Мое тело – тюрьма - Кицунэ Миято

А ещё руководитель «Фабрики Танца» оставил через вахту ей записку о том, что будут какие-то репетиции и нужно приехать вечером во вторник в ДК чтобы их обсудить на собрании клуба.

Практика по геодезии начиналась в июле, так что после восемнадцатого можно было спокойно уехать на целых две недели и уже не дёргаться по четыре часа в автобусе туда-сюда да ещё и по жаре.

Так что в свободное от подготовки к экзаменам время Кира решила почитать книги, погулять по городу, хотя бы сходить в музей и посмотреть достопримечательности, а то во время учебного года на это просто не было времени. Прожила в городе почти год, а знала лишь окрестности главного корпуса на пару остановок вдоль центральной улицы, как доехать до ДК Ленина, до ДК Дзержинского, до автовокзала и до тёти.

Лёшка из клуба психологии как-то упомянул, что тоже не местный, но чтобы узнать город пару недель просто катался на городском транспорте, выходил на остановках и гулял, изучая местность. А ещё в квартире, которую он снимал — они однажды были у него на встрече «семьи» — висела огромная — почти на пол стены — карта города со всеми улицами и номерами домов.

Так что Кира хотела попробовать такой метод хотя бы в пределах нескольких остановок.

* * *

— О, да у вас уже два экзамена автоматом было! — удивлённо посмотрел Владимир Викторович, принимая зачётку на экзамене. — Надо было мне об этом сказать.

— Что? Зачем? — рассеянно удивилась такому заявлению Кира, рассматривая перевёрнутые билеты и решая, какой же взять, когда преподаватель «даст отмашку».

— Тогда я бы не стал предлагать вам «хорошо», а поставил бы сразу «отлично» за компанию, — ответил Владимир Викторович. — Ну, придётся сейчас…

— А?.. — только и успела сказать Кира, как преподаватель высшей математики быстро сделал запись в третьей графе.

— Вот. Держите.

Кира забрала зачётку с третьим «отлично» и, слегка ошарашенная, развернулась на сто восемьдесят градусов и вышла из аудитории, в которой проходил экзамен.

— Что случилось? — подбежал к ней Домнин и парочка других студентов. — Ты за минуту экзамен сдала?

— Получается так, — моргнула Кира.

— И что поставили? — спросил кто-то.

— Что глупости спрашиваешь? — огрызнулся Домнин. — «Пять» конечно. Пять же, да?

— Да, — отмерла Кира. — Он сказал, что если бы знал, что у меня уже два «отлично», то тоже автомат бы поставил. И… поставил.

— Блин, везёт же! — фыркнул кто-то.

— Дело не в везении, дубина, — снова защитил Киру Домнин. — Давай, жми руку.

— А? А… Ага, — Кира протянула руку, её по очереди начали пожимать.

— Это… Кира, а ты может, задержишься? — спросил Миша Рыбьяков из четвёрки Щебнякова. — Объяснишь, как вот тут задачу решать? Я что-то совсем запутался…

— Хорошо, объясню, — согласилась Кира.

* * *

С экзаменов Кира вернулась почти к обеду, оказалось, что она хорошо объясняла и народ жаждал консультаций и пояснений. Рыбьяков вышел с четвёркой и сказал, что в билете ему ровно та задача, объяснённая Кирой, и попалась.

— Она мне прям приснилась сегодня, — сказал сияющий Миша, — я вообще ни на что больше тройки не рассчитывал, а тут четвёрка. Слушай, Кира, а ты уезжаешь? Ну когда у нас физика будет? У тебя ж автоматом, да?

— М… Да, автомат. Нет, не уезжаю, — ответила она и народ возбудился.

— А приходи на экзамен, пожалуйста! — попросил Миша, переглянувшись с товарищами.

— На случай если тебе приснится задачка по оптике? — хмыкнула Кира.

— Ну да.

— Ладно, приду, — кивнула Кира. — Всё равно я хотела для альбома хоть пару кадров с какого-нибудь экзамена сделать. Почему бы не с физики.

Парни радостно загомонили.

— Миша, ты же платно учишься? — спросила Кира Рыбьякова.

— Ну да…

— Я слышала, что благодаря такому сильному прореживанию первой группы на нашей специальности ещё несколько бесплатных мест осталось, — Кира пожала плечами. — Возможно, если сдашь эту сессию без троек, тебя переведут на бюджет.

Миша Рыбьяков ничего не ответил, но задумался.

Впрочем, всё радужное настроение испарилось, когда Кира обнаружила в дверях очередное послание, засунутое в щель.

Прошло буквально три дня с их расставания с Митей, а тот завалил её макулатурой со своими и чужими опусами. Открытки с признаниями в любви. Патетические выписки из Ричарда Баха, которого Кира терпеть не могла за глупый пафос. Слезливые записульки по две-три странички, вырванные из тетрадки, с кучей вопросов, сводящихся к «За что мне бедному-несчастному это?». Также записки с обещаниями измениться и просьбами вернуться к нему. Бездарные стихи, где рифмовалось «такой — тобой», «разбито — убито», с описаниями, какая она нехорошая и как ему больно. Даже коллажи с газетными вырезками и его фотографиями, которые больше напоминали письма с угрозами.

Кира забирала, читала и стойко игнорировала. За три дня Митиных опусов собрался пухлый файл. И избавляться от них Кира не спешила только потому, что когда-то мама сказала ей, что надо такие вещи оставлять, на память о юности. Так что она собирала в специальную коробку разные послания от парней со всякими признаниями и мелкими сувенирами. Был отдельный конверт с открытками и письмами Влада. Всеми четырьмя, которые тот ей написал. Были открытки от друга-Мити и партии «Красный Шалун».

Даже Васино письмо с дурацким неуместным признанием попало в «коллекцию». Но Митя за три дня переплюнул всех вместе взятых.

В этот раз квадратик записки был запакован в серую бумагу, перемотанную скотчем. Сверху была надпись, выведенная синей ручкой уже до боли знакомым почерком, — «Моему чуду, которое я потерял». Каждый раз, когда Кира читала эти послания, совесть внутри корчилась в муках. Она как-то не привыкла обижать людей, а Митя несмотря ни на что умел так всё выворачивать, что Кира чувствовала себя ужасно и как будто что-то должной.

Она прошла в комнату и со вздохом вскрыла самодельный конвертик.

Письмо было написано на клетчатых страничках, вырванных из тетради со спиралью. Расправив мохнатые «корешки», которые сама она всегда аккуратно обрезала, когда писала письма, Кира начала читать, разбирая каракули, в которых была куча помарок и перечёрканных слов.

«Кира. Привет. Не знаю, когда ты прочтёшь это письмо, не знаю, когда оно окажется у тебя в руках, но это письмо не потеряет своей значимости