Братство. Крест и клинок - Александр Нежинский

– Эх, догнать бы сейчас этого летуна! – голос подал кто-то из самых воодушевленных, причем явно собираясь подкрепить слова делом. Вон, уже и клинок из ножен потащил…

– Отставить погоню! – остужать горячие головы Георгию явно было не впервой, и он, где-то даже устало, снизошел до объяснений: – Ты, брат, отсюда видишь, что там или кто, в тех самых зарослях, куда это плюхнулось? И никто не видит. А раз так, то нечего под засаду подставляться. Мало ли что у них там еще в ведьмовском зоопарке припасено? Кого оцарапали или покусали – обработать раны! Остальным перекреститься, перезарядиться, боекомплект проверить, и – вперед!

«Зоопарк» тем не менее закончился. Никто больше не выскакивал на братьев из кустов, не падал с неба, не шипел, не выл, не визжал. По-видимому, это были первые, самые слабые линии колдовского «охранного периметра», призванные скорее отпугнуть, задержать, выгадать время, чем реально уничтожить кого-то. Все прекрасно понимали, что более серьезные угрозы ждут впереди, и чем дальше они будут продвигаться, тем более мощные силы будут против них брошены. Так оно и оказалось…

Яркий, рыже-багровый, увенчанный шапкой дыма огненный вал возник на их пути внезапно. Вот сию минуту все было спокойно – ни запаха гари, ни треска полыхающей травы, а вот перед ними уже бушует огненная стихия во всей своей неудержимой, всесокрушающей силе. О природе пожара гадать точно не стоило – при полном безветрии пламя резво двигалось в сторону братьев, при этом еще и набирая скорость в движении.

– Зараза! И не постреляешь же. Ни свинцом, ни серебром его не остановить, – возникший за спиной отца Михаила Георгий внешне был спокоен, но священник знал, что за этим спокойствием кроется. Колдовской пожар в голом поле – это тебе не мышки-гадючки…

– Все бы тебе стрелять…

– Не, а что делать-то?

– А то ты не знаешь, как я, всегда практически, именно на этот вопрос отвечаю!? Молиться!

– А-а-а…

– Ага! Ох, как же я это не люблю…

– Что именно?

– Что, что… В грязище воевать! Ну, ладно, отец Александр, отец Николай! Пожалуйте помолиться!

Молитву о ниспослании дождя знает практически каждый сельский священник. Их даже не одна существует, а несколько – слишком уж наши предки-земледельцы были зависимы от этого погодного явления. Разница между дождем и засухой зачастую была разницей между жизнью и смертью от голода. Вот только в данном случае времени на проведение полного, по всем канонам, молебна (да еще бы и с крестным ходом желательно!) категорически не было. Потому и молились священники во главе с отцом Михаилом как-то по-другому, по-особенному, как видно усиливая просьбу о разверзании хлябей небесных молением о спасении православных воинов. Так или иначе, подступившая уже на расстояние, достаточное для того, чтобы передовыми бойцами начал ощущаться адский жар огненного вала, стена колдовского огня была накрыта рухнувшим с небес ливнем. Ну, понятное дело, не только она. Дождевые струи обрушились и на окрестности, и на братьев, и на священников. Учитывая совершенно не теплое время года, приятного в этом было очень мало, но поскольку выбор был невелик, то тут уж лучше мерзнуть, чем гореть. В довершение всего, при начале ливня с небес сорвалось несколько молний, и Алексей мог бы поклясться в том, что как минимум в одном из тех мест, куда ударил небесный огонь, задергалось, запылав факелом, какое-то темное, мелкое, но очень гадкого вида существо. Ему точно не показалось, поскольку отец Михаил выкрикнул радостным голосом:

– С нами Бог, православные! Видите, Илия-пророк нам помогает, с нами нечисть бьет! Во славу Божию, вперед!

Так быстро, как хотелось, двинуться вперед не вышло. Шедшие в головной шеренге сперва подумали было, что дело в пропитавшей почву от ураганного ливня влаге. Но после того, как один из братьев ухнул во внезапно открывшуюся под ногами трясину по колено, а второй и вовсе по пояс, стало ясно – дело нечисто. Очередные колдовские чары превращали землю, относительно твердую, хоть и мокрую, в отвратительное болото, словно имеющее собственную злобную волю улавливать и тащить в свои недра шедших по нему людей. Мало того – там и сям из-под ног у братьев начали возникать осклизлые, где чешуйчатые, а где покрытые лоскутами гниющей плоти то ли руки утопленников, то ли лапы каких-то болотных тварей. К счастью, ничего, кроме этих конечностей из болота больше не лезло, но и того, что было, хватало с лихвой. Попробуйте-ка пройтись по поверхности, которая не только дрожит, трясется и разъезжается у вас под ногами, а еще и норовит схватить за ноги самым бесцеремонным образом! Братья, один за другим, выхватывали из ножен серебряные клинки и пускали их в дело. Действовало оружие безукоризненно. То тут, то там на землю летели отхваченные когти, кривые пальцы и целые лапы-руки. К сожалению, это не мешало ни оставшимся на поверхности продолжать свои пакости, ни появляться новым. Ясно было, что клинками дело не решить и снова настает черед молитвы.

