Завещатель - Александр Лонс

— Могу, — послушно кивнул я. — В перчатках.

— Не было там никаких перчаток.

— Может Лилька вымыла? — вяло спросил я. — Кстати, а она-то где?

— В прокуратуре. И Гаврилыч там со вторым охранником. Как его? Забыл… Он вчера дежурил. Гаврилыч. При нем все и произошло.

— А что он говорит? — Снова спросил я.

— Откуда ж я знаю? Он в прокуратуре же говорит, а не здесь. И Лилька тоже там. Отдувается бедная. — Сергей помолчал несколько секунд, а потом вдруг спросил, — а ты где вчера обретался вечером?

— Когда?

— Примерно с десяти до двенадцати.

— Дома. А что?

— Алиби, — коротко пояснил Сергей, — в первую очередь теперь будут теребить нас. Черт! Как это некстати! И что будет с фирмой? Митрич все контакты у себя держал. Все заказы, все клиенты через него шли, все договора. Все до ночи любил тут засиживаться. Вот и досиделся.

— Ну, в компьютере должно все быть. Кто Митрича обычно замещал? — я вдруг понял, что совсем не располагаю сведениями об иерархии в нашей компании. И понятия не имею, кто у нас выполняет обязанности заместителя шефа. — Должен же он был когда-нибудь отдыхать?

— Марья Владимировна, кто еще? Иногда — я. Но сейчас только на нее вся надежда.

Марья Владимировна Куренцова — наш главный и единственный бухгалтер (а по совместительству — главный экономист) действительно держала в руках все финансовые дела компании. Покойный Митрич, несмотря на его деловую хватку и фантастическую интуицию в тонкости финансовых вопросов никогда не вникал. Третьим по значимости был, несомненно, наш юрисконсульт — Сергей Копылов, с которым я и беседовал сейчас. Просто чудо, что он знал еще и компьютеры. Почти профессионально кстати, знал. Что и позволяло ему совмещать со своей основной работой должность второго сисадмина. Это сочетание было редчайшим случаем. Такого я еще нигде и никогда не встречал.

— Компьютер Митрича забрали менты, — продолжал Сергей, — теперь в его кабинете остался только моник и принтер. Может, и у нас заберут. В комнаты входить запретили, все опечатали, заразы! — Только тут заметил на дверях белые ленточки с синими печатями. — Ни работать, ни пойти никуда нельзя, б…ь!

— А почему домой-то не уходим? — не понял я. — Все тут стоим?

— Запретили! — Серега недовольно закурил, — на, возьми, теперь можно… А, ты же не куришь, я и забыл… Так вот — не разрешают никому уходить! Сейчас ждем какого-то хмыря, который скажет нам, что и когда делать.

«Хмырь» оказался элегантным молодым человеком с повадками трамвайного хама. Как я понял, он сходу подозревал нас всех вместе взятых, и сразу дал понять, что для нас должно быть великим счастьем внимание со стороны следствия. С его, стало быть, стороны.

Потом у нас у всех сняли отпечатки, взяли подписку, как у свидетелей (интересно — свидетелей чего?) И распустили всех нас по домам. Пока мы им не понадобимся.

С этого момента все пошло кувырком. Дома дожидалась очередная нехорошая новость. Анжелы не было. Прием, что выглядело особенно неприятно, исчезли все ее вещи и предметы личной гигиены. Она ушла, и очевидно уже насовсем. Квартира находилась в идеальном порядке, все сверкало чистотой, даже посуда оказалась вымыта, но моя подруга и все ее барахло испарились. Никакой записки она не оставила, а ее мобильник не отвечал — она заблокировала у себя мой номер. Временами люди не понимают друг друга, а иногда просто не хотят понимать…

Чтобы как-то притушить тягостные мысли и эмоции, включил комп вышел в Интернет, прочитал несколько сообщений и неожиданно для себя внес значительные изменения в свой электронный дневник — сообщил правдивую информацию о себе. Затем хотел сочинить какую-то сказку, но вышла такая дрянь, что, не дописав, стер текст. Немного позже написал Ольге следующее письмо.

Письмо по e-mail:

Оля, дорогая, привет!

Не умею писать письма. Уж извини. Никогда не был мастером эпистолярного жанра. За что регулярно получал плюхи от своих адресатов. Сухое письмо, типа, не интересное и скучное. А что тут поделаешь, если не привык? Вот деловой канцелярит у меня всегда на уровне. И бюрократические документы изготавливаю четко и со вкусом.

Я, как видишь, рассекретился, причем довольно резко и сразу. Вернувшись из Питера, поместил на своем дайрике собственную фотку (ненавижу это слово) и буду теперь ходить на кое-какие реальные встречи, ибо кое-кто поставил ультиматум: или — живой человек, а не виртуальная личность, или всякое общение прекращается. Не был я готов к такому крутому повороту событий, но все-таки согласился.

Отпуск мой отменили, а на работе возникли какие-то неопределенности. Пытаюсь писать сказки, но мне постоянно чего-то мешает. То на работе что-то происходит, то — дома проблемы, но ничего — пережить можно. Теперь до осени уже никуда не выберусь. Из Москвы в смысле. А в сентябре или начале октября, думаю появиться в Питере, и, бог даст, в Екатеринбурге. Там будет наша профессиональная тусовка, и воспользуюсь случаем, съезжу за корпоративный счет. Если ничего не случится.

А так — вроде бы все. Ну, до связи. Ответь что-нибудь.

Феликс.

Конец письма

Ответ пришел через час.

Письмо по e-mail:

Феликс, приветище!

Ужасно обрадовалась, получив твое письмо. Вообще-то писать письма тоже не умею — маловато опыта. Но все-таки попытаюсь что-нибудь нацарапать. В общем, дела нормально, только в диком загрузе. Времени не хватает даже на то, чтобы лишний раз передохнуть, а уж о том, чтобы нормально жить — даже не мечтаю. Но скоро я, надеюсь, смогу отдохнуть. Личной жизни тоже нету, а жаль.

Почему не появишься до осени? А как же полнолуния?

Ехала сегодня домой. Сидела в троллейбусе и смотрела в окно, мимо, обгоняя, проезжали дорогие иномарки и дешевые наши автомобили. Думала обо всем на свете. Забавно… Чертовски все забавно в этом мире. Мы так лезем в чужие души, а в свою никого не пускаем. Мы грубо гоним от себя сострадание, такое унизительное сострадание, но сами удивляемся, когда нам не сожалеют (ненавижу, когда мне сожалеют, это действительно невероятно унизительно, поэтому сама никогда этого не делаю). Неужели нет иных способов почувствовать себя выше других, чем «пожалеть»? Если у тебя настолько занижена самооценка, что нужно хоть чем-то выделиться из толпы, так, как бы ни банально это звучало, выделяйся знаниями, талантами, если таковые имеются и еще не закопаны в повседневности, или, на худой конец, язык себе проколи…

Я вышла на своей остановке, с неба падало что-то напоминающее снег. Тополиный пух. Люди проходили мимо и зло заглядывали мне в глаза. Их жестокий, недовольный взгляд ничуть не пронимал меня. Проходящие мимо парни, пытались разглядеть в моих глазах отгадку на мою тайну. А никакой тайны не было. Просто шла, практически ничего не замечая вокруг. Мой рюкзачок оттянул правое плечо, хотелось кинуть его где-нибудь, но это было невозможно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});