Государь - Александр Мазин

Из зарослей выскочил тать и замахнулся копьем.

Илья отбил копье древком лука, при это едва не свалившись – пришлось схватиться левой рукой за седло, чтобы удержаться. Боковым зрением он увидел, как бегут к нему еще двое, понял: не отбиться и крикнул Голубю в ухо:

– Махом!

Жеребец прыгнул, с места взяв в галоп. Илья опять едва не вылетел из седла, выронил лук, упал на шею Голубя, вцепился правой рукой в гриву. Над ним просвистело брошенное копье. Хороший был бросок. Воинский. Полетели вдогонку несколько стрел. Одна чиркнула по броне, другая – по крупу Голубя, еще прибавив жеребцу прыти.

– Соловей! – истошно завопил кто-то. – Бей! Уйдет!

Илья услыхал за спиной тонкий переливчатый свист. Такой звук издает особая, поющая, стрела. Илья сам умел делать такие… Выстрел был хорош. Шагов на сто пятьдесят, в уходящего всадника и прямо в цель. К счастью – не в ту. Не в согнутую спину Ильи, а на палец ниже – в заднюю луку седла.

Второго выстрела не было. Речушка вильнула, несущийся по руслу жеребец взял вправо и скрылся за поворотом…

Боль пришла, когда Илья уже подъезжал к воротам Морова. Да такая, словно Илье в спину вонзили раскаленный добела нож.

И всё-таки Илья сумел не свалиться. Ничего не видя и не слыша от жуткой боли, он не разжал вцепившихся в гриву пальцев.

Их разжали другие, а затем Ярош осторожно вынул Илью из седла, перенес в дом и положил на лавку так, чтобы не потревожить торчавшую из поясницы стрелу…

Глава 9

Моров. Беда (продолжение)

– Всё хорошо, воин, всё хорошо. Выпей вот это…

Губ Ильи коснулся край чаши. Он глотнул… Не понимая, что делает. Он вообще мало что понимал. Мир состоял из боли и забытья. Илью учили, что воин должен не обращать внимания на боль. Воин должен смеяться в лицо тому, кто режет его тело, выпускает кишки, прижигает каленым железом… Илья очень старался, но – не получалось. Боль была сильнее…

– Очень крепкий мальчик, – негромко сказала Сладислава. – Он терпит уже второй день. И еще не сошел с ума.

– Его учили терпеть боль, – заметил Духарев.

– Не такую и не так долго.

Сергей Иванович кивнул, соглашаясь. Уж он-то, побывавший на пороге смерти, понимал толк в боли.

Стрела угодила в позвонок. Что тут скажешь? Бедный парень! Лучше бы ему умереть…

– Он забудется, и я выну стрелу, – сказала Сладислава.

– Может быть, мне это сделать? – осторожно предложила Лучинка. – Я знаю, как обращаться с такими ранами, матушка.

Сладислава некоторое время глядела на невестку, обдумывала… Потом кивнула, соглашаясь.

Властная и амбициозная женщина, сейчас она в первую очередь была лекаркой. И думала лишь о том, как будет лучше раненому. Лучинка-Евпраксия, учившаяся медицине у арабов, намного превосходила Сладиславу знаниями. Правда, сама Слада настолько же превосходила ее опытом.

Сейчас принять решение ей помогло и то, что горячечное дыхание Ильи стало ровнее. Лекарство подействовало. А готовила его Лучинка. Причем – в большой спешке…

Весть о том, что Илья ранен, в дом Духарева пришла вчера вечером. Принес ее сам Ярош, который, не переставая, греб всю дорогу от Морова до Киева.

Духарев хотел ехать немедленно, но Сладислава отговорила. Если Илья доживет до утра, то он дотянет и до полудня. Хотя, не стала она обнадеживать мужа, рана скорее всего смертельна. Ярош показал, куда вошла стрела. Лучшее, что может ожидать человека с перебитым позвоночником, это прожить остаток жизни калекой.

Так что тронулись утром. Духарев со Сладиславой и Богуслав с женой. Сопровождала их большая сотня духаревских дружинников. Ехали три-о-конь, так быстро, насколько это возможно.

Лучинка дремала в седле. Большую часть ночи она варила зелья, которые могли понадобиться, если Илья еще жив. Стоили эти зелья больше, чем годовой доход такого села, как Моров, но денег уж точно никто не считал. Илья – член семьи. И семья сделает для него всё.