Собравшиеся вместе священники приступили к делу, а братья озаботились тем, чтобы никто их при этом не отвлекал. Особо преуспели в этом монашествующие – Петр и Павел. При этом первый даже и не подумал пачкать об болотные «ростки» меч и вполне обходился посохом, орудуя им невероятно ловко. Медведистый же Павел и вовсе, не мудрствуя лукаво, давил тянущиеся к его ногам кривые коряпки сапогами, как обыкновенные поганые грибы. Так или иначе, зачистить определенное пространство и дать возможность батюшкам помолиться у них получилось. А дальше…

Дальше стало возможным движение вперед. «Болото» снова было пусть и очень мокрой, но вполне способной выдержать вес человека землей, исчезли хватательные конечности. Вокруг стало по-осеннему пусто, тихо и тоскливо. И они двинулись.

– Теперь понятно, почему ведьмы именно это место выбрали, – Георгий, чуть задержавшись, дождался отца Михаила и теперь вышагивал рядом, периодически теребя и устраивая поудобней ремень дробовика на плече. – Не в смысле того, что место специфическое, обитель оскверненная и все такое. С точки зрения обороны очень грамотно, не могу не признать. Открытое пространство, скрытно не подберешься, все как на ладони. Опять же, места очень подходящие для «стихийного» колдовства, для магии их поганой, на силы природы, завязанной да на всякую мелкую дикую нечисть. Слава богу еще, что они так действуют, а не с применением чего посовременнее – да без всякого колдовства. Разместили бы на валу пару пулеметов или гранатомет, к примеру, автоматический…

– Я тебя прошу, Георгий! Вот только не надо таких подсказок! Кто тебя вообще за язык тянет! – осерчавший, похоже, не на шутку священник даже повысил голос. – Помолчал бы лучше уже! Не накликать бы!

– Накликать – это, батюшка, суеверие!

– Это, сын мой, житейская мудрость и печальный опыт! Уж ты бы мог знать, что стоит что-то такое ляпнуть, как неприятностей себе на… голову не оберешься! На войне особенно.

– Да ладно вам, мы ж тоже не дурачки, от любых вариантов страхуемся… Оп-па! Неужто хозяева себя явить изволили? А то мы стучимся-стучимся – да когда ж встречать выйдут? Волноваться уже начали…

Три фигуры появились из пролома старинной монастырской стены, возвышавшейся на гребне холма, к которому братья подошли уже практически вплотную, и стали неторопливо спускаться навстречу пришедшим. Фигуры, что уж тут скажешь – все, как одна, весьма колоритные. Впереди всех мягко, по-кошачьи плавно, вроде бы даже не пригибая высокую сухую траву, двигался… Японец? Китаец? Кто-то другой? Короче, какой-то из сынов таинственного Востока, причем очень дальнего. Алексей знал, что люди, долгое время общавшиеся с различными выходцами из Азии, никогда в жизни не перепутают уроженца Страны восходящего солнца с жителем Поднебесной, корейца не назовут вьетнамцем. Ну, он-то подобными специфическими познаниями не обладал. Да и не так уж это важно было в данном случае. Гораздо интереснее было то, с чем шагающий к ним вышел встречать гостей.

В обеих руках азиата красовались нунчаку. И, конечно же, это были не те убогие, сляпанные в кухне на коленке (из ножек кухонного же табурета зачастую) подобия восточного сельхозинвентаря, которое свободолюбивые окинавские крестьяне сумели превратить в грозное оружие, какие Алексею не раз доводилось конфисковывать у отечественных бандюков. «Выстрелив» обеими нунчаку из-под рук, восточный воин на ходу принялся выписывать ими замысловатые круги, «восьмерки» и иные фигуры, одно созерцание которых, как видно, должно было напугать потенциальных противников до икоты и «медвежьей болезни». При этом даже в скудном свете скатывающегося за горизонт осеннего солнца на черном полированном дереве взблескивали символы и знаки, явно не относившиеся к какому-либо из иероглифических алфавитов. Похоже, оружие было разукрашено как раз колдовскими письменами и, соответственно, «накачано» черной магией «по полной программе».