

Едва переставляя занемевшие ноги, Мерд побрел к дверям арсенала. Спотыкаясь о мертвые тела своих офицеров, он улыбался обескровленными губами. Он больше не боялся мертвецов. Его не страшил суд короля и камеры королевских дознавателей. Он знал, что если сейчас выйдет живым из арсенала, превратившегося в бойню, то больше уже не будет бояться ничего и никогда.

Ничего, кроме графа Сигмона Ла Тойя, чудовища, принявшего облик человека.

* * *

Шторки на окнах кареты были задернуты, и внутри царила темнота. Герцог Гемел решил не зажигать масляный фонарик — на улицах Рива уже сгустились сумерки и незачем привлекать к экипажу внимание. Пусть все думают, что карета пуста. Как бы ему хотелось, чтобы это на самом деле было так!

От ярости и страха герцога била дрожь. Он ерзал на кожаном сиденье и отчаянно сжимал длинными пальцами черную трость, борясь с желанием стукнуть ею в потолок, чтобы возница прибавил ходу. Нельзя. Не сейчас. Спешка в этой ситуации опасна.

Все пошло не так, как ожидалось. Этот экипаж должен был всего лишь доставить герцога во дворец, к самой развязке. Чтобы в тот миг, когда стража перекроет все входы и выходы в тронный зал, герцог Гемел Сеговар мог решительным шагом войти под высокие своды дворца. В самый подходящий момент. И, заручившись поддержкой верных сторонников и высокородных членов Совета, низложить этого проклятого выскочку. Сначала — убрать прочь северян с их мерзкой девкой, что зарилась на трон. Потом разобраться с этим безвольным слабаком Геором, неспособным уже мыслить самостоятельно. К этому времени омерзительный выродок Птах должен быть уже мертв. Должен был. Но, судя по всему… Проклятье! Трижды проклятье. Кто-то выдал их.

Первые ростки сомнения появились в душе герцога, когда гонец от Мирама так и не пришел. Особой нужды в его визите не было, он должен был лишь подтвердить, что лорды собрались в доме Мирама и готовы явиться во дворец по первому зову, чтобы поддержать, от имени Совета Лордов, действия герцога Гемела. Но герцог и так знал, что они все на месте, обжираются и упиваются за счет Мирама, подражая своим ближайшим родственникам — свиньям. Гемел велел ехать, не дожидаясь гонца. Тень уже должен был позаботиться о Птахе, а Мерд к этому времени — собрать верных людей во дворе. И все же червячок сомнений начал потихоньку глодать Гемела, наполняя его дурными предчувствиями. Когда же экипаж подъехал к замку, червь обратился змеей, стиснувшей холодными объятиями сердце. Во дворе все шло обычным чередом. Никакой суеты и чехарды. Никакой паники. Все торжественно и красиво, как и положено на королевской свадьбе. Ровные ряды стражи, оцепившей площадь, сверкают в закатных лучах начищенными пуговицами. Во дворе замка — королевская гвардия. Ни намека на Мерда и его людей. Заговор провалился.

Удар был так силен, что Гемел на миг лишился чувств, и, лишь повалившись на кожаное сиденье, очнулся и слабо застонал. А потом велел вознице, чьи обязанности взял на себя верный Пим, немедленно ехать прочь из города. В охотничий домик — не свой, а одного болвана лорда, которого никто и никогда не заподозрил бы в связях с заговорщиками.

Пим все сделал правильно. Экипаж медленно развернулся и неторопливо пополз прочь из центра города, аккуратно пробираясь по улицам, запруженным радостными горожанами, успевшими хорошенько приложится к бочкам с хмельным королевским угощением. И только сейчас, выбравшись из центра на полупустые улицы окраин, экипаж начал набирать скорость.

Герцог был в растерянности. Конечно, он допускал, что план может не сработать, и заранее придумал десяток ходов, суливших безопасное отступление. Но все шло так хорошо и гладко… Промахов не было. И все же он потерпел поражение. Насколько сокрушительное — покажет ближайшее время. Дадут ему уехать из города? Поймут ли, что за всем этим стоял он, один из Сеговаров? О, если Птах уцелел, он, конечно, раскопает все до последней мелочи и не позволит ему уйти. Но если королевский советник мертв, то остается шанс скрыться в ночи, затеряться на дорогах, пользуясь этой дурацкой суматохой, связанной со свадьбой. Потом выяснить, что произошло, набраться сил и, быть может, попытаться еще раз…

Карета на ходу вздрогнула и качнулась, едва не сбросив герцога с сиденья. Он подался назад, распластался на широкой спинке, и в этот момент дверца распахнулась. Темный силуэт скользнул мимо Гемела в глубь кареты и завозился на сиденье напротив. Дверца захлопнулась, и карета снова вздрогнула, набирая ход.

— Тень? — испуганно проронил герцог.

В темноте кареты вспыхнул крохотный огонек масляного фонарика. Длинные пальцы подняли его железную шторку, и карету залил тусклый свет. На Гемела из полутьмы взглянуло лицо с острым носом и большими блестящими глазами, зрачки которых, по глупому капризу природы, были узкими и вертикальными.