У смерти два лица - Кит Фрик

Очевидно, что отношения между нами изменились, и только мне известна причина. Если Кейден считает, что меня отпугнула его мать, или что я потеряла интерес к дружбе с ним, или даже что я имею какое-то отношение к пожару, до сих пор он держал эти мысли при себе.

Последние четыре дня в моей голове была какая-то каша. Сообщения Зоуи пробудили новые обрывки воспоминаний, которые никак не желали связываться между собой. В доме Зоуи есть крытый бассейн, но дело не только в этом. Я стала вспочи-нать подробности о самой Зоуи. Я стою на пороге какого-то открытия, и мне не хватает лишь капельки информации, чтобы связать все воедино. И мне кажется, что Кейден может помочь.

• Привет. Давно тебя не слышно.

Я смотрю на ответ Кейдена и начинаю печатать.

• Да, знаю. Просто дел много. Не хочешь зайти ко мне, посидеть?

• Как обычно, не могу уйти. Но ты можешь прийти к нам. Заходи через главный вход — увидишь, как я поработал над прудом.

Через несколько минут я уже жду, пока Кейден откроет ворота. Я вдруг понимаю, что он, возможно, в последний раз приглашает меня в Уиндермер. После всего того, о чем я хочу его расспросить, он, скорее всего, станет обходить меня стороной. Но я ничего не могу поделать. Мне нужны ответы. И у Кейдена они есть.

Еще только самое начало восьмого, и по-прежнему ярко светит солнце. Кейден показывает мне обновленный пруд, в который, по его словам, уже можно снова запускать рыбок. Заросли расчищены, открылся красивый каменный бордюр по краю пруда. Кейден объясняет, что пришлось полностью осушить пруд, заменить облицовку и водоочистной насос и так далее. Честно говоря, в сравнении с состоянием поместья изнутри, такое внимание к пруду для рыбок напоминает попытки накрасить помадой свинью, но, учитывая состояние здоровья миссис Толбот (и ее птичник), я понимаю его желание сосредоточиться на какой-нибудь достижимой цели.

Я плюхаюсь на траву и поджимаю колени к груди. Сегодня я пришла с распущенными волосами, а солнечные очки подняты на лоб. Эффект Зоуи во всей красе, и почему-то это кажется уместным.

— Не знаю, как это объяснить, — говорю я. — Поэтому буду говорить прямо. Мне нужно задать тебе пару вопросов о Зоуи.

Кейден хмурится и садится рядом.

— Ты ведь не записываешь это для Мартины? — щурится он, словно у меня под одеждой может быть спрятан микрофон.

— Что? Нет! Просто… за последние несколько дней я вспомнила кое-какие вещи. Во всяком случае, мне кажется, что это воспоминания. Поэтому мне нужна твоя помощь.

— Что-то о Зоуи? — его голос полон скептицизма. — Вроде бассейна?

— Знаю, это звучит безумно, — начинаю я и останавливаюсь: наверное, это не лучшее слово, которое можно употребить в разговоре с парнем, у которого мать страдает психическим заболеванием. — Я хотела сказать, знаю, что это кажется невозможным и очень странным, но Зоуи и я… Мне кажется, мы были знакомы.

Я делаю глубокий вдох и продолжаю:

— В первую неделю после моего приезда мы с Пейсли пошли в кафе Дженкинсов, и там я увидела их фирменное мороженое — с шоколадом, карамелью и попкорном. Мне вообще обычно не нравится карамель, но я была обязана взять его. И вот теперь, через столько недель, до меня дошло — это был любимый вкус Зоуи. Вот почему я его вспомнила.

Кейден сидит со слегка отвисшей челюстью.

— Я ведь права, верно? — настаиваю я.

Сердце в груди бьется диким зверем. Вот оно! Кейден поможет мне во всем разобраться.

Он кивает, неловко проглотив ком в горле:

— Она всегда его заказывала. Ничего другого и знать не хотела.

— Ее любимый цвет — золотистый, — продолжаю я. — Ради компромисса она была согласна на желтый, но больше всего любила золотистый.

— Золотистый цвет отлично шел к оттенку ее кожи, — говорит Кейден. — Она всегда говорила, что чувствует себя…

—… принцессой, — договариваю я за него.

Потому что откуда-то я это знаю. Помню. Мне она тоже об этом говорила. Мы действительно встречались в декабре. Возможно даже, что мы были знакомы и раньше. Это все не выдумки.

— Ни хрена себе… — говорит Кейден.

Его лицо выражает не удивление — что-то среднее между потрясением и ужасом.

— Она любила всевозможных животных, — говорю я, обретая уверенность. — Она заботилась о них. Но до ужаса боялась гроз. То есть буквально тут же взмокала от пота и впадала в панику. В ее доме на первом этаже есть чулан — прямо между ванной и гостиной. Она убегала туда в грозу. Там был свет и много одежды, которая глушила звук.

— Астрапофобия, — тихо произносит Кейден. — Она беспокоилась из-за морских штормов, не хотела, чтобы фобия мешала ей участвовать в морских экспедициях. Мы часто разговаривали об этом.

Я киваю. Мой мозг никак не мог такое выдумать. Это слишком характерно. Это должно быть воспоминание. А значит, и это, последнее, тоже.

— А ее любимое стихотворение — наше любимое стихотворение было «Волшебница Шалот» Теннисона. Я полюбила его с детства, когда посмотрела «Энн из Зеленых Крыш». Там Энн пытается воспроизвести стихотворение и едва не тонет в озере.

У Кейдена глаза лезут на лоб.

— Знаю, звучит пугающе, — продолжаю я. — Но ее спасает злейший враг, Гилберт Блайт. Кажется, мы с Зоуи когда-то вместе рассказывали это стихотворение, любимые строчки из него, как это делала Энн. Это стихотворение — трагическое и прекрасное. И оно было нашим.

На мгновение мы оба умолкаем. Все обрывки, наполнявшие тенями мой рассудок, приобрели четкие очертания. Эти воспоминания реальны. Кейден их подтвердил. Зоуи каким-то образом, который я сама не могу понять, была частью моей жизни.

Потом Кейден задает вопрос, который я ожидала услышать:

— Откуда ты все это знаешь, Анна?

Я молчу, потому что не знаю, что и ответить.

Факт: Зоуи написала мне в декабре, перед исчезновением. Факт: я знаю о ее жизни такие вещи, которые могут быть известны только подруге.

После этого все теряется в тумане.

— Это какой-то дурацкий розыгрыш? — спрашивает Кейден. — Это Пейсли тебя надоумила?

— Нет, — уверенно отвечаю я. — Честное слово, это не так.

— Потому что ты и сама знаешь, что очень на нее похожа, — говорит он. — Ты уверена, что ты просто не… не зациклилась на ней? Никто не стал бы винить тебя за любопытство. Но вот это все — случай с бассейном и все эти предполагаемые воспоминания о Зоуи — уже какая-то клиника. Прекращай это.

У меня перехватывает дыхание, потому что внутри меня что-то подсказывает, что он прав. Все это очень, очень безумно. Даже