Им повезло: Илья был еще жив. Хотя Духарев не мог избавиться от мысли, что смерть была бы лучшим выходом для парня…

Кузнечными клещами, очень аккуратно, Богуслав перекусил последнее кольчужное кольцо и убрал стальной лоскут, уступив место матери. Теперь в дело пошли ножницы…

А Духарев тем временем слушал доклад Развая. Тот, с полусотней гридней, сразу по прибытии, отправился по следу Ильи, добрался до речушки, без проблем, поднявшись вверх по руслу, отыскал место, где произошло несчастье… Но нашел там лишь ободранный до исподнего труп Фроди. Злодеи ушли вверх по течению. Развай послал два десятка воев за ними, но на успех не надеялся. Разбойники, судя по всему, знали здешние места, а гридни – нет. Будь след «горячим», другое дело. Но прошло уже больше суток…

Сладислава прорезала толстый набивной подкольчужник (кожаной поддевки по летнему времени Илья не надел), наружную рубаху, льняное исподнее и уступила место Лучинке.

Место, куда вошла стрела, заметно воспалилось. Но не так сильно, как можно было ожидать. Бронебойный наконечник, узкий и тонкий в острие, если не отравлен, оставляет сравнительно чистую рану.

Лучинка и Сладислава переглянулись.

– Что? – нетерпеливо спросил Богуслав.

– Неглубоко вошло, – сказала Сладислава. – Может, и обойдется… Держите его!

Лучинка быстрым, резким движением выдернула стрелу. Из маленькой ранки тут же потекла кровь. Лекарки не стали ее останавливать, по очереди взяли на пальцы, понюхали…

– Может, и обойдется, – повторила Сладислава. – Может, и не пробило до стержня…

Лучинка капнула на рану немного черной, скверно пахнущей жидкостью из стеклянного флакона. Мгновение – и тело Ильи сотрясла судорога, потом еще одна.

– Крепче держите! – властно скомандовала Лучинка.

Спустя некоторое время судороги прекратились.

– А теперь будем его раздевать, – распорядилась Сладислава. – Осторожно!

Спустя некоторое время Илья был наконец избавлен от доспехов и одежды и уложен на чистую льняную простыню. Лучинка еще раз обработала рану, вставила в нее медную трубочку – чтоб рана не закрылась раньше времени.

– Что теперь? – спросил Духарев.

– Он не умрет, – ответила жена. – Но поправится ли – не знаю. Всё в руке Божьей. Может, и обойдется. Надежда есть…

* * *

Не обошлось. Да, Илья выжил и уже через две недели смог самостоятельно садиться. И боль уменьшилась настолько, что нужда в маковом отваре отпала. Но встать на ноги Илья так и не смог. Ни через две недели, ни через два месяца. Ни Сладислава, ни Лучинка, ни даже приглашенный Духаревым втайне от жены волох-врачеватель ничем помочь не смогли. Видно, разбойничья стрела всё-таки повредила что-то важное в хребте Ильи, потому что ног своих он больше не чувствовал.

А злодеев так и не нашли. Будь эта земля чужой, Духарев бы велел дружинникам взять в оборот местных. Узнать, где их тайное капище стоит (дело решаемое, если подключить к дознанию специалистов), нагрянуть внезапно да и прижать жрецов как следует. Не может такого быть, чтобы местные (а они точно местные, раз так хорошо в здешних лесах ориентируются) тати ни разу сюда не заглянули. В их профессии с высшими силами надо ладить. Разговорить жрецов, оставить засаду…

Но вести себя на собственной земле как в древлянских лесах Духареву не хотелось. Строить взаимоотношения с подданными на голом страхе неправильно. Сначала надо попробовать договориться миром.

– Выйдите, – велел Духарев гридням, которые привели и усадили на лавку моровского вожака.

– Знаешь, кто я? – спросил Сергей Иванович, буравя мужика взглядом.

– Князь-воевода киевский Серегей, – староста удивился вопросу.

– Не киевский, а моровский, – поправил Духарев. – А еще я умею видеть правду. Слыхал об этом иль нет?

Ярош пожал плечами. Не успел, значит, справки о своем новом господине навести. А жаль. Знай он репутацию Духарева, было бы проще.

– Кто напал на моего сына?

Еще одно движение могутных плеч. Мол, откуда мне знать?

– А может, кто-то решил с ним сквитаться? За то, что было в дубраве…

Ярош покраснел.

– Я не тать! – прорычал он.

– Я не сказал, что это ты, – заметил Духарев. – Я сказал: «кто-то». Этот «кто-то» призвал разбойничков… Думал: убьют сына моего – и суд, тобой проигранный, уже не в зачет.

– Ты, христианин, не понимаешь! – гневно воскликнул Ярош. – То не сын твой победил! То боги решили, а значит, так тому и быть! Не звал я никого, слышишь?

– Не ори, – произнес Духарев. – Я старый, но не глухой. Слышу тебя. Значит, злодеи тебе не ведомы, так?

– Так, – буркнул Ярош.

Молодой, сильный, гордый… Он боялся Духарева. И боялся показать страх. Но с разбойниками он точно не в сговоре. Не та порода. И не следует забывать, что именно Ярош принес весть о беде. Спешно принес. Но сейчас Духареву надо быть жестким.