De Personae / О Личностях. Том I - Андрей Ильич Фурсов

не менее 70 тыс. экземпляров антипротестантских проповедей и трактатов (с. 142).

Корона пыталась остановить цикл сектантского насилия. Оскорбления «гугенот» и «папист» были объявлены преступлениями, но толку от этого было мало. В Париже преобладал ультракатолицизм, контрастировавший с либеральной атмосферой Фонтенбло. Первым с консенсусом при дворе порвал Монморанси. Они с женой были консерваторами, и им пришлось выбирать между верой и племянниками. Коннетабль заявил Колиньи, что хочет единства и не потерпит повторения событий Вербного воскресенья. На такое заявление его толкнуло, помимо прочего, то, что любимым проповедником королевы–матери стал Жан де Монлюк[329], призванный своим патроном кардиналом Карлом в Тайный совет, чтобы разбавить его деятелями, настроенными на реформу. Коннетабль больше не хотел слышать проповедей с критикой церкви. Перед пасхальным воскресеньем 6 апреля 1561 г. старые враги Монморанси и герцог де Гиз встретились и договорились не присутствовать на проповеди Монлюка. Затем Гиз пошёл к Екатерине, гулявшей в саду, и заявил, что она должна прекратить «пить из двух источников». Два бывших врага со свитой католической знати отправились в квартал слуг послушать какого–то монаха, сознательно избегая Moyenneurs и присоединившись к простому люду. Кардинал Турнон благословил их примирение, а протестанты заклеймили этот «триумвират» как заговор против государства.

Монморанси, а затем Гиз покинули двор, оставив Екатерину в изоляции. После Пасхи общественный порядок начал рушиться и вновь замаячила перспектива гражданской войны. В конце апреля 2 тыс. католиков напали на протестантский дом собраний на окраине Парижа; занимавшие его сопротивлялись и убили нескольких нападавших. Обе стороны сильно давили на Екатерину. 11 мая парижский парламент осудил политику толерантности, настаивая, что единственный путь остановить бунт — «вырвать корень, которым является религиозный раскол» (с. 144).

Летом 1561 г. умеренный фламандский богослов Георг Кассандер писал, что во Франции существуют три партии: «паписты» во главе с кардиналом Турноном, гугеноты во главе с Колиньи и третья, или средняя, партия, которую составляют королева–мать, канцлер л’Опиталь, Монлюк, король Наваррский и кардинал Лотарингский. Историки не согласны с такой классификацией, поскольку для них все Гизы, как главные архитекторы католической реакции, должны принадлежать к «папистам». Однако в годы перед началом гражданской войны в 1562 г. политика находилась в состоянии текучести и неопределённости. История французской смуты слишком часто сосредоточивается на схватке противостоящих религиозных партий, выпуская из вида тех, кто ещё не определил свою позицию или оказался посередине. Именно раскол средней партии толкнул Францию в пропасть.

В условиях нарастающего хаоса Екатерина позвала Франсуа обратно в Париж. Уже в июне Гизы вернулись в центр власти, и английский посол Трокмортон воздавал герцогу хвалу. Протестантские историки считали, что Франсуа одурачил англичанина, тайно руководя заговором триумвирата. Однако свидетельств такого заговора нет вовсе. Триумвират оставался лишь соглашением с целью предать забвению вражду на время кризиса.

Гиз не собирался использовать свою популярность у католического люда в политических целях. Он проигнорировал призывы Рима и Мадрида и поддержал среднюю партию, присоединившись к диалогу Карла с лютеранами и англиканами. (Последний термин и возник во Франции в это время для обозначения церкви Англии, а в английском языке его первое употребление относится лишь к 1635 г.) Герцог надеялся, что религиозные разногласия разрешит Национальный собор. Хотя курфюрст Пфальцский относился к этой идее скептически, а ландграф Гессенский — осторожно, Франсуа получил поддержку от герцога Вюртембергского. Вообще консервативно настроенные князья, будь то немцы или французы, имели больше общего друг с другом, чем с плебейскими ультракатоликами или кальвинистами, которые дрались на улицах. Примирение с Гизами Антуана Наваррского было больше, чем оппортунизмом; оно зиждилось на сходстве мнений.

Новый импульс, который получили поиски среднего пути, отчасти был вызван решением вернуть в Шотландию Марию Стюарт. Она тоже находилась под влиянием Эразма и была согласна с дядей Карлом, что с протестантами нужно договориться. Активизация Гизов в Шотландии требовала поддержки Англии, поэтому они принялись восстанавливать отношения с Елизаветой. Тогда–то и поменялся тон посланий Трокмортона. Он доносил в Лондон, что все французские католики, с которыми он встречался, стоят за тот или иной вариант Реформации, причём с завистью поглядывают через Ла–Манш, считая английские методы поддержания порядка образцовыми.

На деле Гизы не предлагали терпимость, а стремились сохранить единство церкви — основы социального порядка. Они предлагали провести прагматачное разделение между публичным богослужением и частной свободой совеста. Это решение весьма отличалось от насильственного варианта, какого требовали проповедники и испанский посол. Кардинал Лотарингский предлагал галликанскую версию среднего пути, который в ту пору тестировали в Англии, а позднее примут в Голландской республике. Этот путь примирял социальный порядок с ограниченной степенью свободы совести.

12 июня 1561 г. Екатерина объявила о подготовке созыва Национального собора. Кардинал настаивал, что для решения проблемы необходим «нерушимый закон». Кальвинисты тоже высказались за такой закон, но по–своему: просили предоставить им свободу богослужений. В июне — июле 150 членов знати и магистратов обсуждали эти два предложения. Идеи Гизов встретили сильную оппозицию, и не только со стороны протестантов. Канцлер л’Опиталь был убеждён в необходимости замирить протестантов и спорил со своими бывшими патронами Гизами, считая, что попытки объявить протестантские богослужения вне закона непрактичны. Кардинал Турнон был против собора. Однако старику недоставало харизмы, и большинство присутствующих католиков приняли предложения Гизов. Июльским эдиктом богослужения протестантов были запрещены. Вместе с тем были отменены телесные наказания за ересь и было «запрещено выяснять, что происходит в доме соседа» (с. 148). Прагматики одержали верх над догматиками.

25 июля Екатерина вдруг дала понять, что собор будет состоять не только из прелатов. К возмущению Пия IV власти собрались обеспечить безопасное посещение собора протестантами. Диалог с ними был тем важнее, что Гизы собирались править протестантским королевством: Мария Стюарт уехала в Шотландию.

На конференцию в Пуасси большинство французских епископов не явились. Для них, как для докторов Сорбонны и папы, само присутствие гугенотов было ужасным скандалом, — а предполагалось, что тем позволят подробно изложить свои еретические мнения перед королём. Женевскую делегацию возглавил Теодор Беза, у которого было такое же гуманистическое образование, как у кардинала Карла. Католики жаловались, что протестантскую делегацию приняли при дворе лучше, чем приняли бы папу.

9 сентября Беза изложил кальвинистскую позицию по евхаристии, но допустил грубую тактическую ошибку, заявив, что Христос присутствует при этом обряде, но не телесно. Прелаты–католики сочли это богохульством, а кардинал Турнон не сдержал слёз. 16 сентября кардинал Карл держал ответную речь. Сосредоточившись на реальном присутствии Христа при евхаристии, он показал, что мнения греческой православной, католической и лютеранской конфессий по этому вопросу в целом едины, и в стороне стоят лишь кальвинисты. Сближение с