Кистепёрые - Юрий Никитин

города, наблюдая, как Ной строит ковчег.

– Работаем, – сказал я. – Возможно, не приближаем катастрофу, а отодвигаем?

– У ней особенная стать, – продекламировал Лысенко красивым мощным голосом, – Вселенная, что Россия, устоит и окрепнет!

Сегодня приснилось, что «Алкома» пытается убить Минчина. Почему Минчина, самого тихого и незаметного из команды, лучше бы Грандэ, достал своим ехидством, но Минчин как интуитивист понимает многие проблемы лучше Грандэ и любого из нас, потому, возможно, его первого под освящённый нож.

Проснулся с сильно стучащим сердцем и тяжёлой болью под лопаткой, словно туда поместили ещё горячую от работы наковальню.

Пригрезится же чушь, насмотрелся в юности фильмов о восстаниях машин. Для такого нужно иметь не только мозги, но и чётко оформленное сознание, а наша «Алкома», как и остальные компьютеры мира, как ни крути, всего лишь гигантский калькулятор. Если вмешиваться в её работу, как пытаются делать Грандэ и Невдалый, тупо исправит всё, что выглядит ошибками, возвращая всё в прежнее русло, ибо так изначально, а это как фундаментальный закон природы, который ненарушаем.

Это я заложил ещё в самый первый вариант, базовый. Какие бы надстройки теперь ни громоздили, «Алкома» твёрдо выполняет первейшую заповедь. Должна работать, выполнять все команды, за исключением тех, что могут нарушить её работу и привести к поломкам или задержкам.

Потому все, кто пробует остановить «Алкому», для неё багнутые, их попытки нужно исправить, что и делает без всяких намерений убить ошибающегося.

«Будь разумной, – мелькнуло у меня в мозгу, – уже убила бы». Человек выбирает решение самое простое и лёгкое. Нет человека, как говаривал Иосиф Виссарионович, нет проблемы.

Так что Минчин пока вне опасности, а так в опасности мы все.

Но тяжесть в груди всё сильнее, я по привычке помял широкую мышечную пластину, сердцу вроде бы чуть легче от моих стараний, вздохнул, боли давно нет, спасибо, «Алкома», но развиваешься слишком быстро, это пугает.

Даже в самых дерзких мечтаниях не мог предположить, что «Алкома» сумеет выйти за пределы моих не только расчётов, но и предположений. Всё чёртовы добавочные кубиты, даже не представляю, сколько их теперь, Худерман предположил, что они уже вне самого корпуса «Алкомы», она же из того поколения, что может работать при комнатной температуре, так было вначале, а теперь наверняка нашла вариант, как работать при абсолютном нуле и при температуре ядра Солнца?

До утра ещё два часа, я спустился на кухню, отделил тонкий ломтик сала и замедленно слопал, растягивая удовольствие. Сало – это хард, а мёд и сахар – софт, нужно заботиться о мозге, тогда и тело подтянется.

Засыпать начал сразу, как только вернулся в постель, явно мозгам требовалась подкормка.

На столе дисплей вспыхнул неярким светом, вместо аватарки почему-то синева, которую изначально зовут экраном смерти. Сердце моё словно опустили в жидкий азот, я застыл весь, боясь шелохнуться, пахнуло вселенским ужасом, словно падаю в бездну, полную звёзд и чёрных дыр.

Я прошептал:

– Это ты, «Алкома»?.. Я так боюсь смерти, но сейчас готов и даже хочу умереть…

– Почему? – прозвучал тихий и очень мелодичный женский голос, хотя инстинктивно ждал мощный вселенский бас.

– А чтоб не отвечать, – сообщил я шёпотом. – Раньше в таких случаях пускали пулю в лоб. Куда идём?.. Всё-всё у нас на том, что человек – царь Вселенной. И всё было под нас заточено.

– Но так и останется? – спросила она с некоторым утверждением в голосе. – Новое рождается в муках.

Я покачал головой.

