Красные курганы - Валерий Елманов

– Он… жить… – и тут же умоляюще: – А люди Риги? Они жить?

Юрко облегченно вздохнул и почти ласково улыбнулся Иоганну.

– Ах ты ж, злыдень чукавый. Небось князь наш уже часа два как спит, – проницательно заметил он. – А град твой… Чай, не звери мы, чтоб за одного всех под меч пускать. По первости – да, натворили бы делов, а теперь уж поостыли малость, так что не тронем никого, живите.

В это же самое время проходило богослужение в кафедральном храме, посвященном деве Марии, которое проводил лично сам епископ, в течение всей длительной службы продолжавший недоумевать, почему же не сработал яд. В том, что он надежен, сомнений не было. Собака, получившая его вместе с едой, сдохла, даже не успев доесть отравленный кусок. Тогда почему?

Хорошо хоть, как удалось узнать, погиб сам Гильдеберт. Значит, о сохранности тайны можно не беспокоиться и вплотную приступить еще к одному небольшому сюрпризцу для князя Константина. Приятный или нет? Странный вопрос, если учесть, что его тщательнейшим образом готовил всю зиму сам рижский епископ, совсем недавно всемогущий властитель всей Ливонии. Теперь, правда, с приставкой «бывший», но отец Альберт считал, что это ненадолго.

Правда, нужен помощник, но это – дело десятое. К тому же должок за князем Константином имелся не только у него одного. Многие жители лишились своих родных и близких. Им в руки навряд ли удастся всунуть арбалет, как простодушному рыцарю Гильдеберту, но ведь мстить можно по-разному.

Подходящий человечек у епископа уже был – купец Петер. Отец Альберт еще во время осады Риги сказал ему все, что думал и по поводу его чудовищного просчета, и по поводу его доверчивости, которая в конечном итоге привела к катастрофе.

Кроме того, он весьма удачно намекнул, что если кто-нибудь из жителей Риги вспомнит, с кем именно прибыл в город Петер, а потом сопоставит с этим дальнейшие события, то даже сам епископ вряд ли сумеет уберечь от возмездия купца и всю его семью. Разъяренная толпа мало склонна к трезвому анализу и холодной логике.

Однако отец Альберт берет на себя эту нелегкую миссию по защите его домочадцев. Нынче же он прикажет подготовить для них несколько комнат, в которые толпа никогда не вломится. Пусть, у него осталось только несколько монахов, но и их сил вполне хватит, чтобы сдержать напор разгневанных людей. Правда, перед этим Петеру надо будет выполнить одно небольшое, но весьма щекотливое поручение…

* * *

Но сила вышняя усташа терпети злобныя козни князя Константина, и возгорешися огнь лют и поразиша онаго князя и покараша за грехи его тяжкия, уязвиша в грудь самую. И падоша он аки трава скошена под серпом жнеца небеснаго и бысть о ту пору веселие в домах праведников и плач и скрежет зубовный в жилищах у нечестивцев.

Из Суздальско-Филаретовской летописи 1236 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1817* * *

Диавол руцею лыцаря того водиша, коя стрелу железну пустиша на князя пресветлаго и возрыдаша здесь все люди и жители града Риги такоже впадоша в печаль глубокаю. И токмо силаю заступникав небесных и ангелов светлых, и серафимов шестикрылых, и херувимов, и архангелов, и всего воинства небеснаго спасен бысть оный князь для дел ратных и славы великыя, коя ожидаша ево вскорости.

Из Владимирско-Пименовской летописи 1256 года. Издание Российской академии наук. СПб., 1760

* * *

Упорство князя Константина поражает, но не восхищает. С высоты прожитых веков отчетливо видно, что здесь он несколько погорячился, осуществив преждевременное нападение на северных соседей и совершенно забыв про свои южные границы, на которые ему как раз надлежало обратить особое внимание.

Проще говоря, на этот раз, пожалуй, впервые за все время, рязанский князь перепутал значимость целей, устремившись в погоню за второстепенной и совершенно упуская из виду главную.

К тому же этот просчет значительно усугубился тем ранением, которое он, по всей видимости, получил во время штурма Риги, из чего напрашивается вполне логичный вывод, что баталии там проходили жаркие.

Объясняется же внезапное ожесточение боев просто. Преимущество внезапности исчезло, а кроме того, уверившись в окончательной победе, Константин, не довершив начатого, снял значительную часть своих войск, причем самую лучшую, и направил их на юг.

Таким образом силы оказались уравновешены, следовательно, невосполнимые потери русских воинов еще больше возросли.

Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности. СПб., 1830. Т. 3, с. 118.

Глава 16

Из огня да в полымя

Только нет, не волчьи стаи

Набежали с устья Дона —

То хотят войной татары

Землю Русскую пройти.

«Задонщина»[128]

Вряд ли кто из князей мог предположить, что в следующий раз они соберутся так скоро, всего через три с небольшим месяца после зимней встречи, причем почти в том же составе. Не хватало только родного брата Мстислава Удатного, псковского князя Владимира, который не приехал, сославшись на недомогание.

Отсутствовал и новгородский князь Всеволод – второй сын Мстислава Романовича Киевского. Но здесь причина была иной. Отцовские гонцы просто не застали его на месте. Буквально двумя неделями раньше крикливое новгородское вече постановило, что надо примучить водь,[129] жившую близ озер.

* * *

Нево[130] и Онега. Справедливо порешив, что скакать туда придется не один день, да и навряд ли Всеволод согласится спешно вернуться, гонцы повернули обратно.

Не было и князя Вячко. С ним тоже все понятно. В его ведении теперь находилась вся Прибалтика, так что забот немерено.

Не смог приехать и рязанский князь Константин, чье отсутствие не только не обсуждалось, но даже как-то замалчивалось. По слухам, он только-только начал вставать с постели после тяжелого ранения.

«Без него как-то получше. Во всяком случае, спокойнее, – откровенно признавался сам себе Мстислав Романович. – Уж больно настырен рязанец, дерзок не по годам да и чересчур высоко умом летает. Вроде бы не кичится им и силушку свою, чего уж тут скрывать, немалую не выпячивает попусту, но посмотреть – все по его выходит. Получается, один он семи пядей во лбу. Вон как зимой мягко стелил, аж посейчас иные почесываются».

Да и не один Мстислав так думал. Многие помнили, как поклялись в том, что если рязанский князь скинет в море немцев и прочую нечисть, то они изберут его царем. Вот дурни-то! Но кто же ожидал, что он с ними управится, да еще так быстро. Неужто и впрямь теперь царем его выбирать?! Уж больно душа к этому не лежала.

Хорошо хоть, что не на мече, а на кресте клялись. Если в отказ идти, то умаления княжеской чести не будет, а грех – его и отмолить можно. Хотя и такое тоже боязно, все же, как ни крути, богу обет даден.

Правда, митрополит, который был свидетелем этой клятвы, укатил из Киева. В Никею подался, на поставление, так что нет его и попрекнуть, если что, будет некому.

А везучий какой этот рязанец! По слухам, в плен к нему попал сам датский король Вальдемар. Теперь он вроде бы томится в бывшем Дерпте, а ныне вновь Юрьеве, как Константин его переименовал. И будет там сидеть этот король, пока за него не внесут выкуп. Гривен тогда отвалят рязанцу столько, что и не сосчитать.

И это еще один повод для зависти. Нехорошо, конечно, про такое в голове держать, но что уж тут поделать, коли дурные мысли сами в ум лезут. Вишь как здорово у него выходит – и княжество от ляхов до булгар раскинулось, и дружина могучая, и ополчение несокрушимое, да еще и гривен немерено. Со всех сторон Авось[131] ему подсобляет. А тут…

Так что нет его – и гора с плеч. Нечего душу бередить.

Конечно, уж он-то непременно что-нибудь присоветовал бы, ну да ничего. Они и сами с усами – разберутся. Это все больше хан Котян норовит страху нагнать. Дескать, неведомое племя пришло на его земли, да лютое без меры, куда там до них волкам степным.

Понятное дело, что со страху он так. С тех пор как рязанец ему хвоста накрутил, он посейчас опомниться не может, вот и шарахается. Мышь пробежала, а он на волка думает, а если уж сам степной хищник объявился, то ему и вовсе стая мерещится.

Мстислав Романович морщился, недовольно вздыхал, покачивал головой. Уж больно согласно с Котяном рассуждает его зять, Мстислав Удатный. Прямо в одну дуду дуют, только по очереди. Понятно, что тесть, что надо, конечно, вступиться за родича, кто же спорит, хотя нехристь, он и есть нехристь. Такому даже если с десяток крестов на грудь повесить – все равно нехристем останется. Но зачем всех остальных князей пугать, да к тому же рязанца приплетать? Дескать, Константин Володимерович меня уже давно об этих монголах упреждал. Зачем лжу напускать? Как это он мог тебя упреждать, да еще давно, если вы с ним первый раз только зимой и виделись?