Поцелуй со вкусом крови - Таня Свон

были, но теперь вообще рисовать почти невозможно.

И точно… Я ведь замечала, что скоро ей потребуются новые принадлежности для рисования. И дело не только в красках. Кисточки растрепались, карандаши сточились почти до конца. Да и хорошая бумага, пригодная для рисования красками, вот-вот закончится.

– Купим новые, – пообещала я и сдержалась, чтобы снова не взлохматить рыжую макушку Найвары.

– Не уверена, что мне хватит денег, – неохотно сказала Найвара и стыдливо потупила взгляд. – Рафаэль недавно дал мне монет за работу, но я потратила их на новые осенние туфли. Старые стали малы и продырявились на пятке…

– Пустяк, – даже не думая, отмахнулась я. – Я добавлю монет, не переживай.

Пока я дописывала послание с пояснениями для Рафаэля, Найвара никуда не уходила. Она ждала, когда я отправлю послание, но смотрела не с интересом, а с подозрением, которое заставило меня улыбнуться.

– Что? Думаешь, я совсем без денег сижу?

– Ты же работаешь по договору… Я думала, Рафаэль не платит тебе.

– Платит, – отмахнулась я, сдерживая тяжелый вздох и выражение недовольства, которое просилось на лицо.

Платить-то платит, но сколько! С таким жалованьем только на милость господина и рассчитывать. Если откажется поить, кормить и одевать – отправлюсь к Пустоши в тот же день.

Я не корю Рафаэля. Все же он вообще не обязан мне платить. По договору, который мы заключили после аукциона, я не имею права требовать деньги. Опыт, кров и еда – вот моя награда.

Однако Рафаэль сам предложил выделять мне средства. Помню, как я подшутила над ним:

– Господин, как великодушно с вашей стороны выделить мне горстку монет!

Но это, без смеха, действительно хороший добрый жест. Рафаэль часто корпит над бумагами, пытаясь подбить доходы и траты. Содержание замка, выплаты слугам и поддержка цветочного дела осенью и зимой – сложная задача. Я ценю, что он выделил доход и мне, хотя был не обязан.

– Держи, – я вынула из мешочка, привязанного к поясу, пару монет. – Этого хватит на краски и бумагу. Пока держи при себе, а на днях сходим и купим, ладно?

Найвара счастливо кивнула и убежала прятать подаренные монеты. Я же направилась в большой зал, через который лежал путь к выходу из замка. Накинула осенний плащ с капюшоном и вышла на улицу, под ледяной ливень.

Меня без проблем выпустили за ворота, но мамы возле них не было. Я уже успела подумать, что случилась какая-то ошибка, когда мне подсказали – прибывшая женщина отошла от ворот, чтобы укрыться от дождя в беседке неподалеку.

Взволнованная, я отправилась туда. Пульс тарабанил в ушах и ускорился еще больше, когда издалека под крышей небольшой беседки, спрятавшейся между домов, я увидела фигуру в темном плаще.

Я представила, как она снимет капюшон, и мы кинемся друг к другу для объятий. Но когда мама повернулась ко мне, я застыла.

– Тиа, – сказала она, и внутри все перевернулось. Я не слышала этот голос больше десяти лет, и теперь он казался таким… другим. – Не стой под дождем. Проходи.

Она улыбнулась, но голубые глаза смотрели настороженно. Мама сделала приглашающий жест, села и указала на лавку напротив. Пока я поднималась в беседку, не могла оторвать глаз от мамы.

В моей памяти она была другой.

Да, у нее те же медные волосы и голубые глаза, худощавая фигура. Та же светлая кожа, пусть и немного покрывшаяся морщинами. Но взгляд у нее совсем не такой. Раньше она смотрела на меня с лаской, будто я особенная. Теперь же она глядела на меня так же, как это сделал бы любой незнакомец.

Будто я чужая.

– Мы не виделись столько лет, – я остановилась под крышей беседки напротив мамы, но в глаза ей смотреть боялась. Опустив голову и глядя, как с одежды на дощатый пол капает вода, я спросила: – Даже не обнимешь меня?

Она поднялась. Медленно и нехотя, будто выкраивала время на что-то. Я ждала, что последует отговорка, но, похоже, мама просто не сумела ее придумать. Она обняла меня, но я не испытала ничего, кроме горького огорчения.

– Я получала все твои письма. – Мама села обратно на лавку и отвела глаза. Делала вид, что изучает город. – Рада, что у тебя все хорошо. Прости, что отвечала редко.

Все письма от мамы я трепетно хранила. Она всегда писала с теплом и нежностью. Так же, как я, грезила о встрече и звала увидеться при первой же возможности. Писала бы она так, если бы знала, что случай выдастся столь скоро?

– Мам, давай не будем притворяться, что все хорошо. – Я не выдержала и пересела на лавку к ней. Теперь она не могла спрятаться от моего взгляда, не могла сбежать. – Скажи, я тебя чем-то обидела? Огорчила? Что я сделала не так? Чем заслужила твой холод?

В ее глазах что-то промелькнуло, колючее и острое, но тут же исчезло.

– Не понимаю, о чем ты, – уголки материнских губ дрогнули. – Все ведь хорошо. Я здесь, рядом.

– Под дождем, на улице, а не за столом у камина в замке, где я живу?

– Не говори глупостей. Разве твой господин бы разрешил такое?

– Мой господин сам предложил пригласить тебя в Розу Гаратиса, – в голосе прозвенела нотка гордости. Это было так неожиданно, что я тут же умолкла.

– Твой господин чрезвычайно добр к тебе. И даже не знаю, награда ли это или наживка? Ты ведь у меня такая красавица…

Голос подвел ее. Дрогнул, из-за чего последние слова прозвучали совсем неубедительно.

Мама хотела перевести тему, но сама угодила в свою же ловушку.

– Мама… Ты что, боишься меня?

Вот теперь она смотрела прямо на меня. И этот взгляд я еще долго буду вспоминать в самые тоскливые ночи, когда слезы льются рекой.

– Нисколько, – хрипло проговорила она и торопливо отвела глаза. – Ты же моя дочь. Мое солнышко. Моя маленькая Тиа.

Я проследила за ее взглядом и заметила какое-то движение за забором чужого дома. Неужели мама боялась оставаться со мной наедине? Потому и пригласила меня сюда, в жилой район Гаратиса, где у нашей беседы всегда будут свидетели?

– Не ври. Пожалуйста, не обманывай меня, мама. Я ведь все вижу. Вижу, как ты смотришь на меня. Понимаю, что не просто так ты отказалась идти в замок. Боишься, что причиню тебе вред?

Даже когда меня увозили из родного дома в школу круга луны, мне не было так больно. Ведь я видела, как мама бежит за повозкой и в слезах машет мне рукой. Я знала, что меня любят и будут ждать.