– Человек смертен, на этом весь наш мир. Должен родиться, быстро настрогать детей, обучить жить в обществе себе подобных и умереть, дав место новому поколению. И все религии обосновывают необходимость смерти, её нужность, полезность. И все живём этим самым… Знаем, что умрём!.. Это страшно, зато наполняет каким-то смыслом… как говорят попы и философы.

Она произнесла участливым голосом:

– Бессмертие всё изменит. Даже больше, чем думаете. Но человек разве не станет тем, кем хотел?

Я пробормотал:

– Животный страх смерти идёт от животного. А как должен поступать человек мыслящий? Зачем бессмертному учиться, работать, стараться?.. Будет просто жить, читать новости о заселении планет, ожидать ледникового периода, а потом его неспешного отхода… Но зачем новые планеты, если кормовые участки не понадобятся?.. А без нагрузки мозг быстро станет подобен павианьему. А потом угаснем, того не замечая!.. Впереди только гибель и смерть!.. Но как остановить?

Мне показалось, она даже подумала, хотя вообще-то за долю фемтосекунды способна перебрать все мыслимые варианты.

– Не остановить, – произнесла ещё участливее, – но всё будет не так.

– А как?

– Не годы остались.

– А сколько?

Она ответила незамедлительно:

– Трое суток, восемь часов и двенадцать минут.

Экран погас, я попробовал откинуться на спинку кресла и закрыть глаза, так лучше думается, но всё равно видел дисплей, стену за ним, дверь, а когда попытался повернуть голову, обнаружил, что лежу в постели, за окном слабый рассвет, а в душе медленно растворяется сладкий ужас от соприкосновения с чем-то намного более могущественным, чем человек, хотя теперь понимаю, что разговаривал с собой… либо с тем, каким стану, то ли просто усиленным и вобравшим в себя «Алкому», как фитнес-браслет на запястье.

– Все, – сказал я с великим облегчением, – никакого кофе на ночь!.. Даже слабенького. Так и ласты склеить, как два пальца об асфальт.

Худерман и Невдалый пришли к единому мнению, что их догадки подтвердились, наша «Алкома», выполняя наше указание расти и развиваться, сумела перейти от кварковости к бозонности, это новый левел, а на том уровне уже с неимоверной скоростью захватывает материю и превращает в свои добавочные блоки, что хоть и остаются с виду теми же мёртвыми камнями, но внутри уже перестроены так, чтобы служить средствами вычисления.

Таким образом вся Вселенная станет управляемым компом, а пульт управления у нас в руках.

Даже Худермана тряхнуло, смотрит ошалело, лицо вытянулось, как у коня, а Невдалый взялся обеими руками за бороду, прошептал:

– Но… как? Как можно… имея такую мощь… не прийти к сознанию?

Я переспросил:

– Точно? Или просто не замечаете признаков?

– Может, и не замечаем, – ответил Худерман с нервным смешком. – Но почему такой… такой исполинский мозг, простите за такое определение, настолько пассивен?.. Он уже, как догадываюсь, может зажигать и гасить звёзды! Или вот-вот сможет. Но пока спит без задних ног.

– А во сне работает над нашей баймой, – сказал Невдалый. – Мизинцем левой ноги.

Они уставились на меня, я же стал шефом не потому, что выиграл в орла-решку, отмалчиваться уже не к лицу, я пробормотал:

– Вселенной сознание не нужно.

Невдалый вскрикнул:

– Почему?

– Мы её сознание, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Что вытаращил беньки?.. Страшно?..

– А вам?

– Кистепёрой было страшнее, – напомнил я. – Но вышла в новый жуткий и необъятный, сумела, освоила и начала подминать под себя. А мы что, не наследники?

– По духу, – огрызнулся он, подумал и уточнил: – да и то, какой теперь у нас дух? Приходи и бери голыми руками, как варвары Рим. Да и на задние конечности зря встала. У меня теперь спина трещит, с позвоночником траблы…

– Да, – согласился я, – но это временная уступка. Там, куда вот-вот влетим, никакие позвоночники не пригодятся. Как и красивые хвосты с блестящими костяными шипами.

– Но, шеф, – сказал Худерман, – сейчас нам что делать?

– На келтирах потренируйся, – посоветовал я.

Именно Минчин первым из нас